215 лет назад адмирал Александр Шишков написал «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», где изобличил тех, кто «безобразят язык свой введением в него иностранных слов». С тех пор идея очищения языка возникает регулярно. В наше время повсеместных запретов – особенно часто.
Только что Совет Федерации призвал Росмолодежь исключить из названий патриотических игр слово «квест». Руководители Крыма последовательно борются с использованием слов «кофе-брейк», «ресепшн», «месседж» и «хайп».
Правда, на федеральном уровне законопроект о штрафах «за неоправданное использование иностранных слов в случаях публичного распространения информации на государственном языке РФ» четыре года назад Госдумой неожиданно был отвергнут. Но не факт что к этой идее не вернутся.
Первое, о чем следует сказать, – определить, оправданно или неоправданно используется иностранное слово, объективно невозможно.
Например, название страны – Российская Федерация – включает два иностранных слова. «Россия», как хорошо известно, происходит от греческого слова Ρωσσια, которое использовалось в патриаршей канцелярии в Константинополе (там же возникли слова Великая и Малая Россия), а собственно русским является слово «Русь» (см.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1987. Т. III, с. 505). Слово «федерация» – это производное от позднелатинского «foederаtio» – «союз, объединение». Таким образом, название нашей страны имеет греко-латинские корни и собственно русским не является. В переводе на «исконный» название государства звучало бы так: «Объединенная Русь».
Возникает вопрос: оправдано ли иностранное название нашего государства? И если да, то почему? Только потому, что привычно? Ибо какие еще основания могут быть у категории «оправданности», кроме привычки, красиво именуемой исторической традицией, которой в данном случае всего-то 100 лет. Третий Всероссийский съезд советов 1918 года назвал Россию (тогда уже фрагмент Российской Империи, ибо не было Царства Польского, Великого княжества Финляндского, Малороссии и ряда других территорий) по-новому: РСФСР. От этого ленинского названия и происходит нынешняя Российская Федерация. А Ленина мы вроде уже не любим?..
Но если речь идет о привычке, то что может быть субъективнее по определению? Не знаю, какие иностранные слова и в каких контекстах авторы законопроекта хотели бы запретить, но если речь идет о терминологии, связанной с компьютерами или, скажем, с одеждой, автомобилями, экономикой, то тут все определяется скоростью привыкания к новым терминам и способностью их запоминать, т.е. опять же все предельно субъективно.
И вот эту субъективность в оценке оправданности применения иностранных слов нынешняя власть как раз и должна была оценить высоко. Это представляет ей большие и интересные возможности.
Скажем, неумирающей «Pussy Riot» с принятием такого запрета можно было бы вменить в вину неоправданное использование иностранных слов в названии панк-рок-группы и взять штраф в 50 000 рублей, обязав все СМИ использовать только перевод, а с тех, кто не использовал, тоже брать штрафы в указанном размере. На круг вышла бы приличная сумма.
Второе соображение исторического свойства. Строгий адмирал Александр Семенович Шишков в знаменитой книге «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» (1803) обличал тех, кто «безобразят язык свой введением в него иностранных слов, таковых, например, как: моральный, эстетический, эпоха, сцена, гармония, акция, энтузиязм (так! – М.З.), катастрофа и тому подобных» (Собрание сочинений и переводов адмирала А.С. Шишкова. СПб., 1824. Ч. II, с. 23).
Вместо слова «влияние», которое он считал калькой с французского «influаnce», Шишков предложил использовать слово «наитствование», и сделал примечание весьма экспрессивного свойства: «Мне случилось разговаривать с одним из защитников нынешних писателей, и когда я сказал ему, что слово influаnce переведено влиянием не потому, что переводчик не знал слова наитствовать, изображающего то же самое понятие, тогда отвечал он мне: Я лучше дам себя высечь, нежели когда-нибудь соглашусь слово это употребить. Сие одно уже показывает, как много заражены мы любовию к Францускому (так! – М.З.) и ненавистию к своему языку. Какая же надежда ожидать нам знающих язык свой писателей и мудрено ли, что у нас их мало?» (Там же, с. 26).
По той же причине Шишков осудил использование слов «развитие», «утонченный», «сосредоточить», «трогательно», «занимательно», считая их кальками французских слов. Он даже признавал, что к этим словам давно привыкли, но все равно протестовал, призывая использовать слова типа «брашно» (пища), «требище» (жертвоприношение), «рясна» (подвески к женскому головному убору), «зодчество», «доблесть», «прозябать» (Там же, с. 28), в которых он не видел следов французского словообразования и словоупотребления.
И предлагал говорить «гонец» вместо «курьер», «воевода» вместо «фельдмаршал», «плясать в лад» вместо «танцовать в такту», «лицо» вместо «фасад», «писатель» вместо «автор», «бойница» вместо «батарея», «книгохранительница» вместо «библиотека».
Естественно, что у адмирала Шишкова зашла речь и о патриотизме: «Слово зодчий есть настоящее Руское (так! – М.З.), происходящее от глагола созидать*; но ежели бы кто в разговорах сказал: я нанял зодчего строить дом, то верно бы многие нашлись у нас такие, которые бы спросили: ково (так! – М.З.) он нанял? а другие бы с насмешкою сказали: он говорит странным языком! Итак, разговаривая с Рускими и по-Руски, надлежит непременно употреблять иностранные слова: я нанял архитектора строить дом. Сия ненависть к языку своему (а с ним понемногу, постепенно и к родству, и к обычаям, и к вере, и к отечеству) уже так сильно вкоренилась в нас, что мы видим множество отцов и матерей, радующихся и утешающихся, когда дети их, не умея порядочно грамоте, лепечут полурусским языком; когда они вместо “здание” говорят едифис; вместо “меня удивило”, меня фрапировало и проч.» (Там же, с. 224).
* Кстати, согласно М. Фасмеру, слова «зодчий» и «зодчество», действительно, древнерусского происхождения, но восходят к слову «зьдъ» – «каменная стена», от которого образованы аналогично словам «ловчий», «кравчий» (Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1986. Т. II, с. 102 – 103.
«Как ныне смешон и странен покажется тот приезжий, разве из глухой деревни отец, которой с неосторожностию молвит: у меня детей моих грамоте обучает Руской Поп, а воспитываю их я сам. Напротив того, как просвещен и благороден тот, которой с остроумием скажет: как я щастлив! я отдал севодни детей моих на воспитание Францускому Аббату» (Там же, с. 225).
Будь адмирал Шишков сегодня жив, сидеть бы ему в Думе и отстаивать законопроект о вреде иностранных слов.
Третье соображение связано с тем, что проблема бурного поступления в русский лексический ресурс иностранных слов в более общем плане связана с проблемой порчи общенародного языка и его наддиалектной формы – русского литературного языка. Естественно, решаться такие проблемы должны не законами и штрафами, а обсуждениями, попытками повышать общую культуру, правильной речью на ТВ, иногда высмеиванием – например, в тех случаях, когда люди, полагающие себя культурными русскими, не умеют правильно склонять числительные (наиболее распространенная ошибка – наименование года; вместо «две тысячи четырнадцатый год» почему-то говорят «двух тысяч четырнадцатый», первую часть переводя в родительный падеж, а остаток сохраняя в именительном).
Да, меня тоже иногда раздражает, когда люди без нужды щеголяют экзотическими иностранными словами, если можно сказать проще (скажем, «саундтрек» вместо «музыка к фильму», «бейдж» вместо «бирка», «офис клинер» вместо «уборщица»; кстати, «бирка» как «дощечка с зарубками» заимствована из датского и норвежского «birk» – «береза»), но еще более – жуткий бюрократический диалект, канцелярит, которым изъясняются, думая, что говорят по-русски, чиновники и депутаты. Этот безжизненный набор казенных слов – еще большее дурновкусие и опасность (с учетом телераспространения), чем проникновение «иностранщины» (об этом много писал в 1950–1960-е годы Корней Чуковский).
Что же касается иностранных слов, то есть профессиональные языки, термины которых проникают в общенародный, и заменять «рецессию», «эпитаксию», «триггер», «хэштег» или «плеоназм», даже если они проникли в общенародный язык, глупо, тем более что есть возможность узнать, что они означают. Не знаешь – посмотри в словаре, в Википедии, а не кричи о своем незнании. Эти слова в основном переводятся, но только словарные значения не соответствуют значениям современных слов. В переводе с английского «хэштег» – это просто «метка», слово это использовалось в программировании давным давно, но значения у «метки» и у современного «хэштега» эпохи развитого Интернета различные. «Метка» и «хэштег» уже не синонимы.
«Триггер» тоже можно перевести на русский язык, но «собачка замка, защелка, спусковой крючок» не передадут той семантики, которая имеется у «триггера» как электронного переключателя с памятью.
Поэтому проникновение иностранных слов в общенародный язык было и будет. Тем более что с запретом мата некоторые действия вообще утратили обозначения, в результате чего на свет явился уродливый неологизм «сексовать» – квазииностранное слово, которым заменили традиционный русский глагол, соответствующий широко известному английскому «fuck» и менее знаменитому латинскому «futuere». Из этого следует, что бездумные запреты традиционных для общенародного русского языка слов в конечном счете еще сильнее его портят.
А язык матом не испортишь, как кашу – маслом. На мой взгляд, гораздо актуальнее совсем другая порча. У Гоголя не случайно появился в поэме «магазин с картузами, фуражками и надписью: “Иностранец Василий Федоров”». Когда на Почтамтской ул., в центре Петербурга, появляется гостиница под названием «Ренессанс Санкт-Петербург Балтик», то это означает, что к нам приехал «Иностранец Василий Федоров».
Русско-английский суржик стал тотальной модой в гостиничном деле, на этом пародийном языке – «руссо туристо, облико морале» – они только и в состоянии изъясняться. Отсюда нелепый «Амбассадор» на пр. Римского-Корсакова, «Парк Инн Пулковская», «Кортъярд Марриот Санкт-Петербург», «Cronwell Inn Стремянная», «Отель Аве Цезарь на Пушкинской»…
Надо себя совсем не уважать, чтобы допустить в Петербурге этот суржик. Вот с чем надо бороться – с тем, что нелепо. Понятно, что ребята, включившие в название своего заведения Цезаря, не читали Гая Светония Транквилла и не знают, что это всего лишь начало латинской фразы: «Ave Caesar, morituri te salutant – Да здравствует Цезарь, обреченные на смерть приветствуют тебя». Так гладиаторы должны были приветствовать императора Клавдия перед выходом на арену. Хорошее название для гостиницы, не правда ли?
Примеров подобного убогого провинциализма сотни. Вот с чем надо было бы бороться – не штрафами, конечно, а повышением культурного уровня. Уж лучше «пирожковые», «котлетные» и «рюмочные» советского времени.
Михаил Золотоносов
