Дикция лицедея Анвара Либабова (33 шипящих и свистящих) не смутила таких режиссеров, как Балабанов, Герман и Мамин. А последние пару лет Либабов целыми днями пропадает на съемках сериала «Литейный», где играет нестандартного профессора. Сам Анвар не любит фастфуд в одежде, а жизнь на грани фрика ему в кайф. И еще он не забыл свою первую профессию ветеринара.
– Судя по тому, сколько вы снимаетесь, режиссеров ваша дикция устраивает?
– Видимо, да. А игра в сериалах дает актеру большой опыт, и сейчас я и говорю лучше, и текст скорее запоминаю, и длинные монологи осиливаю. Сначала же, когда слышал “Камера! Мотор!”, что-то щелкало внутри, зажималось.
– Вот все кричат, что в нашем кино нет хороших сценариев. Это так?
– О, сегодня удачный сценарий даже на отдельное художественное кино – проблема. А уж в детективном формате и при таком количестве серий найти стабильные, качественные сценарии и вовсе нелегкое дело. Поэтому у нас что-то получается удачным, что-то менее удачным. Зато у нас играют народные актеры, любимые. Кроме того, за время съемок “Литейного” сформировалась очень хорошая рабочая группа, профессиональная.
– Вы так рассказываете, что впечатление, будто на съемках все без проблем.
– Почему же! Например, проблема автомобильно-демографическая – очень часто город заставлен автомобилями, и иногда, чтобы была чистая картинка, приходится снимать ночью. К тому же вышел новый закон, который гласит, что объекты съемок в исторической части города, в центре города нужно согласовывать за 45 суток. А на кинопроизводстве это очень сложно. Кто знает, что будет с погодой через 45 суток?
– Вам близки эти криминальные сюжеты сериалов?
– Да я же вырос на Урале в криминальном регионе! Суровый край. У нас на поселке было две зоны, а в городе шесть. Так что криминально-уголовная романтика мне близка. Да уж, там не совсем лучезарная была атмосфера, не самая солнечная. Не санаторий!
– Вас с вашим опытом надо оформить консультантом по детективам!
– Вряд ли биография влияет на специальные знания. Но на эту тему мне не очень хочется много говорить. Вот в сериале я еще окружен животными – у меня игуана и кошка, очень, надо заметить, плодоносная.
– А дома у вас есть животные?
– Раньше была собака. Придем, бывало, в магазин, она ногами на прилавок встанет, понюхает. Ей предлагают всяких навороченных дорогих кормов, а она так нос отводит – пренебрегает. А обожала она наши корма Волосовского комбикормового завода. Такие вонючие! Из мясокостной муки. Половину ее рациона составлял Волосовский комбинат, другую – хэнд-мейд пища: я ей регулярно добавлял требухи, желудки, ливера. Очень она любила рубец крупного рогатого скота. У коров и жвачных четырехкамерный желудок, самая большая камера называется рубец.
Сейчас у нас черепаха и кошка. Черепаха очень любит креветки, а кошка Железяка стопудово подсела на сухие корма, ест “Хилс” для особо чувствительных кошек и проблем с мочеиспускательной системой. Она напрочь на них подсаженная.
– Когда вы про животных говорите, чувствуется ветеринарная жилка. Практикуете?
– Иногда мне звонят, обращаясь за советом. В основном спрашивают про кошечек и собачек, хотя я работал с коровами.
– И вы что советуете?
– Это глупо – лечить по телефону, это не профессионально, и я переадресую звонящих своим знакомым врачам. Но однажды, помню, мы устроили по телевидению розыгрыш – будто бы я вернулся в деревню, а в театр хожу по вечерам в качестве хобби. Мы поехали на ферму. Я там делал прививки телятам (кстати, провакцинировал около сорока телят), было даже оперативное вмешательство во время родов у коровы. Я поразился – руки помнят! И теоретическая база сохранилась, у нас ведь в стране хорошая школа – и научная, и образовательная. Я тогда понял, если вернусь в профессию, навыки восстановятся.
– Не скучаете по врачеванию?
– О том, что ушел из ветеринарии, наверное, не сожалею и не жалею. Помню, когда пришел работать в театр, то долгое время просыпался очень рано – к утренней дойке. И кошмары мне снились – то телята убежали, то у коровы трудный отел, то кто-то отравился.
– Вы говорите, что вам близка восточная культура. Не так давно в фильме Юрия Мамина “Не думай про белых обезьян” вы сыграли восточного человека Ху Пуня, и было впечатление, что восточный образ – однозначно ваш.
– До работы в этом фильме я знал Мамина как одного из лучших наших русских комедиографов и все удивлялся, что это Юрий Борисович снимает кинокомедии, а нас, которые работают с ним в одном, по сути, жанре, не приглашает. Я не то чтобы ждал приглашения, но такое желание – сняться у Мамина – было. И вот меня пригласили. Правда, мой герой Ху Пунь в фильме не говорит ни слова. Но я считаю, что в этом отношении мне очень повезло.
– Почему?
– Весь текст фильма в стихотворной форме. Есть и длинные монологи, которые тоже в стихах, более того, в картине свой ритм, он очень музыкален. И как работают актеры! Говорить, петь, двигаться – гораздо сложнее, нежели молчать, поэтому я считаю, что меня судьба уберегла, ведь сыграть достойно в таком фильме под силу актерам драматического театра, которые работают с текстами, или актерам музыкального театра, которые поют. У меня же нет актерского образования, я не проходил сценическую речь, а моя дикция известна – 33 шипящих и свистящих.
– В финале фильма вы с друзьями висите в воздухе над крышами. Правда поднялись в воздух?
– Очень хотелось бы воспарить по-настоящему! Но наш полет – это чудеса компьютерной графики… Жаль, что фильм остался мало замеченным, видимо, не было денег на его широкую рекламу. Вот я вижу: идут блокбастеры, эти “Дозоры”, какие-то “Роты”, “Киллеры”, “Морква-2”, “Морква-4”. И они так масштабно представляются! У меня в связи с этим есть, конечно, праведный гнев и чувство несправедливости.
Это похоже на историю с фильмом Алексея Балабанова “Замок” по роману Кафки. Это была очень серьезная двухсерийная полнометражная картина, за игру в которой мы с Витей Сухоруковым, сыграв помощников землемера, получили премию “Созвездие” за лучшую мужскую роль второго плана. Должен заметить, что “Созвездие” – это очень престижная для актера премия. Затем, чуть позже я снялся в коротеньких эпизодах в “Убойной силе”, в “Улицах разбитых фонарей”, “Ментах” – в каждом сериале по эпизоду. Так вот, потом, где бы я ни был, зрители говорили не о полнометражном фильме Балабанова, который побывал на множестве зарубежных кинофестивалей, имеет много призов и премий, нет, зритель вспоминал сериалы, эти незначительные эпизоды. Хотя “Замок” показали по телевидению, но прошел он “в понедельник после полуночи”, и, к сожалению, зритель его не заметил. С фильмом Юрия Мамина – аналогичная история. Картина между тем грандиозная.
– Вы заняты и в фильме Германа “Трудно быть Богом”, который…
– …еще и не вышел. Я совсем недавно был на озвучке.
– Его лет десять снимали?
– Примерно так.
– А вы сколько лет в нем снимались?
– Или 5, или 7, пять – точно.
– Кого там играете?
– Слугу Дона Руматы.
– Большая роль?
– Не очень большая, но как сказал режиссер: “Тебя там хватает”. Я фильм не видел и не могу сказать, много ли меня там будет, тут все зависит от монтажа. Помню, я одного продюсера спросил: “Как там дела в театре?” Он ответил: “Касса покажет”. Так и здесь – монтаж покажет.
– После фильмов Балабанова, Германа, Мамина вы не против сниматься в сериалах?
– Сегодня это дает актеру материальную обеспеченность за счет стабильности и долгосрочности. Дает свободу творчества – можно спокойно творить в театре. Кроме того, хотя к узнаваемости и популярности я отношусь с определенной долей иронии, сериалы дают медийность, которая, как ни крути, артисту нужна.
– Часто узнают?
– О, да. У меня же запоминающийся образ, фриковый. Это, конечно, больше не мое, это дано мне. И вот тут моя задача – то, что дано сверху, не растерять, не растранжирить, совершенствоваться, развивать и отдавать то, что есть, во благо людям и во славу Всевышнего.
– Как вы относитесь к тому, что православная церковь лицедейство не очень одобряет?
– Раньше лицедеев вообще хоронили за погостом. Но времена и взгляды меняются. Это – профессия, и мы применяем лицедейство, оставаясь при этом сами собой. Мы же не воруем, это просто наша профессия, и это нелегкий труд.
– Вы нестандартно одеваетесь, у вас необычные машины. Это стиль жизни или дань медийности?
– Мне так нравится. Не то чтобы хочется выделяться среди общей монохромности, некрасочности, не буду говорить “серости”, но одеваться стильно, на грани фрика – мне в кайф. И машины хочется иметь не из “инкубаторского автопрома”, а со своим лицом. Их я выбрал по себе. Один автомобиль – Citroen 2 CV, его еще называют “утенок”, он в стилистике “ретро” и похож на жучка. Вторую машину выбирал долго, выбрал современную – это зеленый Jaguar S-Type последнего выпуска.
– Где подбираете себе одежду?
– И на секонд-хенде, и в бутиках. Когда выбираю, словно примеряю персонажи, характеры. Для меня это маскарад, карнавал.
– Откуда это у вас?
– Думаю, это идет из детства. Помню, мне очень нравились демонстрации, особенно Первомай – шарики, флаги, много празднично одетых людей, веселые лица. На фоне всеобщей непросыхающей серости это выглядело радостно.
– Но сегодня все гораздо веселее, и одежды на любой вкус, и обуви. А вы говорите о монохромности.
– Казалось бы, да – все есть. Но при этом все поразительно помешаны на турецко-китайском формате и стиле “апрашка”. Я это называю фастфуд в одежде. Больше всего мне не нравится, когда все одинаково, когда нет творческого посыла. Очень часто люди не поддерживают свою индивидуальность, внутренний мир, внешние данные, характер и выглядят словно из инкубатора. Они словно закованы в футляр. Но почему бы не выйти из него? Для меня важно авторство. Чтобы через внешнее чувствовалось внутреннее содержание. Себя надо нести в общество.
– Как вы?
– Как я.
