День сурка в Баргузинском заповеднике

Как считают сурков на берегах Байкала

Китайская мудрость гласит: гору нужно мерить не ее высотой, а тем, так ли она красива, чтобы привлечь к себе дракона. Баргузинский хребет идеально подходит под это описание. Горы тут, конечно, не самые высокие, но дракон уж точно мог бы в них поселиться, а его покой никто бы не посмел нарушить. Вот уже более 100 лет в этих местах заповедный режим, влияние человека на природу сведено к минимуму, а время здесь, кажется, и вовсе остановилось. Войны, революции, смена власти — все это будто легким ветерком пронеслось мимо верхушек вековых кедров и бесследно прошло, ровным счетом ничего в природе не изменив.

  • Перевал Доппельмаира — восточная граница Баргузинского заповедника

«Наверное, 100 лет назад местные тут передвигались с такой же скоростью…» — говорит Андрей Разуваев, старший научный сотрудник ФГБУ «Заповедное Подлеморье». Его рабочий УАЗ «Патриот» не быстрее гужевой повозки переваливается с кочки на кочку по центральной улице поселка Усть-Баргузин. Мы медленно движемся от здания дирекции в сторону Забайкальского национального парка. Зона туристическая, но туристов сегодня нет — по всей Бурятии объявлен двухнедельный локдаун в связи с распространением коронавируса. На дорогах стоят посты, но у нас задание государственной важности: учет краснокнижных видов животных.

В начале XX века благодаря своевременному вмешательству государства в промысловые дела от тотального истребления удалось спасти известного на весь мир своим мехом баргузинского соболя. Тогда Департаменту земледелия в Санкт-Петербурге был представлен проект обследования соболиных районов Российской империи с целью организации особых охотничьих территорий. А уже в конце 1916 года по материалам экспедиционных работ старшего специалиста по прикладной зоологии и охоте Г.Г. Доппельмаира указом Николая II был учрежден первый в стране заповедник — «Баргузинский». Правда, уже на следующий год с политической карты мира исчезла вся страна, но заповедные границы при этом чудом удалось сохранить.

  • Баргузинский соболь (фото из архива ФГБУ «Заповедное Подлеморье»)

Из воспоминаний Зенона Сватоша, участника первой баргузинской экспедиции: «Только в первые два года деятельность заповедника протекала с достаточной полнотой и интенсивностью. В этот период времени был произведен целый ряд подготовительных работ: прорублены тропы, построены дома, поставлены опыты с разведением соболя в неволе». Однако вскоре без средств к существованию стража разбежалась, соболиный питомник пришлось ликвидировать, а территория подверглась систематическому
расхищению и браконьерству.

Когда помощь со стороны государства окончательно перестала поступать, в историю вмешалась сила человеческой личности. Зенон Францевич и другие члены байкальской экспедиции посвятили свою жизнь природоохранному делу, год за годом выполняя титанический объем полевых и лабораторных работ. К середине 1930-х годов заповедник свою первоначальную задачу выполнил: популяция баргузинского соболя была восстановлена. Сегодня именем Сватоша назван теплоход, курсирующий вдоль заповедных берегов Байкала, а в Зоологическом музее Петербурга до сих пор хранятся ценные экспонаты, собранные им для Академии наук.

Всего каких-то пять часов неспешного хода на «Сватоше», и к вечеру меня с моим походным рюкзаком высаживают в Давшинской бухте. Закаты на этом берегу особенные. Каждое мгновение кажется неповторимым — невозможно отвести фотоаппарат. «Людей здесь нужно снимать, а не природу», — усмехнулся сопровождавший меня госинспектор. Я вдруг на секунду представил, как более века назад неподалёку отсюда, в бухте Сосновка, с парохода «Святой Феодосий» на берег сходили «первооткрыватели» из Петербурга: вероятно, их взгляд был точно так же прикован к золотистой глади воды. Память об этих людях хранят лишь немногочисленные черно-белые фотографии из архива Музея Природы в Давше.

  • Теплоход «З. Сватош» в рейсе

Давша — центральная усадьба заповедника. Сейчас здесь располагается полевая база сотрудников отдела охраны и научных работников. Когда-то в лучшие времена это был целый поселок на государственном попечении и с развитой инфраструктурой: магазином, школой, клубом и даже своим аэродромом, откуда регулярно совершались рейсы в близлежащие населенные пункты. Однако с распадом Советского Союза финансирование поселка прекратилось, и люди стали отсюда уезжать. К концу 90-х заповедник почти полностью перешел на вахтовое и экспедиционное функционирование. Сегодня на улицах Давши проще встретить медведя, чем человека. Передвигаться без специального сопровождения опасно для жизни.

Впрочем, для многих туристов такие дикие места обладают особой привлекательностью. Провести один день в Давше, искупаться в термальном источнике, пройтись по экологической тропе дорогого стоит, и желающие всегда найдутся. При этом на местной метеостанции уже целый год не могут найти смотрителя на постоянный оклад, а заповеднику при достойных условиях труда и стабильной зарплате днем с огнем не сыскать новую рабочую силу. «Романтикой сейчас никого не купишь», — говорят между собой госинспекторы.

В Давше я встретился с териологом Вадимом Козулиным. Он пришел в заповедник 6 лет назад как волонтер, и теперь в тайге он ориентируется лучше, чем у себя дома в Улан-Удэ. Хорошая физическая подготовка и сибирское здоровье — важные преимущества для его профессии. Учет краснокнижных видов животных входит в его основные обязанности.

  • Вадим Козулин, териолог ФГБУ «Заповедное Подлеморье»

«Сейчас на грани исчезновения находится прибайкальский черношапочный сурок — marmota camtschatica doppelmayri, названный в честь руководителя первой соболиной экспедиции, — рассказывает Вадим Козулин. — Для ученых это почти детективный сюжет: на старейшей особо охраняемой природной территории при загадочных обстоятельствах исчезает животное, которому вот уже много лет ничего не должно угрожать».

Всего на территории нашей страны обитает 3 эндемичных подвида черношапочных сурков: якутский, камчатский и прибайкальский. Последний — наиболее уязвимый, он включен в Красные книги Российской Федерации, Республики Бурятия, Забайкальского края и Иркутской области. Несложно догадаться, что характерной особенностью для всего вида является наличие в окраске ярко выраженного темного пятна на голове, издалека напоминающее черную шапочку. Активные период жизни этого грызуна — всего 3-4 месяца, остальное время он проводит в спячке.

  • Черношапочный сурок (фото из архива ФГБУ «Заповедное Подлеморье»)

Зенон Сватош в материалах баргузинской экспедиции отмечал, что тарбаган (так в народе называют сурков) хоть и не пользуется той же популярностью у охотников как соболь, но среди промысловых зверей занимает не последнее место: «Тарбаганьим промыслом занимаются исключительно тунгусы… Мех тарбагана, хоть и не отличается высоким качеством и не ценится высоко, но зато он тепел, легок и довольно красив… Падения цен на тарбаганьи шкурки не приходится опасаться: за последние годы цены на пушнину значительно поднялись. Не все шкурки идут на рынок. Небольшая часть их, а главным образом подпаль и шкурки молодых остаются на месте: тунгусы шьют из них «дошки» (верхняя одежда, мехом наружу) и шапки. Кроме шкурки, тарбаган доставляет тунгусам еще и мясо, которое тунгусы употребляют охотно в жареном и в вареном виде. Мясо очень жирно, вкусно, но обладает специфическим запахом. Жир тарбагана применяется тунгусами, как лекарство (им традиционно лечат заболевания легких) и для смазки ружей».

Впоследствии Зенон Францевич предложил ряд мер по регулированию промысла тарбаганов во всем Забайкалье. Создание ООПТ в этих краях также должно было положительно сказаться на сохранении данного подвида, но этого, как мы видим, не произошло.

На следующий день мы с Вадимом отправились в гости к суркам. Живут эти животные в каменистых россыпях верховьев рек Баргузинского хребта. Добраться сюда можно только на вертолете или пешком по звериным тропам. Визуальный учет особей проводится ежегодно на специальных мониторинговых площадках — всего их по заповеднику шесть.

Чтобы дать общую оценку численности популяции, учетчику необходимо преодолеть более 100 километров дикой тайги, включая несколько горных перевалов, и посчитать фактическое количество сурков на заданных участках. Для точности обход площадок совершается утром и вечером. В среднем на это дело уходит почти месяц полевых работ в зависимости от погодных условий.

«Чтобы учитывать сурков, нужно стать сурком», — шутит Вадим. В самом деле, чтобы добиться достоверного результата необходимо на протяжении всего учетного времени вести образ жизни весьма схожий с сурочьим: в плохую погоду прятаться в укрытии, а в хорошую — греться на солнышке. И по возможности не попадаться на глаза медведю.

Результаты обхода в этом году по-прежнему неутешительные: сурки обнаружены в скромном количестве лишь на 3-х площадках. В самых популярных местах обитания нами впервые были установлены фотоловушки для круглосуточного фото- и видеонаблюдения. Дистанционные технологии в изучении животного мира используются уже давно, этот метод широко себя зарекомендовал. «И все равно надежнее блокнота с ручкой пока еще ничего не придумали, — говорит Козулин. — Фотоловушка — вещь, безусловно, полезная, но нужно учитывать слишком много факторов перед ее монтажом». Нам, например, пришлось провести почти неделю в поисках оптимального места для установки стационарного наблюдения за сурками. Крепеж, ракурс, свет — все имеет значение.

Изучением прибайкальского сурка занималось не одно поколение видных ученых — у Баргузинского заповедника на этого грызуна собрано подробное научное досье. Несмотря на то, что данный подвид уже не первый год находится в Красной книги России, у государства нет такого же «шкурного» интереса в сохранении этих животных, как в случае с баргузинским соболем более 100 лет тому назад. Если говорить о промысле, то патроны сегодня стоят дороже, чем сурочья шкурка на рынке, поэтому рассчитывать на разведение этих животных в частных питомниках, очевидно, не стоит. К тому же у сурков дурная слава: считается, что они переносчики чумы, хотя на самом деле это в большей степени касается степных собратьев — на тех, кто обитает высоко в горах, по уверениям специалистов, эта напасть не распространяется. И все же в соседней Монголии, где степных тарбаганов традиционно употребляют в пищу и охотой на них не пренебрегают, случаи заражения бубонной чумой регистрируются почти каждый год. В зоне риска граничащие Тыва, Алтай и Забайкальский край — там регулярно принимают превентивные меры по борьбе с этой смертельно опасной болезнью.

По своей миловидности черношапочный сурок вполне мог бы соперничать с излюбленными символами заповедного Байкала — соболем и нерпой, но в силу необъяснимых причин особого внимания к себе не привлекает. Возможно, ему не хватает пиара, а может быть, повлияла плохая репутация его монгольских родственников. Так уж вышло, что миссия по спасению этих очаровательных созданий выпала на плечи одного человека. Вадиму Козулину в этом году исполнилось 29 лет. Когда участники первой соболиной экспедиции высадились в 1914 году на северо-восточном побережье Байкала, самому старшему из них Георгию Доппельмаиру на тот момент было 34 года, Константину Забелину — 29, а Зенону Сватошу — 28. Это были молодые, амбициозные, полные энтузиазма люди. Вместе им удалось сохранить природное наследие Российской империи и Советского Союза. Хватит ли энтузиазма у Вадима повторить подвиг пионеров заповедного дела и не допустить исчезновения редкого зверя, можно будет узнать спустя годы.

Олег Галикаев

Фото автора