Движение «Русь Сидящая» продолжит работу, хотя фонд «Русь Сидящая» и будет закрыт – его счета арестованы из-за трудового спора с петербургским правозащитником и экс-сотрудником фонда Динаром Идрисовым. Об этом сообщила директор благотворительной организации Ольга Романова в эфире «Эхо Москвы».
Невский районный суд Санкт-Петербурга обязал фонд «Русь Сидящая» (на самом деле название фонда другое – более длинное) восстановить Идрисова на работе и выплатить 1,3 млн рублей компенсации.
Идрисова уволили почти год назад за прогул. На своей странице в Facebook Ольга Романова рассказала, что Идрисов «просто не ходил на работу, не делал ничего, но главное – брал деньги за защиту», чего благотворительная организация делать не должна. Кроме того, Ольга Романова подчеркивает, что история с Динаром Идрисовым возникла не просто так и выгодна «понятно кому».
На обвинения со стороны «Руси Сидящей» и поддерживающей его общественности «Городу 812» ответил сам Динар Идрисов.
– Объясните – вы действуете самостоятельно или за вами, как говорит Ольга Романова, кто-то стоит?
– Сегодня я был в двух прямых радиоэфирах «Эха»: петербургском и федеральном. В радиоэфире федерального «Эха» после меня комментировала конфликт Ольга Романова, и она неожиданно для многих заявила, что фонд продолжит свою деятельность в полном объеме по всем своим программам, но в новом качестве. Таким образом, старый фонд как юридическое лицо закрывается, а деятельность продолжится в ином качестве. Возможно, без создания юридического лица.
Удивительно, но это означает, что никто из получателей помощи фонда пострадать не должен, как и не должны лишиться своих средств доноры данной помощи, жертвователи. Зачем тогда следовало так громко дезинформировать общество и прямо натравливать на меня негативное общественное мнение?
Вопрос не совсем риторический. Еще Ольга Романова фактически исключила мою субъектность, заявив, что я действую очевидно не самостоятельно, осознанно или нет. Все это очень печально, поскольку продолжает линию войны, а не предложенного мной неоднократно мира. Последний теперь практически исключен, о чем я сильно сожалею.
– Основная претензия фонда «Русь Сидящая» и, в частности, Ольги Романовой заключается в том, что вы брали деньги за юридические услуги подопечным фонда, а поводом к увольнению стал прогул. Вы согласны с этими обвинениями?
– Прогул как дисциплинарное нарушение может возникать у работников, у которых определено рабочее место, а часы работы привязаны к этому рабочему месту. Это всё указано в трудовом договоре: работник должен быть в таком-то месте в такие-то часы. Когда у работника указано в трудовом договоре, что у него дистанционный режим, разъездной характер работы, то в таком случае рабочего места у работника нет. Если у него определён дистанционный режим работы в городе Санкт-Петербург, а он в рабочий день, не имея оформленной командировки или отпуска, вдруг оказывается в Майами осваивать сёрфинг, то здесь могут быть вопросы. Конечно, какие-то разумные контрольные возможности у работодателя всегда есть. В моём случае из-за специфики фонда был прописан дистанционный режим работы на территории Российской Федерации. Даже если бы я уехал во Владивосток и оттуда по каким-то причинам выполнял работу, например, поехал на зону, то моё отсутствие на условном рабочем месте не означало бы прогул. Слова Ольги Романовой о прогуле опровергаются двумя фактами. Во-первых, я настаиваю на том, что трудовой договор, который я заключил с фондом 15 февраля 2018 года (этот факт не отрицает ни одна из сторон), был срочный без указания конкретного места работы. Они утверждают, что договор был бессрочный и с указанием места.
– Как такие споры тут могут быть – достаточно прочитать, что написано в трудовом договоре.
– Трудового договора нет. Я отдал его тогдашнему директору Алексею Козлову, он отвёз его в Москву, и мой экземпляр так и не вернули. Они утверждают, что нет ни одного экземпляра и что его забрал Козлов при увольнении. Козлов это отрицает. У меня даже нет фотографии договора. Я настолько доверял людям, что решил не фотографировать и ждал, пока договор вернут. Моей помощнице, например, он пришел, а мне почему-то не пришел.
Но я не вижу в этом изначально злого умысла. Скорее всего, в 2019 году этому стало причиной низкое качество делопроизводства в фонде, но после обращения мной за разрешением трудового спора в суд представление суду настоящего договора было принципиально не выгодно фонду. Суд обязывал фонд представить, но они представлять его не стали, заявив об утрате, как и первоначально переданной моей трудовой книжки.
– То есть, нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть то, что договор, как вы утверждаете, был срочный без указания места работы?
– Об этом стороны спорят. Ольга Романова утверждает, что договор был бессрочный с указанием места работы. Допустим, было так, как они говорят. Но очевидно, что офис «Руси Сидящей» в Санкт-Петербурге на Владимирском, 14, помещение 18Н был арендован 5 апреля 2018 года, то есть, не ранее, чем через полтора месяца после заключения договора со мной. Это значит, что в момент заключения договора со мной адрес моего рабочего места просто не мог быть указан. Это никак объяснить сторона ответчика не может. Офис этот находил я, я же готовил договор заключения аренды, и это помещение по-прежнему используется. Рабочим местом этот офис для меня не являлся, там было рабочее место моего помощника, тогда это была Анна Клименко, которая сейчас возглавляет обособленное подразделение в Санкт-Петербурге. Я в этом офисе работал, когда мне было необходимо с кем-то встретиться из клиентов. Часто Анна была там, скажем, с 12 до 17, а я приезжал туда в 18 часов или позднее – встречался с кем-то из посетителей вечером. По-разному бывало: днём мой разъездной дистанционный характер работы подразумевал, что я большую часть времени проводил вне офиса и не обязательно в Санкт-Петербурге.
Ольга Романова, директор фонда «Русь Сидящая»:
“Многие спрашивают, почему «Русь Сидящая» закрывается из-за решения Невского суда Питера. Не проще ли собрать деньги, заплатить, чего там кто хочет, и работать дальше.
Нет.
Поясняю.
Сначала про то, почему необходимо Русь Сидящую именно закрыть…
1) То, что нам присудили выплатить – это не штраф. Это решение о выплате денег человеку, у которого нет счетов – Динар Идрисов под банкротным управлением, он задолжал 60 млн рублей. То есть это означает, что счета Руси Сидящей будут арестованы несколько месяцев… Мы просто не продержимся еще полгода вообще без всего. Поэтому мы оставляем наш Фонд – пусть добивают…
2) Нам присудили выплатить нашему бывшему сотруднику Динару Идрисову 1 млн 281 тыс руб, и, возможно, это только начало… Нельзя платить вымогателям и шантажистам, тем более краудфандинговые деньги. Почему суд так решил, я догадываюсь…
3) Почему такой человек у нас работал. Ну, это мой личный косяк. Я ему верила, несмотря на то, что меня сто раз предупреждали. И я не знала про банкротство, узнала в его первую зарплату. Да, зарплата у Динара была максимальная – 92 тыс руб в месяц. У нас никто столько не получает и не получал. Моя зарплата 10 тыс руб в месяц, минус налоги 30 процентов как нерезидента… Сумма в 92 тыс рублей была прописана в гранте Еврокомиссии, который мы получили три года назад и закончили программу в минувшем феврале. Это был грант на мониторинг состояния мест лишения свободы в РФ. Кто-нибудь знает о вкладе Динара в мониторинг? Вот и я нет. Он просто не ходил на работу, не делал ничего, но главное – брал деньги за защиту… Мы – благотворительный фонд. Мы не берем денег с наших подопечных…
4) Нет, мировую нам никто не предлагал. Динар Идрисов предлагал отозвать судебный иск, если мы выплатим ему деньги и восстановим на работе. Моральный вред он тогда оценил в один рубль. Но остальное – ровно в те же деньги, что и сейчас. Нет, мы не платим вымогателям.
Дело не в Динаре, он повод. Нас давно прессуют. Третье уголовное дело в отношении нас сейчас возбуждено. Меня выдавили из страны, фонд преследуют.
Пусть добивают тот фонд, который попал к ним в зубы. Это история про ящерицу и её хвост. Мы оставили хвост в недружественных зубах и пошли дальше…
Конечно, мы продолжим работать.
Мы работаем, мы не остановились ни на минуту…”
(Полностью комментарий Ольги Романовой – тут).
Продолжаем разговор с Динаром Идрисовым.
– Ольга Романова обвиняет вас в том, что вы «брали деньги за защиту», что категорически запрещено. Вы когда-нибудь получали деньги от клиентов?
– Я никогда не брал денежные средства у клиентов «Руси Сидящей» за оказанные услуги. Наоборот, я, возможно, из правозащитников больше всех инвестирую в правозащиту личных денег. Как теперь знает вся страна, я имел довольно большие доходы и расходы в предыдущие годы. Вопрос «Брали ли вы деньги?», который мне задают, в этом случае неправильный. Мы постоянно у кого-то берём деньги и кому-то их отдаём, но получение денег от клиентов в качестве оплаты услуги фонда, тем более пожертвований в адрес фонда, которые бы не были переданы фонду, я категорически отрицаю, воспринимая такие обвинения как попытки причинения ущерба моей репутации и давления на меня в трудовом споре.
– Скажем так, платили ли вам лично за защиту? Адвокат «Руси Сидящей» Леонид Абгаджава утверждает (см. тут), что вы даже писали объяснительную после получения денег от клиентов фонда.
– Да, такая объяснительная есть. Большая часть денег, о которой говорит Леонид, была передана мне в рамках публичного сбора средств для оплаты меры пресечения в виде залога Владимиру Иванютенко, в том числе была сумма от супругов Шитик. Указанные суммы были отражены в публичном отчёте на моих страницах в социальных сетях. Вопросов к ним нет и быть не может. Также Эдуард Шитик передал мне однажды 5 тысяч рублей в качестве материальной помощи после того, как в начале октября 2018 я обнаружил два порезанных колеса у своего автомобиля прямо у здания суда, куда я приехал по его просьбе. Он простоял на домкрате прямо там несколько дней. Эдуард Шитик сам предложил мне помощь, и я от неё не отказался по причинам безденежья в тот момент.
Имел место и перевод денег на телефон, который также не являлся платой за работу. В один из дней, когда я собирался в спецприемник, чтобы навестить там арестованных Шахназ Шитик и Владимира Иванютенко, у меня закончились деньги на телефоне, поэтому, общаясь через Telegram с Эдуардом Шитик, я попросил положить его мне на телефон 500 рублей для возобновления услуг связи, что он любезно сделал в качестве личной материальной помощи. Все эти моменты я подробно разъяснил в объяснительной, лишь фрагмент из которой цитирует Леонид Абгаджава.
– Вы не раз говорили о том, что прогул – это лишь повод для увольнения. В чём тогда, по-вашему, причина?
– Причина – разногласия в правозащитных подходах между мной, Ольгой Романовой и Алексеем Федяровым, который формально не является сотрудником или руководителем фонда, но де-факто исполнял обязанности исполнительного директора. Фонд занимается ведь не только и не столько правозащитной, сколько просветительской и гуманитарной помощью. Меня в свою очередь интересовало расширение направлений и акцентов на правозащитную деятельность фонда, в том числе судебных практик. К сожалению, в правозащите много людей, именующих себя правозащитниками, но таковыми не являющиеся и воспринимающие свою деятельность как возможность реализации других целей, не всегда неблаговидных, но других. На фоне разногласий нам стало понятно, что дальнейшее наше сотрудничество стоит под вопросом и по окончании действия моего контракта мы вряд ли найдём точки соприкосновения для дальнейшего сотрудничества. Однако вместо того, чтобы цивилизованно завершить сотрудничество по срочному трудовому контракту, который должен был закончиться в феврале 2020 года, мне было предложено после ряда инсинуаций с господами Шитик покинуть команду, немедленно уволиться по собственному желанию, хотя я не видел к этому никаких поводов и полагал, что все эти претензии Шитик инспирированы самим фондом, чтобы создать формальный повод к претензиям в мой адрес со стороны руководителей фонда.
– Суд первой инстанции обязал фонд выплатить вам компенсацию зарплаты, то есть 1 миллион 280 тысяч рублей, а также моральную компенсацию 15 тысяч рублей. Ольга Романова утверждает, что эти деньги фонду придётся платить вам с пожертвований, а вы утверждаете, что они грантовые. Поясните, пожалуйста, этот момент.
– Деятельность «Фонда помощи осужденным и их семьям» (это название самого юридического лица, «Русь Сидящая» – это бренд) осуществляется в рамках определённых программ, которые декларирует фонд. Это могут быть программы правозащитные, просветительские, исследовательские, гуманитарные и так далее. В 2017 году Алексей Козлов, тогдашний директор «Руси Сидящей», совместно с одним из основателей «Руси Сидящей» Ольгой Романовой, вероятно, достигли предварительной договорённости о том, что «Русь Сидящая» сможет претендовать на получение гранта от Совета Министров Европы на мониторинг пенитенциарной системы Российской Федерации сроком на два года. В рамках этой грантовой задачи была сформирована программа создания юридических клиник на территории России – в Петербурге, Москве, Ярославле и Новосибирске, которые через оказание безвозмездной правовой помощи осужденных, их семьям и иным лицам, пострадавшим в результате помещения в места лишения свободы, смогут собирать информацию о текущем положении соответствующих мест. В рамках уставной деятельности подразумевалось, что мы консультируем соответствующие категории граждан и оказываем правовую помощь пострадавшим от лишения и ограничения свободы в тех же офисах. Зарплата руководителей и помощников руководителей юридических клиник была заложена в грант Еврокомиссии сроком на эти два года.
Мне предложили возглавить юридическую клинику в Санкт-Петербурге, и я по ряду причин на это предложение согласился. Моя зарплата 92 тысячи рублей грязными – примерно тысяча евро чистыми на руки – была заложена в сумму гранта на, как я предполагал, два года. Пролонгация соглашения была возможна в случае заключения нового гранта или на усмотрение моего работодателя. Например, фонд продлил соглашение с руководителями других юридических клиник в этом году после того, как в феврале финансирование по гранту закончилось и финансирует их деятельность за счет текущих пожертвований на счета и кошельки фонда.
– Так зарплата, которую вы должны были получать до февраля 2020 года, была частью гранта или выплачивалась из пожертвований?
– Да, мы делаем вывод, что та зарплата, которую я получал в период с 15 февраля 2018 года и условно должен был получать до 15 февраля 2020 года – это была зарплата из средств грантодателя. Дело ещё в том, что российское законодательство не может разделять деньги фонда по категориям. Грант – это те же самые деньги фонда. А миллион 300 тысяч – это заработная плата вынужденного прогула по день судебного решения.
Справедливости ради подчеркну, что, поскольку судебное решение состоялось 26 июня, деньги с 15 февраля до 26 июня 2020 года – это деньги, сформированные не за счёт гранта. Именно по этой причине, предлагая мировое соглашение на первом заседании, я просил признать незаконным факт увольнения, восстановить меня на работе и дать возможность завершить работу по проекту. Либо достичь какого-то соглашения, но явно не на основании «прогула». Такое предложение влекло бы выплату зарплаты за несколько месяцев и моральной компенсации в один рубль. Предложение не было принято, прошёл год.
– Ольга Романова утверждает, что вы мировую не предлагали ни разу.
– На последнем заседании перед уходом судьи в совещательную комнату я вновь сделал предложение заключить мировое соглашение с условием, что фонд выплатит мне зарплату ровно по период окончания действия моего срочного контракта, который они не признают как срочный, а сумма морального ущерба в таком случае составит 1 рубль.
У меня было ещё одно условие – они признают незаконным увольнение, восстанавливают, далее увольняют по истечении срока действия контракта или по соглашению сторон, восстанавливают трудовую книжку, которую они потеряли, и публично дезавуируют обвинения в мой адрес, которые меня дискредитируют как правозащитника и человека.
Весь 2019 год меня преследовали то Правозащитный Совет Санкт-Петербурга, то различные люди, действовавшие в интересах «Руси Сидящей». Всё это было откровенно неприкрытой травлей, но я на это реагировал исключительно в защитной манере и ни разу не допустил за два года никаких негативных высказываний в адрес фонда и Ольги Романовой. Я был уверен, что эмоции пройдут и фонд посчитает нужным со мной урегулировать отношения, а не превращать ситуацию в публичный конфликт таких масштабов. Именно поэтому, оставляя сумму выплат зарплаты именно в рамках гранта и уменьшая притязания на компенсацию морального вреда до 1 рубля, я пытался показать, что я готов примириться на условиях, которые не являются абсолютно выгодными для меня и не посягают на пожертвования лиц, которые должны быть использованы фондом по целевым программам его деятельности.
– Но на данный момент счета «Руси Сидящей» арестованы в связи с судебным решением по вашему трудовому спору, и получать пожертвования для фонда затруднительно. Вы этому рады?
– Обеспечительные меры по аресту счетов «Руси Сидящей» мной могли быть инициированы в момент подачи иска в июне 2019 года, но я таких целей не преследовал. Я, кстати, знал о существовании лишь одного счёта. Ходатайство об аресте было подано в ноябре, когда «Русь Сидящая» впервые заявила о планах закрытия программ и возможно фонда в целом, невозможности выплатить мне зарплату, поскольку грант к моменту судебного решения будет израсходован. И тогда было подано ходатайство об аресте около 750 тысяч рублей – задолженности по зарплате за период вынужденного прогула на тот момент.
Тогда, кстати, фондом были опубликованы призывы переводить деньги на неарестованные счета и кошельки. Мой комментарий как юриста – эти призывы, мягко говоря, незаконные, это уход от исполнения определения суда, наложившего арест в сумме требований на все имуществе и все денежные средства фонда. Что касается электронных кошельков – я вообще не планировал просить суд наложить арест на электронные кошельки фонда и его руководителя для приема пожертвований от физических лиц.
И даже в июне 2020 года я подал ходатайство лишь об увеличении размера обеспечительных мер до 1 миллиона 270 тысяч с указанием только трёх расчетных счетов, о которых объявила Романова. Я посчитал, что арест всех трёх счетов исключит претензии государства по поводу предыдущего уклонения от исполнения решения суда к ответственным работникам фонда, к которым у меня не было претензий.
– А к кому у вас претензии?
– На данный момент у меня претензии к Ольге Романовой, Алексею Федярову и Леониду Абгаджава, поскольку они распространяли заведомо недостоверную информацию обо мне, а Леонид в последнем судебном заседании даже допустил неявные, но угрозы в мой адрес. Угрозы звучат и от сторонников Ольги Романовой в социальных сетях, там идет настоящая травля.
– Почему вы увеличили сумму моральной компенсации до 8 миллионов 740 тысяч? Очевидно, что эта сумма гораздо более серьёзная, чем тот 1 миллион 300 тысяч, которые вы требовали в качестве компенсации зарплаты.
– На момент подачи иска я не работал примерно три месяца – это две-три заработные платы. Поскольку у меня не было доказательств срочности контракта, из чисто юридических и прагматических целей размер морального ущерба был обозначен суммой заработных плат до окончания действия контракта. Но я, хорошо зная судебную практику, понимал, что российский суд никогда не удовлетворит компенсацию больше 100 тысяч рублей. А так обычно бывает пять или десять. В моём деле, например, прокурор просила три тысячи. На тот момент это был единственный способ показать объём притязаний, и я всегда говорил представителям фонда, что мой интерес – получить заработную плату до окончания срока действия контракта как компенсацию досрочного его расторжения. Соответственно, объём моральных притязаний мог быть уменьшен до рубля. Претендовать на средства жертвователей я не считал себя в праве, как и не ставил целью поставить фонд в затруднительное финансовое положение.
– А в чем состояли ваши моральные страдания? Почему девять миллионов?
– Этому есть причины. На протяжении всего периода с момента увольнения люди, действующие в интересах «Руси Сидящей», преследовали и травили меня, устраивали кампании по моей дискредитации. Неблаговидность и сложность всей жизненной ситуации я почувствовал, когда вся моя семья оказалась заперта дома на месяц, болеющая ковидом. Я – как человек, на иждивении которого двое детей и престарелая мать, вынужден был искать где-то деньги по друзьям, не мог получить оплату по больничному листу, испытывал серьезные затруднения в приобретении дорогостоящих лекарств для семьи. Испытав не только моральные, но и физические страдания, я увеличил сумму моральной компенсации в 10 раз без перспективы её удовлетворения исключительно для демонстрации позиции об увеличении морального вреда, причиненного незаконным и необоснованным увольнением из фонда. Повторюсь, после увеличения суммы до почти 9 миллионов я предлагал фонду ее тут же уменьшить до 1 рубля, заключив мировое соглашение на устраивающих обе стороны условиях, достигнуть их путем переговоров. То есть, я не только никогда не рассчитывал получить такую сумму от «Руси Сидящей», но и не имел никаких шансов на ее получение.
– То есть, вы эту сумму получить не рассчитываете?
– Да, я не рассчитывал получить столь значительную сумму от «Руси Сидящей», хотя она является обоснованной в качестве компенсации причиненному мне моральному вреду. Однако, она отражает лишь мое желание продемонстрировать фонду и обществу, что с момента увольнения организация десятикратно увеличила тот моральный вред, который она мне причинила самим увольнением и последующим диффамационным преследованием, травлей.
Российская правоприменительная система в принципе не допускает присуждения таких компенсаций морального вреда работникам, чтобы не создать прецедент. У нас не прецедентное право, но всё же.
– Люди, вставшие на защиту фонда, подозревают вас в том, что путём получения от «Руси Сидящей» в общей сложности около 10 миллионов вы рассчитывали покрыть собственную задолженность по кредитам – около 57 миллионов рублей.
– 8-10 миллионов не покроют мои долги в рамках банкротного производства. Тем более, эти долги частично обеспечены активами, просто находящимися под арестом. Поэтому мое банкротство физического лица практически не зависит от споров с «Русью Сидящей», хотя оно пострадало от незаконного увольнения, но теперь развернуть ситуацию очень сложно, меня ждут значительные убытки.
– Беспокоит вас тот факт, что «Русь Сидящая» может пострадать по вашей вине? А как же люди, которым фонд помогает?
– Объем денежных поступлений в фонд составляет от 3 и более миллионов в месяц. И сумма 1 миллион 300 тысяч не может дестабилизировать деятельность юридического лица фонда, если только нет других проблем, о которых мы не знаем. Если люди, которые жертвуют деньги фонда, так обеспокоены его возможным закрытием, то им стоит задать и правильные вопросы в адрес фонда. В том числе, задать вопрос об объёме поступлений средств на все счета и электронные кошельки, объеме и структуре их расходования, а также почему законные притязания незаконно уволенного сотрудника фонда ставят под вопрос существования фонда в целом.
Ольга Романова часто говорит об отчётности, но, если заглянуть на сайт фонда, то понять, сколько денег получено, сколько израсходовано и на что конкретно, вы не сможете. Представьте, если люди, которые жертвовали много лет фонду пусть даже не последние деньги, узнают, что шли они на что-то другое, и Идрисов тут ни при чём.
Для меня всё это было сложным моральным выбором, и я в итоге пошёл защищать свои права, потому что я честно работал, никого не предал и не обманул. Считаю, что попытки выписать некоммерческой организации – фонду – индульгенцию на нарушение трудовых прав своих работников исключают дискуссию о правозащитной сущности фонда. Мы живем в империи лжи, если правда в том, что не только государство, но и правозащитники врут друг другу и обществу, раскроется, то это, конечно, печально, но, увы, необходимо. Нельзя победить чуму, если не перестать врать всем.
Анастасия Беляева
Что-то хорошее делал Динар Идрисов?
Екатерина Богач, филолог:
– После моего участия в акциях за освобождение узников Болотной, Динар Идрисов несколько раз безвозмездно помогал мне защитить себя от обвинений за участие в несогласованных мероприятиях и оказании сопротивления сотрудникам правоохранительных органов.
Светлана Левина, филолог, один из основателей Альянса гетеросексуалов и ЛГБТ за равноправие:
– У меня нет времени на сетевые срачи, и до меня мало что долетает. Но очередной виток скандала вокруг Динара Идрисов долетел. И вот тут я выскажусь.
Боже сохрани принимать хоть какую-нибудь сторону в оппозиционных спорах. У меня есть мнение и о процедуре увольнения, и о ее оспаривании в судебном порядке, и много о чем. Но это неинтересно. А интересно то, что многие из тех, кто счел нужным заклеймить Идрисова, ни в чем, кроме позиционных боев диванного значения, не замечен. В отличие от Динара, которому я благодарна за помощь – и в отделах полиции, и в судах, и в избирательных комиссиях. С меня и моих ближайших товарищей, кстати, он никаких денег не брал.
Без драк хорошие люди, к сожалению, не могут, и я не кину камень, например, в Правозащитный совет: они, как и Идрисов, делом занимаются, во всяком случае.
Но остальные – катить бочку и обзываться казачком, гнидой и т. п. будете тогда, когда хоть паре человек сумеете помочь.
