Как мы знаем, полным ходом идет подготовка нового закона, позволяющего религиозным организациям, прежде всего Российской православной церкви (РПЦ), приватизировать профильное имущество, в том числе и памятники культуры. Заявление об этом было сделано премьером Путиным на встрече с патриархом 5 января.
Закон неторопливо разрабатывался с 2004 года экономическим блоком правительства. Основной смысл закона – избавить государство от имущества, которым приходы уже пользуются, передав это имущество им в собственность. Однако его новый вариант убирал всякие препятствия на пути претензий приходов на хранящиеся в музеях коллекции православного искусства.
Cогласно проекту, уже ставшему доступным, любая православная организация может претендовать на любой православный культовый предмет или здание, вне зависимости от того, кому они принадлежали исторически. Никаких ограничений здесь не предусматривалось, а вопросы целесообразности такой передачи и практической возможности конкретных общин сохранить памятники культуры и обеспечить их доступность всем и каждому не ставились. Согласно закону, чиновники просто обязаны передавать имущество по запросам религиозных организаций, если запросы оформлены правильно.
Это вызвало критику как самого законопроекта, так и намерений патриархии им воспользоваться. И в РПЦ вдруг заговорили о необходимости ведения диалога с музейным сообществом и совместном церковно-государственном контроле за состоянием памятников. 9 марта этого года в Москве прошел “круглый стол”, посвященный взаимодействию РПЦ и учреждений культуры, а 10 марта патриарх принял директора Центрального музея древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева Геннадия Попова. В обоих случаях подчеркивалась общая озабоченность сохранением общего национального достояния.
Намечающийся диалог, конечно, надо приветствовать. Однако, как в истории с переходящей дорогу курицей, стоит и присмотреться, что будет происходить, пока курица эту дорогу переходит. То есть обратить взгляд за пределы “круглого стола”.
Это позволяет увидеть, что диалог был вынужденной мерой со стороны патриархии. Подобно тому, как рост общественного недовольства заставляет власть демонстративно обращать внимание на многотысячные митинги в Калининграде или резонансные ДТП в Москве, руководству патриархии было авторитетно предложено успокоить мир культуры.
За прошедшие 20 лет ни о каком диалоге с обществом не было и речи. Представители патриархии просто выкидывали музеи из церковных зданий. Наиболее вопиющим случаем был “рейдерский захват” коллекций Костромского музея-заповедника в Ипатьевском монастыре, который сегодня пытаются представить как самый успешный музейный проект РПЦ. Одновременно реставрация средневековых памятников подменялась евроремонтом, уничтожавшим подлинную старину. В условиях бездействия и коррумпированности органов охраны памятников и правоохранительной системы ситуация с церковной стариной, находящейся в пользовании РПЦ, приобрела драматический характер.
Для ведения диалога подбираются наиболее расположенные к нему люди, готовые услышать противную сторону и предложить устраивающее всех решение. Однако ведут диалог одни люди, а принятые решения будут исполнять совсем другие. И эти другие могут совершенно не разделять просвещенных взглядов “продвинутых переговорщиков”. Максима профессора Преображенского “разруха не на улицах, а в головах” как нельзя лучше описывает ситуацию в РПЦ. Основной проблемой является не отсутствие в патриархии практических и финансовых возможностей сохранить старину, а безответственное отношение к нормам обращения с древними святынями, которые легли в основу современной музейной практики.
Приближенные к патриарху представители епископата, в частности, епископ Выборгский Назарий (Лавриненко) с церковного амвона обвиняет российские музеи в “иконоборчестве”, а прописанные в законе требования к охране древностей именует “изысками”. Архиепископ Рязанский Павел (Пономарев) просто назвал их “глупостью”. Получив требуемые памятники, под многословные гарантии их сохранности и будущего сотрудничества, РПЦ тут же постарается избавиться от музейной опеки, в которой многие видят элемент вмешательства светского общества в дела церкви.
Похожим образом выглядит и позиция патриарха. 23 декабря 2009 года, выступая перед духовенством Москвы, он заявил, что главное в реставрации “это чистота и благолепие храмов”, ни слова не сказав о сохранении древности. Комментируя озабоченность российской интеллигенции, он расценил ее как “попытку вбить клин между Церковью и культурой”.
Созданный на заседании синода в Петербурге 5 марта патриарший совет по культуре отражает ту же тенденцию, вбирая в себя причудливую смесь функций: от музеев до спорта. Охрана старины в РПЦ не воспринимается как важная и самостоятельная проблема. Начавшийся диалог хорошо демонстрирует существующие в РПЦ двойные стандарты. Для “чужих” – сохранность и доступность, для “своих” – чистота и благолепие.
Характерно и назначение ответственного секретаря патриаршего совета по культуре, которым стал московский архимандрит Тихон (Шевкунов), известный своими фундаменталистскими взглядами и фильмом про “уроки византийский истории”, модернизировавшим эту историю под разборки нынешних властных элит.
Собственно, борьба за право интерпретировать российскую культуру и историю и лежит в основе имущественных требований РПЦ в соответствии с принципом, сформулированным Джорджем Оруэллом: “Кому принадлежит настоящее – тому принадлежит прошлое, но кому принадлежит прошлое – тому принадлежит будущее”. Прежде чем решить технические вопросы охраны передаваемых РПЦ памятников, связанные с принятием и реализацией нового закона, общество должно определиться с тем, чего оно хочет от церкви. Здесь есть два варианта.
Согласно первому сценарию, Россия развивается как светское государство, где РПЦ занимает собственное достойное место в гражданском обществе. В этом случае необходимо совершенствовать музейное дело России, вовлекая в него РПЦ. Во втором случае клерикальная партия должна быть поставлена над общественной жизнью, и тогда музеи и памятники стоит принести в жертву амбициям руководству патриархии.
Из числа церковных претензий к российским музеям единственным серьезным обвинением является обвинение в инертности и недоступности их фондов. В случае реализации первого сценария обществу стоит серьезно задуматься, как заинтересовать музеи в изменении экспозиционной политики и демонстрации хранящихся в запасниках коллекций. Пока же предложения крупнейших музеев Петербурга о возможной организации богослужений в Михайловском замке или восстановления интерьера придворного храма в Зимнем дворце выглядят как неадекватные попытки отреагировать на новые угрозы их спокойному существованию, своего рода флэшмобы.
Подведем некоторые итоги. За 20 лет церковной свободы РПЦ так и не создала ни одного серьезного церковного музея. За 20 лет не была создана общецерковная система охраны и контроля за христианской стариной. За 20 лет руководство РПЦ ни разу публично не выразило озабоченности массовым разрушением культурного наследия России, никто из духовенства, замеченный в уничтожении церковной старины, не был примерно наказан. И пока ничто не говорит о серьезности намерений патриархии и патриарха изменить ситуацию внутри РПЦ, связанную с отношением к древности.
Конечно, происходящее существенно отличается от классического флэшмоба, поскольку увязано со вполне материальными интересами РПЦ. Однако определенная спонтанность начальных мероприятий, свидетельствующая о растерянности в патриархии, и неочевидность намерений, которые пока лишь приводят общество в замешательство, позволяют сравнить происходящее с типично российским культурным явлением – розыгрышем, каковым и является всякий флэшмоб.
