На афишах фильма «Милые кости» значится: «От создателя “Властелина Колец”». Это для Питера Джексона такое же проклятие, как Штирлиц для Тихонова. Его фильмография навсегда обречена делиться на раннюю и позднюю, «до» и «после». И тут ничего не поделаешь.
“Властелин Колец” и вправду изменил историю кино, – не искусства, так промышленности, – нравится это кому-то или нет; доброй половиной кинорепертуара мы вот уже десять лет как обязаны влиянию джексонова опуса. Что он такого может снять, чтобы превзойти себя былого? “Гаргантюа”? “Божественную комедию”? “Батрахомиомахию”? “Да он может больше и вовсе ничего не снимать!” – впору воскликнуть щедрому поклоннику, почитающему пожизненную праздность за Гран-при. Но тут поправка. Режиссер, который позволил бы себе ничего не снимать после “Властелина Колец”, не смог бы снять “Властелина Колец”. Профессионал может перестать работать, не может перестать творить художник. И еще поправка. Экранизация Толкиена стала для Джексона пиком карьеры – но не пиком творчества; и до нее, и после снимал он фильмы и сложнее, и совершеннее. Вот хоть “Милые кости”, например.
Сюжет нового фильма Джексона прост до незамысловатости и запутан до непересказываемости. Повествование ведется от лица главной героини, 14-летней девочки Сьюзи (Сиерше Ронан), которая спокойно и счастливо живет со своей семьей в небольшом пенсильванском городке. То есть живет она в этом городке примерно первые полчаса фильма; затем ее насилует и убивает живущий по соседству маньяк.
Что не мешает ей продолжать вести повествование и дальше – уже из некоего междумирья (которое Джексон не собирается называть чистилищем), в котором она оказывается и из которого наблюдает за всем происходящим. Впрочем, особо ярких событий больше и не происходит (за исключением положенного финального саспенса): семья страдает и распадается, маньяк нервничает, полиция бездействует, а жизнь течет себе дальше. И, кроме все того же финала, это – весь сюжет фильма. Который длится, между прочим, больше двух часов.
Конечно же, есть тут всякие перипетии, коллизии, нагнетания, подозрения… Но эффектных, крутых, на 180 градусов (или хотя бы на 150) разворачивающих сюжет событий – ни единого.
Ну, появляется однажды на пороге бабушка покойной – экстравагантнейшая Сьюзан Сарандон, которая энергично берет бразды правления в свои руки, заливает мыльной пеной всю кухню, тушит окурки где ни попадя, – в общем, демонстрирует непробиваемую витальность. И снимай “Милые кости” не Джексон, а какой-нибудь безымянный голливудский поденщик, то именно бабушка, сверхживое воплощение беззаконной американской мечты, предприняла бы решительные усилия по обнаружению маньяка, а семья, воссоединенная торжеством закона, выстроилась бы рядком у могилы Сьюзи в погожий воскресный денек, и все бы приобнялись… Но Джексону героиня Сарандон нужна не для того, чтобы из банального сюжета вычитать мораль. У него есть своя тема, вот уже двадцать лет звучащая из фильма в фильм (и “Властелин Колец” не исключение) – громче, тише, проще, изобретательнее; порою без изысков, всегда без фальши. И кроме нее, Джексона вряд ли что интересует.
Тема эта сложна; более того, тема эта печальна. Впервые Питер Джексон в полный голос изложил ее в “Небесных созданиях” – фильме 1994 года. В том фильме две девочки-подростка так крепко сдружились меж собой, так истово уверовали в созданный ими прекрасный сказочный мир (с замками, принцессами и рыцарями), что родители и учителя всерьез забеспокоились о моральном, да и психическом их здоровье. Тогда девочки, чтобы им не мешали, убили мать одной из них. Глупую, пошлую мещанку, неспособную понять высокие поэтические идеалы своей дочери… Едва ли не самым страшным в “Небесных созданиях” было то, что поставлен фильм был по реальным событиям. Да, собственно, обе те девочки живы до сих пор. Одна из них вот уже тридцать лет детективы пишет. Говорят, хорошие.
С “Милыми костями” “Небесные создания” менее всего роднит фигура девочки-подростка. А более всего – измышленный, ирреальный, неподлинный мир, который тогда стал причиной убийства, ныне же – его следствием. Джексон – кинематографист, и рассказывает он о столкновении иллюзий с реальностью. Недаром в начале уходящего десятилетия именно он прослыл революционером цифровых технологий; они понадобились ему, чтобы создавать этот ирреальный мир во всей его немыслимой красе.
Но то, что для человека попроще послужило бы одноразовым выбором, для Джексона – неразрешимая проблема, постепенно дорастающая (и в “Милых костях” уже почти доросшая) до трагедийного масштаба. Иллюзия прекрасна, восхитительна, и в замкнутом пространстве экрана – или человеческой души – или необитаемого острова, как в “Кинг-Конге” – она несет, кажется, одно лишь счастье и умиротворение. Но стоит ей перейти границы, отделяющие ее от подлинной реальности, как смерть и разрушение следуют за ней по пятам.
Всей нежностью и щедростью своей любви одарил Джексон своего Кинг-Конга — но кровопролитие, устроенное тем в Нью-Йорке, вызывало оторопь своей жестокой откровенностью. Мир, придуманный девочками из “Небесных созданий”, завораживал своим совершенством; сцена матереубийства, снятая в документальной манере, заставляла ежиться и видавших виды критиков. Питер Джексон занимается кинематографом, искусством иллюзий, и говорит он о том, что здесь нет правды или лжи, вины или невинности, – есть лишь ответственность.
В “Милых костях” Джексон рассказывает эту же историю. Но трикрат сложнее: ему уже под пятьдесят, пора от преферанса переходить к таро. Вот пример. Нежно любимый Сьюзи папа и безумный маньяк в чем-то похожи: они оба любят мастерить небольшие вещицы, оба тратят на это уйму сил и времени, оба стремятся в этом к совершенству. Папа мастерит корабли в бутылках, маньяк – кукольные домики. Разница между ними лишь в том, что маньяк примеряет свое ремесло на реальную жизнь, строя уютные ловушки для девочек. Лучший монтажный стык фильма – когда маньяк демонстрирует полицейскому, как в его кукольном домике открывается дверь в подвал, а в следующем кадре открывается дверь в подвал в доме Сьюзи.
Проблема человека, который возомнил себя творцом, богом и хозяином чужих судеб, не в том, что ему это не удастся, – а в том, что может удаться. Творец иллюзий Питер Джексон от фильма к фильму по капле выдавливает из себя творца. Описывая творцов злодеями и нелюдями. Не оставляя зрителям шанса поддаться искусу.
Один из самых страшных кадров в “Милых костях” – когда Сьюзи в своем междумирье идет по берегу моря, по которому плавают папины бутылки с кораблями; папа же, впав в уныние и отчаяние после ее гибели, разбивает одну бутылку за другой, и их острые осколки свистят вокруг его любимой дочери.
Нельзя выпускать наружу, в Большой мир, то, что дарит тебе счастье и покой: таков урок фильмов Питера Джексона. Нельзя путать Мир и Дом. Нельзя делать мир объектом для своей фантазии – ад будет следовать за ней.
Джексон конструирует своего маньяка по образцу Амели из знаменитого фильма – той, что весь мир превращала в кукольный домик. Воображение человеческое сильно, как Кинг-Конг, и разрушительно, как Кольцо Всевластия. И никакие проникновенные оды духовной свободе, никакое Верховное Право Творца не могут оправдать распавшиеся скрепы, за которыми – убийство матери, резня, устроенная гориллой в Нью-Йорке, домики для малолетних куколок и Око Мордора, выжигающее все живое.
Ключевым для режиссера кадром “Властелина Колец” было долгое, замедленное падение Горлума с обретенным Кольцом в огненную лаву. На личике Горлума, получившего свое Сокровище, – выражение абсолютного счастья; за кадром – тихая, просветленная, гармоничная музыка. Фиктивный, цифровой персонаж воссоединяется с мифическим, иллюзорным артефактом. Прах к праху; живым остается жизнь. “Вот я и дома”, – последнюю, самую важную реплику Толкиен и Джексон отдали персонажу, у которого с фантазией было туговато.
