Новая книга Андрея Аствацатурова «Скунскамера», продолжение неожиданно – и для издателей, и для самого автора – ставших год назад столь популярными «Людей в голом», как нельзя лучше убеждает на своем примере, что популярность нужна автору не только чтобы раздавать красивым девушкам автографы, но и для творческой в первую очередь свободы. Главное отличие «Скунскамеры» от «Людей в голом» заметить нетрудно: на обложке теперь нет подзаголовка «роман».
И это полностью соответствует тому, что читатель найдет внутри. Собственно, первая часть трилогии (автор везде рассказывает, что задумал серию именно как трилогию) тоже была не вполне романом. Но рыночные условия заставили аттестовать книгу именно как роман. Теперь же, добившись популярности, Аствацатуров не только освободился от навязанного рынком жанрового определения, но и позволил себе написать книгу еще менее похожую на роман, чем даже “Люди в голом”. Попросту, можно сказать, вызывающе на роман не похожую.
В отличие от первой книги, которая все-таки притворялась текстом с началом, концом, последовательно развивающимся сюжетом, какой-никакой композицией, “Скунскамера” – то, что получается у Аствацатурова лучше всего: собрание веселых историй и анекдотов про детство автора, перемежающихся байками из не столь отдаленного прошлого, про “уже взрослого Аствацатурова”. Композиция – намеренно разболтанная. Сначала нам рассказывают о детстве мальчика Андрюши, о его непростых отношениях с родителями и бабушкой. О том, например, как однажды в детском саду дети слепили из хлеба пистолет и фотоаппарат, а воспитательница устроила показательное разбирательство и пропесочивание (“хлеб – наше богатство”). Или вот история: одна девочка в детском саду все время писалась, и на время тихого часа ей поставили перед кроватью горшок. Другие дети обиделись, что им персонального горшка не досталось, стали подходить и тоже писать в этот горшок. А попало за все про все приятелю автора, которому и пописать-то толком не удалось: когда он подошел, горшок уже был переполнен.
После историй о детском саде рассказчик переходит к воспоминаниям о начальной школе, то и дело переключаясь на куда более поздние события. Но мы-то понимаем (разницы между взрослыми персонажами и детьми почти никакой), что все это нужно для того, чтобы показать: все взрослые – не более чем испуганные дети, которых с детства учили делать “то, что надо”, и вот они послушно это делают, боясь ненароком напортачить и схлопотать нагоняй.
Сам автор на многочисленных презентациях любит подробно объяснять замысел, правда, оговариваясь, что, может быть, в книжке он и не прочитывается, а это он только для себя все необязательные, сложные объяснения придумал. В этом с ним трудно не согласиться: увидеть в книге изображение человека, загнанного в крохотную камеру жизненных обстоятельств, и оттого воняющего подобно скунсу потому, что “впуская в себя чужие идеи, человек начинает дурно пахнуть, а репрессивная культура одновременно защищает”, сумеет не каждый. В то же время книгу гораздо проще прочитать как историю о том, что одни люди с самого детства приспосабливаются к внешним обстоятельствам и условиям, а другие этим обстоятельствам, быть может, дрожа от страха, но противостоят. Так вот: от этих, привыкших приспосабливаться, пованивает – но при чем здесь скунсы и их защитная реакция, решительно непонятно.
