В детстве всех пытались выучить, что Россия – это великая страна, самая большая и сильная, с лесами-полями, горой оружия и добрыми людьми. В городе Череповце меня выучили по-другому.
С самого рождения мне было ясно, что Россия – это помойка регионов, где мой родной Череповец – возможно, самый зловонный пакет с мусором. Из него торчат трубы, из него сочатся тёмные отходы, из него выходят коричневые дымы: всё вокруг источает запах химии, а при въезде в город путешественника встречает не билборд «Welcome to Cherepovegas», а запах сероводорода, сопровождающий заводские выбросы. Это один из самых грязных городов России. Чёрная металлургия и химия – больше о Череповце знать и не нужно. Череповец настолько отвратителен, что даже странствующий видео-урбанист Илья Варламов не снял про него отдельный ролик (по крайней мере к апрелю 2019 года).
Раньше местной достопримечательностью, не считая сероводородной вони, был ярко-розовый снег. Теперь розовый снег – почти легенда. Он перестал выпадать в середине нулевых, когда на заводе закрыли пару цехов. Тогда ещё никто не умел фотографировать на айфоны и выкладывать это в сторис. Поэтому я не могу похвастаться фотографиями розового снега. Но зато есть фотографии местной реки Ягорбы от 2015 года:
Или, если отвлечься от рек и сугробов, можно посмотреть на небо. И увидеть там что-то вроде этого:
Одним из моих любимых развлечений в детстве было разглядывать, где кончается дым и начинаются облака: актуальности это занятие не утратило и в любой момент можно «залипнуть» в череповецкое небо минимум на пару минут.
Однако есть и другой верный признак, что вы в Череповце, а не в ерунде на палке. Признак этот – срочная необходимость уехать и как можно быстрее.
О «билете в один конец» не твердит здесь только ленивый, о переезде мечтает каждый истинный череповчанин, даже об успехах подростков судят по тому, смогли ли они уехать. Сама геолокация располагает к «переезду раз и навсегда» как нельзя лучше: город-завод находится аккурат между Москвой и Петербургом: в ночи езды на поезде до каждого из обоих мегаполисов. Всего за ночь (!) можно оказаться, хоть и в реалиях той же российской свалки, но всё же отличных от недружелюбного Череповца.
На что же променять родной пакет с химическими отходами, припорошённый розовыми снежинками? Разумеется, первая мысль – перебраться в Москву, в самый богатый регион. Притом богатый не ядовитыми ресурсами, а деньгами. Если представить, что какой-нибудь купчина выкинул разорванный чемодан Louis Vuitton, доверху наполненный ценностями, приводящими среднестатистического обывателя-дикаря в первозданный восторг, то этот чемодан – и есть Москва. Забравшись в этот уже переполненный чемодан и наевшись его содержимым до тошноты, можно дальше разнообразить свою жизнь чем-то более возвышенным. Например, поездкой на Северо-Запад: туда, где горы мусора плавно перетекают в загаженные болота.
В Петербург! Это тоже богатое место. Но не деньгами, а культурой. Хотя, бросьте, какая культура? Месяца не проходит, чтобы в Петербурге не обрушили какое-нибудь красивое здание и не построили на его месте какую-нибудь очередную нарядную «Матвиенко в стеклобетоне». И вообще, давным-давно молодёжь влекут в Петербург не Эрмитаж с Петропавловской крепостью и не Пушкин с Бродским, а самые дешёвые в России наркотики (грамм травы – за 500 рублей не хотите?) и комнаты за 6 тыс. в месяц на Каменноостровском (правда, без горячей воды и среди крыс и сумасшедших старых женщин, но зато совсем до недалеко центра, где куча более дешёвых, чем в Москве, и не менее разнообразных развлечений)! Студенту, рабочему и просто нормальному человеку – рай!
Правда, иногда кажется, что град Петров с каждым годом всё дальше тонет в какой-то вязкой и холодной луже, но благодарный череповчанин готов тонуть за компанию, лишь бы не возвращаться назад. С череповчанином солидарны все его соседи по общежитию или грязной коммуналке: и татарин с его чак-чаком, и адыгеец с его Кубанью, и новосибирец со своими мультифорами.
Будем честными, «уезжать скорее» — это не специфика Череповца. Это то, что по-настоящему объединяет регионы России, Урал и Карелию, Поволжье и Сибирь, Владикавказ и Владивосток. Просто в Череповце проблема стоит на порядок острей. И не только потому, что в Череповце – эмо-снег и эко-катастрофа.
Дело ещё и в том, что здесь просто антипатриотично воспитывают.
Ещё в детском саду мне сказали, что слово «родина» в значении «страна, государство» нужно писать с красивой заглавной буквы, а в значении «малая родина, город» – с унизительной строчной. Мне хотелось наоборот. После пары часов в штрафном углу для тупых детей перехотелось. Наказание было строгим не просто так.
Но дальше я стала слышать со всех сторон: «Первое правило жизни в Череповце: никогда не оставайся в Череповце!» «Уехать. Уехать. Уехать!» — то, с чем сталкивается каждый из горожанин с самого детства. Это серьёзная часть воспитания детей, потому что если ребёнок не уедет вовремя, то судьба кассира в супермаркете за 15 тысяч в месяц с кредитом и ипотекой – один из лучших вариантов счастливого будущего. А один из худших и наиболее распространённых вариантов — это металлургический комбинат, рак лёгких, инвалидность, микро-пенсия и просто разбитая жизнь. Любящие родители всегда пытаются сбыть своего ребёнка не с рук, а с города.
Впрочем, череповчане живут вовсе не в том месте, которое можно назвать «город».
Место называют «завод». Сероводородный рай – отсюда и идёт запах тухлых яиц. Двухсотметровые трубы, почти 12 миллионов тонн стали в год. Огромный металлургический завод «Северсталь». Так ещё называется местная, притом не самая бездарная хоккейная команда. Однако даже если бы она стала победителем межгалактической хоккейной лиги, для череповчан «Северсталь» навсегда останется индустриальной альма-матер, которая убьёт и убьёт жестоко, если не уметь от неё бегать.
Любить свой родной город в Череповце нельзя и не принято: это либо дурной тон, либо нравственная слепота. Любить нельзя по простой причине: нельзя любить завод. Завод убил твоего деда, превратил жизнь твоего отца в ад и скоро доберётся до тебя. Сначала вынудит пойти работать на коксохимический комбинат, вскоре лишит зрения, чуть позже подарит инвалидность, а потом сократит безо всякой жалости, не заплатив ни гроша, но подарив туберкулёз. Этой историей родители пугают детей, но это не абстрактная страшилка, а суровая реальность: если будешь плохо учиться в школе, развлекательная программа «колледж-завод-смерть» – гарантирована.
И сам завод, как Большой Брат, напоминает о себе везде каждый день: его трубы видны из любой точки города. Мало кто может сказать точно: завод находится в Череповце или Череповец – внутри завода. От города нельзя спрятаться, как нельзя спрятаться от самого себя: производство кипит в самом центре, производство бушует на окраине, сам горожанин – часть этого производства. Помимо металлургического, есть и другие заводы – например, по производству химических удобрений. Наверное, Череповец – единственный город, где сленговое выражение «химка» означает тяжёлый труд, а не ЛСД-развлечения. Завод – практически единственное место, где можно зарабатывать деньги, на которые реально жить и даже кормить семью.
Легко стать интеллектуалом и полюбить свой город, родившись в местах, где гулял Пушкин, беднел Достоевский и умер от голода Хармс. Попробуйте тот же номер в железном Череповце. На долго ли вас хватит?
Впрочем, отвлечемся от частностей и поговорим о главном: Череповец не имеет ничего общего с черепами и овцами. Это знает каждый череповчанин с пелёнок и никогда не позорится сакрально-овечьими домыслами перед другими череповчанами.
Если не вдаваться в этимологические дебри, то название города имеет древне-вепсское происхождение: «племя на горе» или «село на горе». Хотя всем горожанам это вбито в голову с детства, история родного края здесь мало кого интересует: горожане уже не помнят ни вепсов, ни прочих финно-угров, ни славян, ни какого-либо «славного прошлого». Они помнят лишь урывками то, что давно похоронено под сталью и сплавами, и тяжко вздыхают, почти не веря, что когда-то было иначе. Разве в Череповце мог родиться баталист Верещагин, создавший одну из самых пацифистских в мире картин — «Апофеоз войны»? Разве во время реформы 1861 года городским головой Череповца мог быть благородный и честолюбивый просветитель-управленец Милютин, чей памятник в центре города напоминает всем: история города Череповца это не «История одного города»? Мог ли здесь учиться, жить и творить Игорь Северянин? Разве мог этот город подарить советскому андеграунду Александра Башлачева?.. Это имеет значение для слишком узкого круга лиц, но никак не для города в целом: хотя, казалось бы, этим можно гордиться и хвастаться, как Уфа гордится Шевчуком, а Великий Устюг – Дедом Морозом.
Но Череповец — это не про батальные сцены Верещагина и уж точно не про просвещение Милютина. Самое престижное учебное заведение здесь — военный институт, по окончании которого офицеры уезжают далеко и навсегда вместе с жёнами. Череповец — это не «Время колокольчиков» и уж точно не «Ананасы в шампанском». Уникальная черта города заключается в том, что он абсолютно лишён всякой человечности — просто комбинат по переработке людей-железяк, окаймленный колючей проволокой, на шипах которой подёргиваются живучие менеджеры среднего звена.
Вы никогда не встретите череповецкого отчаяния в Вологде, Великом Устюге, Белозерске и прочих городах области. Поэтому регионалисты, говорящие о некой «вологодской» идентичности – просто придурки, которые никогда не поймут грязный город и сочтут его просто «неприветливым». Придурки, которые даже не знают, что изначально Череповец был в составе Новгородской губернии и больше похож на Великий Новгород, а не на Вологду. Придурки, которые будут выискивать хоть что-нибудь стоящее, хоть какое-нибудь «славное прошлое», вокруг чего можно строить новую череповецкую идентичность со знаком «плюс». Придурки не догадываются, что некоторые города – по крайней мере, Череповец! – самодостаточны в своём хмуром настоящем, а не в «славном прошлом». Память не нужна. Перед глазами – прошлое, настоящее, будущее. И оно – завод и смерть.
Вам никто никогда не скажет серьёзно, что ненавидит Череповец. И я не скажу тоже. Потому что тяжело ненавидеть самого себя по-настоящему и продолжать жить. Уж либо вены режь, либо люби, как есть. И я люблю тоже.
И можно бы вызвать город на дуэль, предъявить ему по понятиям. Сразиться в ближнем бою, вооружившись мечом с именной гравировкой. Да только как попрёшь против опухоли, которая умудрилась въесться в тело задолго до твоего рождения? Как стать обратно нормальным, если за сотню лет кто-то избороздил и перелопатил всё, чтобы ты родился уродом и отщепенцем? Или можно сбежать, сидеть в вечной засаде, ковырять ножиком чужую опухоль, кажущуюся не настолько большой и страшной: стоять в одиночных пикетах в защиту других несчастных, помогать слабым, спасать животных. Можно отсидеться где-то далеко, гулять по городам и странам, забыть, кто ты и откуда. Но от себя не убежишь. А жаль. Как тут забудешь, когда о городе напоминает вообще всё: то яйца у соседа стухнут, то облако проплывёт странное, то розовая вывеска магазина интимных товаров осветит свежий снег.
Дина Тороева, Череповец
