Скрипач, основатель и дирижер оркестра «Кремерата Балтика» Гидон КРЕМЕР о том, как настоящее отличить от ширпотреба и чем современная музыка отличается от попсовой.
– У вас, как у музыканта, признанного всем миром, какие еще амбиции не реализованы?
– Амбиции больше связаны с юностью. Когда мы в подростковом возрасте, у нас много амбиций. Потом появляется дело, и мы живем им; живем желанием что-то осуществить, кому-то что-то сказать. И пока есть силы, наверное, этого рода амбиции остаются. Я надеюсь, что еще сколько-нибудь лет меня будут посещать идеи и что-то удастся осуществлять, но сказать, что самое важное, – трудно. Каждый новый проект, который я делаю, полностью меня поглощает. Сейчас это спектакль “Быть Гидоном Кремером”. Мы сыграли его уже в Испании и в Швейцарии. Впереди – Вильнюс, Штутгарт, Япония, Китай, Корея….. Этот спектакль рассказывает о судьбе классической музыки в наши дни, о том, как рынок истребляет художественные порывы….
– Вы согласны с этим – что рынок истребляет?
– Я постоянно чувствую, что на подносе нам подают посредственность. Это пугает. Всю жизнь я ориентировался на личности. Всегда восхищался теми художниками, у которых есть почерк, есть самобытность, которых узнаешь из тысячи. А нынче – довлеет посредственность. Одного художника от другого не отличишь, и все выпендриваются как могут, но на самом деле им сказать нечего. Слава богу, и среди молодого поколения есть музыканты, артисты, которые восторгают, которые ищут своего пути.
Мне кажется, самобытность – это очень важно. Я понимаю, что музыканты должны служить воле композитора, а не только себе – я всю жизнь старался быть полезным музыке. Но искать свой почерк, свой путь не только за счет авторов, а служа авторам, – вот доблестная задача.
– Я от многих художников слышала, что им по большому счету нет дела до своего зрителя/слушателя.
– Великий Глен Гульд, когда его спрашивали, нужен ли ему концертный зал, говорил: “разговор с музыкой – это разговор один на один с автором”. Я понимаю, о чем речь. У некоторых артистов действительно есть безразличие к публике. Но это безразличие бывает двух сортов. И одно – негативного свойства: композиторы как бы замыкаются в своем композиторском гетто и пишут музыку для композиторов. Им совершенно не до публики. Я не считаю, что надо забывать о тех, для кого музыка создается, для кого ее исполняешь. Можно в момент исполнения больше всего думать о сочинении, об авторе или о каких-то эмоциональных задачах, тем самым не потакать вкусу публике. Этого достаточно.
Но говорить, что мне все равно, есть в зале публика или нет, – значит кривить душой. Потому что публика так или иначе является сигналом, ответом на вопрос: “кому это нужно”. Есть какое-то желание быть услышанным. Даже в тишине. Это эмоциональный разговор, который не может вестись в комнате наедине с собой.
– Современный российский слушатель изменился?
– Я слишком редко бываю в России. Каждая моя встреча с российской публикой очень важна для меня. Но встречи бывают разными. Иногда мне кажется, что публика изменилась в худшую сторону. Что стало больше потребителей. В то время, когда я жил и рос в России, искусство было внутренней опорой для сопротивления всему тому, что навязывалось людям. Сейчас такое время, когда нужно сопротивляется любой коммерциализации, но в то же время от этой коммерции часто зависит, состоится проект или не состоится. И поэтому есть какая-то идентичность с прошлым: искусство можно погубить не только идеологией, но и деньгами.
Настоящие ценности не те, которые выносятся на площадь, это не ширпотреб, это не то, что пользуется всеобщим успехом. Настоящие ценности – обычно тихие ценности. И вот о таких ценностях говорить или к таким ценностям прикасаться – это то, что меня до сих пор вдохновляет. Приведу пример. Композитор Арво Пярт написал недавно Четвертую симфонию – “Лос-Анджелес” и посвятил ее Михаилу Ходорковскому. Для меня счастье, что я могу вместе со своим коллективом ее исполнить. Потому что в ней есть послание, призыв задуматься.
– Какие композиторы наиболее созвучны современности?
– Очень часто то, что нравится современности, со временем уходит. Россини был популярнее Бетховена. Телеман – Баха. Я не говорю, что Россини или Телеман плохи. Но время любит то, что легко доступно. Очень легко обратиться к попсовой публике и исполнять то, что ей нравится. Не случайно в попсовых кругах всегда говорят о современной музыке, как будто попсовая музыка это и есть современная музыка. Но это заблуждение. На осмысление настоящего требуется время. Макс Фриш когда-то сказал: “телевидение опасно тем, что за 3 минуты может показать самое страшное разрушение, но созидание требует гораздо большего времени. И это нетелевизионное время”. Сейчас назвать что-то особенно соответствующее нашему времени – мне трудно. Даже для оценки подлинно актуального нужно время. Чтобы осадок осел.
Я часто увлекался новыми сочинениями, но одни сочинения приходили и уходили, а другие оставались, но в первый момент – в момент премьеры – часто был большой восторг. Проходило несколько лет, и восторг угасал. А есть вещи, которые устоялись. Мое отношение к Альфреду Шнитке, Софье Губайдуллиной – осталось. Не только потому, что они стали моими друзьями. В их музыке закодировано очень многое. Вот я считаю, что Софья Губайдуллина – очень современный композитор, и Леонид Десятников – современный композитор.
– Есть то, что раздражает в современном мире?
– Меня очень раздражает шум. Шум в концертном зале, шум в самолете, но не от мотора, а от музыки и объявлений. Шум от музыки в ресторане. Я очень боюсь любых шумов, боюсь излишних разговоров, болтливых людей, людей распространяющих сплетни и слухи. Для меня все это требует очищения. Вот с этим мне трудно жить. Наверное, потому что я всему открыт и очень ранимый человек.
Тишина мне очень дорога. Может быть, потому что редко с ней встречаюсь: на сцене в лучших залах и с лучшими партнерами, когда один странствую по свету, в те редкие моменты, когда бываю дома. Раздражает нетерпимость. Мне странно видеть, как много людей в мире опираются в своей жизни на предубеждения и на клише, не желают думать сами, а держатся за то, что им говорят другие. До всего нужно дойти самому, найти свой путь.
– Есть ли что-то, что для вас важнее музыки?
– Не хочу выступать патетически… Мне очень важно и дорого поддерживать тех, кто в этом нуждается: будь-то близкие, коллеги, тяжелобольные… Важно делать свое маленькое добро. Мир я этим не поменяю, конечно. Но если каждый день получается хоть немного что-то делать на пользу другим, то вроде бы и день не зря прожит.
