Когда я вернулся из Эстонии, знакомые лезли с одним и тем же вопросом. Не сильно ли мучили меня эстонские националисты? Успокаиваю тех, кто еще не успел спросить: нет. Я вообще никаких националистов не видел. Мне и нахамили-то за всю поездку один раз. Русская проводница в поезде Таллин – Петербург. Да и то, я уверен, не со зла, а чтобы напомнить: ты, дружок, едешь на родину.
Правда, я находился в Эстонии на положении знатного гостя, изучающего развитие туризма в этой стране. Так уж вышло. Поэтому на объективность не претендую. Что видел – то пою. Возможно, сбивчиво и бестолково.
Немного политики
– Да, русские нас освободили, – сказал мне один эстонец. – Но почему после этого они не ушли?
У меня нет ответа.
А еще одного эстонца спросили, когда было лучше – сейчас или при советской власти. Не я спрашивал, мне бы такой вопрос в голову не пришел. Эстонец походил на сильно пьющего жителя Ленинградской области. Он был то ли моряк, то ли рыбак, а еще – собственник куска земли у озера, на котором располагалось нечто вроде лодочной станции. Наш город он почему-то называл Петроградом.
– Сейчас свобода, – ответил то ли моряк, то ли рыбак. И тут же перестал походить в моих глазах на жителя Ленинградской области. – Но сколько в советские времена салаки ловили! А сейчас салаки считай что нет. Химия, круизные лайнеры – вся грязь в море.
Салаки в Эстонии навалом. Она признана национальной рыбой, что, как мне кажется, говорит о непритязательности народа. Тем не менее, экология – лучшее средство закончить с политикой. Все-таки при одном море живем.
Немного об эстонцах
Я не уверен, что эстонцы любят русских. Я даже не уверен, что я сам их люблю или, на худой конец, хорошо отношусь ко многим. Хотя отношусь к ним – это точно. Короче говоря, “идите направо, а там будет вокзал” – этого больше нет.
Правда, у русских женских фамилий в Эстонии зачем-то отобрали женский род. Нас сопровождала молодая особа, которая по паспорту значилась Эва Петров. По-моему, это неумно. Впрочем, я обещал закончить с политикой. Об остальных нацпроблемах посмотрите по телевизору.
Эстонцы сдержанны и неторопливы. Но в меру.
– Финны похожи на нас. Только они медленнее.
Кстати, на своем языке эстонцы говорят очень быстро. И на английском тоже быстро. Гораздо быстрее меня.
И в отличие от меня они большие патриоты. Маленькая страна. Но в ней все особенное.
Хаапсалувские яблоки не похожи на все остальные. А хаапсалувские грязи пользовал сам государь-император. А еще в этом Хаапсалу самый длинный в Европе железнодорожный перрон. Железная дорога при этом не работает, но это мелочи.
На острове Сааремаа эстонцы совсем не те, что в материковой части. А на соседнем островке Муху – совсем не те, что на Сааремаа. Чем-то они отличаются. Я, по правде сказать, на глаз не приметил и забыл. Съездите – посмотрите (это не реклама). В Эстонии вообще 1500 островов. А в Латвии – ни одного. Это тоже предмет национальной гордости.
С эстонской национальной гордостью я до конца не разобрался. Был такой писатель Юхан Смулл. Председатель Союза писателей ЭССР в советские времена. Автор поэмы “Я – комсомолец”. То есть чистой воды коллаборационист. И памятник ему перенесли из Таллина на хутор, где он жил, а я был. Но все же о том, что этот Смулл – лауреат Государственной премии СССР, а один его роман переведен на русский язык, нам говорили с гордостью. Самое время перейти к языкам.
Немного о языках
В России говорят по-русски. За границей – по-английски. Закон исключенного третьего. В Эстонии он не работает. Как мне показалось.
Мои российские сотоварищи по путешествию все время жаловались, что где-то они заговорили по-русски, и их не поняли. Меня везде понимали. Может быть, лицо у меня абсолютно не оккупантское. Или настолько тупое, что на нем отпечатано незнание иностранных языков. Один раз в магазине я спросил что-то по-английски, а продавщица перешла на русский. Очень было обидно. Можно подумать, они говорят “How much?” без акцента.
Но это я сам довыпендривался. Просто очень приятно начинать говорить по-английски, зная, что, если увязнешь, можно перейти на родной язык.
Зато с эстонским дела обстояли по-другому. В последний день я пошел в банк (по-эстонски — pank) менять деньги. И, как водится, говорю:
– Тере.
То есть – здравствуйте. Тут мне как начали втирать по-эстонски. Пришлось сознаться в своей национальной принадлежности. Но я был счастлив. На пятый день я сумел произнести два слога без акцента. Днем раньше эстонская лошадь, на которой я катался, не понимала, когда я обращался к ней по имени, также состоящему из двух слогов. А еще говорят – сложный язык. Главное – говорить везде “тере” и улыбаться. Ведь оккупанты, как правило, не делают ни того, ни другого.
Немного о туризме
Оказывается, туризм у них развит. И еще как. Я-то думал: кому они нужны кроме нас.
Нужны. Мне повстречались две семидесятилетние голландские старушки и одна испанская журналистка. В Пярну я слушал концерт группы из ЮАР. Говорили, где-то на этих вполне объятных просторах затерялись австралийцы.
Эстонцы делают туризм из ничего. То есть из всего. Ну старый Таллин — это понятно. Красиво. И очень удобно. Пространство – меньше моего купчинского двора. Ресторанов и кафе – больше, чем во всем Приволжском федеральном округе.
Но у них процветает и сельский туризм. Раскручивается и пиарится все.
Упал метеорит. Я из экскурсии так и не понял: то ли семь тысяч лет назад, то ли в 1947 году. Да и не важно – когда. На этом месте строится гостиница. Разумеется, с музеем метеоритики (вроде бы есть такая наука) и двумя каменными медведями ростом метр семьдесят (не знаю, для чего я это запомнил и для чего написал).
Но музеем, разумеется, хрен кого завлечешь. Не беда. Можно придумать легенду. Если оббежать лужу (она же – кратер) – будет счастье. А если купить у бабушки кусочек метеорита – будет потрачено какое-то количество евро и тоже, естественно, счастье. Финны, немцы и безостровные латыши как угорелые бегают вокруг кратера, как будто у латышей от этого появятся острова, а у финнов – дешевая водка.
В Таллине на счастье нужно оторвать пуговицу у трубочиста. По слухам, смекалистые трубочисты по этому поводу застегивают одежду на “молнию”, но пуговицы у них все равно отрывают. Как — не спрашивайте. Таллин — город легенд и загадок. Не буду пересказывать путеводитель.
Есть болото. Обычное. Торфяное. Там прокладываются деревянные настилы и по ним водят туристов. А самым настырным, вроде нас, выдаются пластмассовые приспособления по типу ласт. В них туристы шагают по болоту, вспоминая фильм “Собака Баскервилей”, а те, кто постарше и помеланхоличнее, – “А зори здесь тихие”.
Немного о тоске по родине
Эстония повергла меня в тоску. По родине.
Это моя несбывшаяся мечта. Маленькая балтийская страна. В нашем случае – город. (Это не экстремизм, я ни к чему не призываю – а мечтать, полагаю, никакой закон запретить не может). Страна, которая, может быть, еще не Европа (хоть и член ЕС), но уверенно смотрит именно туда. В то время как некоторые ворочают своей бестолковой башкой во все стороны, глядя на мир с удивлением и злостью имбецила.
Либеральная экономика – тоже моя мечта. В Эстонии 60% лесов – частные. Остальных 40%, как они уверяют, вполне хватает, чтобы собирать грибы и ягоды. А еще в государственных лесах стоят шалашики с дровами. Каждый может воспользоваться. И, видимо, никто не ворует. Что уже даже не мечта, а вообще нечто запредельное.
Собственно, в сельской Эстонии нет ничего такого, чего бы не было в Ленинградской области. По большому счету. Но там почти нет соотечественников. И это – главное. По ним, наверное, скучаешь, если живешь на чужбине. Но если отдыхаешь на чужбине – соотечественники лишние.
Не очень патриотический конец. Но правильный.
Глеб Сташков
