Дмитрий Грызлов: «Лучше маленький сам, чем большой зам»

Продолжаем серию разговоров «Наследники» – с потомками известных музыкантов, ученых и политиков. Их рассказы о детстве, семье, привычках родителей бывают крайне интересными.

Сын экс-спикера Государственной думы, посла России в Белоруссии с удовольствием вспоминает свое пионерское прошлое. О том, как его отец начинал заниматься бизнесом, своем увлечении журналистикой и почему продолжает собирать модели кораблей, он рассказал в интервью «Городу 812».

 

«Все было очень по-советски»

– Дмитрий, вы помните, что отвечали в детстве, когда вас спрашивали: кем хочешь стать?

 – Всегда отвечал: «Моряком – как дед». Когда в детском саду у меня были конфликты, говорил: «Вот сейчас мой дед с кортиком придет в военной форме и покажет вам». Хотя к тому времени он уже умер.

Он очень уважал военную форму. У меня до сих пор хранятся все его кители и награды, и дубликат кортика. Тот, с которым он воевал, находится в Военно-морском музее.

Дед был безумным любителем пива, и ходил за ним в форме.

– Зачем?

– Герои Советского Союза обслуживались без очереди. К нам во двор приезжала бочка с пивом, он надевал форму и говорил: «Адмирал пошел за пивом».

– Вы были домашним или дворовым мальчиком?

– А и то, и то. Не могу сказать, что меня как-то ограничивали в свободе, но «Дима, обедать!» из окна было.

Как-то надо было взаимодействовать с местной шпаной, ее стало чуть больше к девяностым, но с этим как-то повезло, район, наверное, такой был. Как-то раз только подрался из-за девчонки.

– Можно сказать, что вам повезло родиться и жить на Старом Невском?

–  Собственно говоря, эта квартира и сейчас принадлежит нашей семье. В ней мои прабабушка, прадедушка и бабушка пережили блокаду.

Эта квартира осталась родовым гнездом, в ней стоит прабабушкино пианино, хранится дедушкина библиотека.

– Ваш отец в советское время руководил профкомом крупного предприятия?

– Сначала он работал инженером.  Вместе с мамой он учился в Бонч-Бруевича, там они и познакомились, на свадьбе подруги. После распределения оказались в одном НПО – «Электронприбор», папа был инженером, а мама в отделе кадров.

В конце восьмидесятых он действительно возглавил профком этого предприятия.

– По советским меркам большой пост. Это как-то отразилось на быте?

– Он был абсолютно рядовым советским. Из вещей, которые можно было бы назвать роскошью, скорее всего, были прабабушкины, еще дореволюционные. Старинная мебель, пианино начала прошлого века. Может быть, и сама квартира, все-таки старый фонд. В остальном всё было советское.

Мой дед был сильный и волевой человек. К сожалению, он умер, когда мне было пять лет.  Он был контр-адмирал  и Герой Советского Союза.

Бабушка до конца дней вела домовую книгу, куда записывала зарплаты родителей и расходы. На общественных началах еще работала в общественной приемной председателя Смольнинского исполкома. Так она занимала себя. Пока она была в исполкоме, к нам приезжала другая бабушка, папина, нянчилась с нами.

Все было очень по-советски.

–  И воспитание?

– Бабушка была беспартийная, а родители членами партии. У нас дома были книги Маркса, Ленина…

В школе я был председателем совета отряда, а перед самым закатом пионерской организации был рекомендован в председатели совета дружины. К сожалению, до этого не дошло. Я с теплотой вспоминаю то время и даже с гордостью.

Помню, как мы классом ходили в старшие группы детских садов – с флагом, горном, барабаном. Мне сначала доверили горн, и я пытался научиться на нем играть дома. Правда, через несколько дней бабушка сказала: «Что хотите делайте, но чтобы этого горна больше в доме не было».  Тогда мне дали барабан. С ним оказалось попроще, я быстро его освоил. Помню, как мы шеренгой с горном и барабаном шли по улице.

– Школа была обычной?

– Самая обычная. 167-я на Херсонской. Она и сейчас существует.

В пионеры тогда принимали в три захода: сначала отличников, так сказать, боевой подготовки, потом «хорошистов», и последнюю очередь тех, кого надо было просто принять.

Меня принимали с первого захода. Это было 23 февраля и, несмотря на ангину, я пошел. Когда после приема стали фотографироваться на «Авроре», около пушки, я был единственным из класса, кто снял верхнюю одежду. Одноклассники потом смеялись: «Ты был единственный дурак, который разделся». Я им ответил, что они ничего не понимают. Представляете, как это выглядело: замерзшая Нева, город в снегу, а у меня развивается красный галстук. «А вы все в шапках с помпонами и закутанные», – сказал я.

– Красивая картинка.

– Хорошая. Я очень гордился, что меня приняли в пионеры, вел пионерский дневник, куда записывал песни, истории пионеров-героев.

Один из классов соседней школы был назван в честь моего деда, и к нам домой часто приходили пионеры. Бабушка угощала их мороженым. Для меня, тогда еще октябренка, это было счастьем, потому что оно и мне перепадало.

– А приходили-то зачем?

– Бабушка рассказывала им про деда, его подвиги, показывала фотографии.

– Сами приходили или просто формальность такая была?

– Сами, волоком никто не тащил. Им на самом деле было интересно.

Кстати, когда слышу про то, что тогда что-то заставляли, вспоминаю, как меня заставляли учиться играть на фортепиано. Вот это я действительно терпеть не мог, но была замануха.

Мой дед очень любил музыку и в молодости самостоятельно научился играть на фортепиано.  Когда мама была маленькая, он ей сказал: «Научишься играть, подарю золотые часы». Мама не научилась, но такую фишку предложили мне: «Сыграешь «Лунную сонату» – подарим дедовские золотые часы».

– И что, подарили?

– Я не доучился, но кусок сонаты и сейчас, наверное, могу сыграть. Руки помнят.

У меня была безумно строгая учительница, армянка Анна Макаровна.  Она нещадно лупила меня линейкой по рукам, заставляя ставить руку под яблоко, чтобы руки красиво смотрелись.

Иногда я занимался на рояле в школе, иногда она приходила к нам домой. Для меня это было мучением. Поскольку она приходила, когда родители были на работе, а бабушка в общественной приемной, то я начал втихаря выкручивать пробки, чтобы не работал дверной замок.  Получалось так, что дома никого нет, и она, позвонив, уходила. Потом мой фокус раскусили, и я получил за это дело.

–  В вашей семье были традиции собираться на 7 ноября, Новый год, приглашать гостей?

– Бабушка с дедушкой были очень гостеприимными. Я до сих пор общаюсь с детьми тех, кто приходил  к ним. По какому случаю приходили гости я уже и не помню, но запомнил, что бабушка безумно вкусно готовила. Я в своей семье не позволяю супруге готовить, делаю все сам, кроме выпечки. Всегда наблюдал, как бабушка готовит, все ингредиенты помню глазами, мне рецепты не надо читать.

Столы всегда были вкусные, но я не помню, чтобы кто-то пил крепкие напитки. Всегда были благородные настойки. Дедушка, например, очень любил «Спотыкач», сливовую настойку.

У нас был секретер, советский такой, и в нем стояли бутылки с разноцветными этикетами. Но на стол их никогда не ставили, переливали в графинчики.

А гости были разные, но я почему-то не помню, чтобы это были друзья мамы или папы.

.

Часы от Патрушева

– Ваш отец учился вместе с Николаем  Патрушевым в одной школе?

– Не просто учились, а сидели за одной партой с первого по десятый класс.

– Наверное, часто бывал у вас в гостях?

– В последний раз он был у нас в мой день рождения, тогда он был министром безопасности Республики Карелия. Я запомнил, потому что он мне часы подарил с гравировкой «От министра безопасности Республики Карелия».

В советское время мы чаще встречались, наши дачи были рядом. В основном, мы с папой бывали у него в гостях. Кстати, дача совершенно обычная, в ней до сих пор его брат живет. Ничего примечательного в ней нет, обычная такая каркасно-щитовая.

Я с его детьми в песочнице валялся, играли. До сих пор помню, у меня была такая пластмассовая ракета, за три рубля, ее можно было накачать насосом для велосипеда, и она взлетала. Дядя Коля тогда работал в каком-то районном отделении КГБ, но тогда я этого не знал. Он был для меня просто папин друг, одноклассник. Мама дружила с женой Николая Платоновича Леной.

– Дома было принято говорить о политике? Может, что-то обсуждали?

– Я хорошо помню праздники 7 ноября. Почти каждое. Потому что по Невскому шла демонстрация. Каждое утро в четыре час боковые улицы перекрывали поливальными машинами, у каждой парадной вставало по два милиционера, и выйти можно было, если ты участник демонстрации.

Один-единственный раз мне удалось с папой побывать на Дворцовой. У нас был пропуск на трибуны, беленький такой, на нем были ордена Ленина, Трудового Красного Знамени.

Политика дома не обсуждалась, но бабушка смотрела все передачи, связанные с партией. До последнего года существования пионерской организации за двадцать пять минут до уроков наша классная руководительница проводила политинформацию – рассказывала про задачи партии, пленумы ЦК и так далее.

Но мне почему-то больше нравилась тогда техника.

– Это вас отец к ней приучил?

–  Скорее, сам – под влиянием деда. Он, например,  разбирал и собирал часы. Еще сам построил дачу, на которой  провел все свое детство. К слову, когда началась борьба с «оборотнями в погонах», ее подожгли. Она сгорела.

Спустя несколько лет нашел старые чертежи деда и построил точную копию того дома. Внутри, естественно, все современное, но внешне – один в один прежний вид. Каждый год в день ВМФ я поднимаю на балкончик два флага – Андреевский и советский, а на коньке висит флаг корабля, на котором в войну служил дедушка, он его сохранил.

– Кто из родителей оказал на вас большее влияние?

– Бабушка и дедушка в первую очередь, потому что папа и мама работали. Папа мог уделять мне внимание только в выходные. У нас были два варианта. Или мы ехали к его сестре, у нее была безумно уютная квартира в старой-старой хрущевке. Помню, там еще была табличка «Квартира образцового содержания». Или ехали на Васильевский, в здании Биржи были павильоны ЛенЭкспо, и аттракционы. Мне нравился круговой картинг, еще залипал на автомате «Морской бой».

– Вам в какой-то степени «повезло» – школьное детство  пришлось на развал Союза. Переживали по этому поводу?

– Я последним в своем классе снял пионерскую форму. На меня уже пальцем тыкали. Это было уже после путча в августе.

Помню, как в тот день мы с родителями поехали купаться на озеро в поселке Сосновый, там у нас была дача. Едва свернули на проселочную дорогу, навстречу нам бежит соседский пацан лет двенадцати. У нас была Волга-24, и в открытое окно он крикнул папе: «Дядя Боря, дядя Боря! Горбатого скинули!». Потом мы увидели БТРы на трассе, которые Собчак не пустил в город.

Я долго не понимал, что случилось, и до сих пор ностальгирую по тому времени. Понимаю, что не все было хорошо, не все правильно, но то, что мы получили в виде рыночной экономики… Знаете, когда слышу сегодня «Там воруют.. там украли…», мне хочется сказать: «Вы хотели рыночную экономику, вот и получите».

– Вы сказали, что у вас была «Волга». Дорогой автомобиль по советским меркам. Значит, семья была хорошо обеспеченной?

–   У папы был горбатый «Запорожец», он его купил с первой зарплаты, кажется. А «Волга» была дедовская, она нам по наследству досталась. Он получил ее по очереди, как Герой Советского Союза. А мы после этой «Волги» еще стояли в очереди на покупку «Москвич 2141», но так и не дождались, как и холодильника, на него тоже была очередь.

– А как проводили отпуск? Куда ездили?

– Никуда. Вообще никуда. Единственный раз поехали, когда мне было лет двенадцать-тринадцать, к друзьям родителей в Ростов-на-Дону. Но больше трех дней мы там не задержались.

В Ростове я выклянчил купить мне ружье для подводной охоты. Меня с детства тянуло ко всему, что связано с техникой, и сейчас тянет, но я никогда не читал инструкций. Тогда умудрился прострелить себе руку тем самым подводным ружьем, и меня среди ночи повезли в больницу с воткнутым гарпуном.

Отпуск был испорчен, и мы быстро уехали, зато я с гордостью вернулся в школу, потому что у меня была справка из ростовской больницы, в которой было написано: «стрелянное ранение». Рука была перебинтована, и девочка ахали, парни завидовали. Это казалось круто.

В основном лето проводил на даче с бабушкой. Родители приезжали на выходные. Я и сейчас живу там же, в Сосновом, правда, построил новый дачный дом.

.

«Тогда у меня появилось желание заработать»

– Ваш отец сразу после развала Советского Союза стал заниматься бизнесом?

– Это было в 1991 или 1992 году. Помню, как в тот вечер он пришел гордый, и сказал: «Я зарегистрировал свою фирму». Само слово «фирма» звучало как нечто выдающееся.

Хотя мама начала заниматься бизнесом раньше, вместе с бабушкой они открыли курсы по переподготовке кадров – мама отвечала за набор студентов, бабушка – за бухгалтерию.

Отец положил на стол уставные документы, и я прочитал название фирмы БОРГ. «Папа, почему ты ее так назвал?» – спрашиваю. «Здесь зашифровано Борис Грызлов». «А ты не пробовал читать название в обратном порядке? Фирма с названием наоборот ГРОБ долго не протянет».

–  Ваш прогноз сбылся?

– Да, просуществовала она недолго. Он вместе со своим братом, дядей Володей, пытались закупать китайскую продукцию в Благовещенске. Но папа никогда не был предпринимателем.

– Вас готовили к семейному бизнесу?

– Школу я закончил в девяносто шестом, и сразу стал принимать активное участие в работе «Центра переподготовки руководящих кадров и специалистов», так называлась тогда мамина фирма. Налаживал первую локальную компьютерную сеть, поскольку был продвинутым пользователем. Мы арендовали тогда помещение во Дворце молодежи, сеть была растянута на два этажа.

Вникал в детали. Кроме «Центра…» у нас была еще дочка – турагентство «Невские берега», –  поскольку многие обучающие программы для взрослых студентов проходили на зарубежных предприятиях.  Тогда у меня появилось желание заработать, и я предложил директору турфирмы в обмен на рекламу провести во Дворце молодежи танцевальную вечеринку совместно с Европа плюс.

– Проще говоря, дискотеку?

– Да, но не тупо пляски.

Топовыми диджеями на радио тогда были Дмитрий Нагиев и Владимир Леншин. Я пригласил Леншина, а он популярного поэта Игоря Крестовского и певицу – Алики Усумбияни.  Это и был мой первый заработок, но таким образом я познакомился со сценой и всем, что связано с радио.

Я стал постоянным гостем студии Европа плюс, где работал Леншин. Мы подружились, он рассказывал мне, как все работает. На вечерних эфирах  сидел часами, увидел своих кумиров – Корнелюка, группу «Секрет».

– После школы вы не стали поступать в вуз?

– Поступил в Академию культуры, тогда она называлась Институтом культуры имени Крупской, на факультет режиссуры. Но протянул всего год. Тогда я женился первый раз, и совмещать учебу и работу у меня не получилось. Поэтому решил работать и самообразовываться.

– А что с армией?

– Знаю, многие говорят, что дети чиновников обычно найти способ откосить.

Я до сих пор страдаю от больной спины. В детстве бабушка умудрилась уронить меня, когда мыла, на край тазика. В результате у меня смещены тазобедренные кости, мне и сейчас больше пяти минут стоять тяжело.

Когда пришло время служить в армии, твердо решил, что пойду, желания отмазаться не было, но после обследования, на которое меня запихала жена, прогноз был неутешительный. В результате той травмы в детстве появился какой-то нарост на суставе, он передавил нервы на нижнем позвонке.

Потом три года лечил его в Москве. В общем, на комиссии поставили диагноз «Ограничено годен», так что я военнообязанный.

Знаете, с детства считал, что тот, кто не служил, тот не мужик. Еще помню, как спорил с папой своей подруги, что самые настоящие мужики служат в десанте

– А как же детская мечта стать моряком?

 С профессиональной точки зрения меня отпугнуло все это после путча. Я имею в виду, когда начался развал всего, в том числе и армии.

А я же помню, с какими почестями, с караулом несли гроб – хоронили моего дела. Герой Советского Союза… да чего говорить? Спустя несколько лет его могилу разворотили вандалы.

– За что?

– Черт его знает. Не знаю. Он похоронен на Северном кладбище, оно считается коммунистической площадкой.

Родом он из Украины, и, как рассказывала бабушка, при поступлении в военное училище, красноармейцем, ему сказали, что надо осовечиваться. Звали его тогда Ефим Дмитриевич Подкладный.  Ефим и Виктор одно и то же имя, он стал Виктором, а поскольку он очень любил английский футбол, то в качестве псевдонима взял термин углового удара – Корнер.

  • Виктор Дмитриевич Корнер (Подкладный), контр-адмирал, Герой Советского Союза

.

«Позвонил отец и с ходу стал кричать»

– Ваше взросление пришлось на начало политической карьеры отца. На вас это оказало влияние?

– Папа первый раз баллотировался в Заксобрание в 1998 году в Приморском районе Петербурга. Выборы он проиграл, но как самовыдвиженец занял неплохую позицию.

Я участвовал во всех его избирательных кампаниях – собирал подписи в районе, был наблюдателем, печатал на принтере листовки.

– Проигрыш не остановил его?

– Спустя какое-то время должны были состояться выборы губернатора Ленобласти, в них участвовали Сердюков, Густов и Виктор Зубков. Кто-то позвонил папе и предложил возглавить штаб Зубкова. Кто звонил,  я не знаю, потому что никогда не видел тех, с кем он общался. Зубков лично приехал к нам домой и  вместе с папой что-то обсуждал.

Те выборы Зубков тоже проиграл, занял второе место, но папу заметили в Москве и предложили возглавить в Питере избирательный штаб нового движения «Единство». Впоследствии, после победы «Единства» на выборах в Думу, уже мне предложили возглавить региональное отделение молодежной общественно-политической организации «Молодежное Единство». Мой отец не имел к этому никого отношения. Мне позвонили и сказали: «Дима, есть предложение, от которого нельзя отказаться». Я приехал на Вознесенский, в штаб, и мне предложили возглавить исполком этой организации.

«А зачем мне это нужно?» – спросил я. Мне объяснили так: это не обсуждается по той причине, что нужно придать легитимность организации, и сделать ее можно двумя фамилиями – Грызлов и Шестаков. Дело в том, что тогда губернатор Яковлев создал две своих молодежных организации, которые имели в названии слово «единство». Так я стал руководителем исполкома, а Илья Шестаков лидером движения.

– Политическая карьера отца сказалась на вашей жизни?  Может, в ней что-то изменилось?

– Тусовка у меня всегда была одна – мои школьные друзья. Мы до сих пор дружим. Но до сих пор помню, как после моего первого интервью получил от отца по шее.

В начале двухтысячных я начал кататься на горных лыжах, и на первой тренировке познакомился с девушкой. Она упала и плакала, я помог ей подняться, разговорились. А вечером поехал на встречу с друзьями в биллиардную на Васильевском, и она – случайно! – оказалась там. Мы, кстати, до сих пор дружим.

В то время я был в разводе и зависал на сайтах знакомств. Однажды мне позвонили из «Экспресс-газеты»: «Или даете нам интервью, или мы сами все напишем». Вот такая была формулировка. Оказалось, они нашли мою анкету на одном из сайтов, где было сказано, что у меня есть BMW, живу за городом и ищу девушку для легкого знакомства.

Собственно, с ней они и привязались ко мне. Я им рассказал, что у меня есть девушка, как мы познакомились, катаясь на горных лыжах. Потом вышла статья «Дмитрий Грызлов познакомился с любимой благодаря президенту».

– А он тут причем?

– Потому что горные лыжи. И что вы хотите от желтой газеты?

– А  BMW действительно был?

– Ага, собранный из двух старых.  У меня была старая машина, еще 1980 года выпуска, и еще одна, битая, но с хорошим двигателем. Мы с друзьями перебрали их в гараже и сделали одну.

– И чем кончилась история с той публикацией?

–  Мне позвонил отец, он тогда уже был министром внутренних дел, и с ходу стал кричать. «Ты мне не начальник, чтобы так кричать на меня», – сказал я и повесил трубку. Потом, когда мы встретились, я объяснил ему как все было,  и он понял меня.

Впоследствии я стал облепляться какими-то новыми знакомыми, в основном, они были связаны с футболом. У меня был из старой жизни приятель, младший лейтенант ГАИ, который рассказал обо мне командиру своего батальона. Тот попросил познакомить со мной. Так получилось, что мы встретились, а потом он познакомил меня с игроками «Зенита» состава Морозова – Аршавиным, Кержаковым.

– И все это из-за вашей фамилии?

– Ну, знаете, бывали такие ситуации, когда приглашали как свадебного генерала, пытались сделать из меня какой-то инструмент.

.

«Это было честное использование»

– А как вас использовали на телеканале «Ваше общественное телевидение»?

– Моя работа на этом канале была честной.

Леша Лушников мне сказал: «Дима, ты понимаешь, что я тебя делаю заместителем главного редактора и даю тебе три программы в неделю в праймериз».

– А вы что, вот так с улицы пришли и стали замглавного редактора?

– Не сразу. Сначала он взял меня ведущим. У меня был небольшой опыт по организации мероприятий, но перед камерой я никогда не был. Об этом и сказал Лушникову. Но он взял меня ведущим: «Ты же понимаешь, что мы создаем интригу. Канал существует на деньги «Справедливой России», а ты вроде имеешь отношение к «Единой России».

Если честно, я могу и при Лушникове сказать, что свою зарплату отрабатывал честно, из студии уходил в десять вечера. Вместе с ним мы вели итоговые новости.

Это было честное использование.

– Почему же вы ушли с канала?

– Как только стало понятно, что телеканал «ВОТ» закроют, Леша мне сообщил, и я начал искать новую работу. Через знакомую обратился к Андрею Радину, он тогда был главным редактором «100ТВ», передал диски с записями своих передач. Это был в мае, и он предложил подождать до нового сезона: «Приходи осенью».

Но осенью он стал генеральным директором, а шеф-редактором назначили совершенно другого человека – Татарова. Я пришел в коллектив, когда еще строились декорации, начинались тракты, то есть тренировки эфиров.  И так получилось, что я не понравился Татарову, как выяснилось впоследствии именно потому, что я Грызлов. И еще потому, что меня не согласовали с ним, ведь я же обратился к Радину.

В общем, он начал на планерках чехвостить мою съемочную группу, при этом не наезжая на меня. В какой-то момент я понял, что ребят просто загнобят, так и получалось – снимали с эфира, устраивали дичайшие подставы.

– Разве вы не могли найти выход наверх и решить проблему?

– Понимаете, я старался в таких случаях пробиваться сам, и никого ни о чем не просил. К Радину обратился, потому что у меня был приятель, который с ним вместе учился. Это были личные связи, но не карьерные.  Поэтому я передал диски с записями передач. Наверное, можно было поступить по-другому, сделать так, чтобы сказали: «Возьмите его, неважно какой он».

К примеру, та же Юлия Барановская. Мы с ней учились в параллельных классах, с детства в одной песочнице играли. До того, как стать женой Андрея Аршавина, работал барменшой на Пионерской. А сейчас звезда всероссийского уровня – ведущая на Первом канале. Научили же!

– Почему вы не переехали в Москву, где больше возможностей?

– У меня никогда не было такого желания, и потом я не привык просить, понимаете?

– А зачем вам просить? Вы звоните, называете имя, и – все решено. Разве не так?

–  Меня пригласили на Рен-ТВ гостем в программу. Потом ко мне подошел продюсер и предложил вести у них новости. «У меня падают рейтинги, – сказал он. – Давай попробуем делать новости не как новости». Стали делать и рейтинг действительно вырос с четырех до пятнадцати процентов.

Вскоре меня вызвал на ковер генеральный директор Путинцев, и говорит: «Дим, давай ты будешь платить мне за эфир». Я удивился. «Ты уже вырос из новостей, – говорит он, – мы тебе сольный проект сделаем. Скажем, триста тысяч в месяц нас устроили бы».

Тогда я написал пост в контакте: «Дорогие друзья, спасибо всей съемочной группе, кто со мной проработал  полтора года. Спасибо моей соведущей Веронике Романовой. Но, к сожалению, руководство канала посчитало, что я пиарюсь». Дело в том, что тогда предстояли какие-то выборы…

– И чем закончилось?

– Это был первый раз в моей жизни, когда я попросил отца помочь мне.  Позвонил, сказал, что этого места добился сам, шел к нему через региональные и кабельный каналы. Сказал, что предыдущее руководство – там как раз поменялся собственник – ценило меня, а нынешнее решило нагнуть.

Хозяином Рен-ТВ был депутат от ЛДПР, и он только развел руками: «Ничего не могу сделать. Там франшиза, совсем другие люди».

– В Москве было бы проще, наверное?

– Лучше маленький сам, чем большой зам.

– Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме?

– Правильно. У меня уже был опыт работы на государственной службе, но и это оказалось не мое.

Это была организация, которая претендовала на некую спецслужбу. Меня приняли в нее по рекомендации Виктора Зубкова, он тогда работал в минфине. Я приехал к нему, поговорили, он дал команду вниз…. В мои обязанности входило администрирование мегазащищенной компьютерной сети. И вот в какой-то момент начальник отдела просит меня сделать работу за его сына. Я возмутился: «Почему я должен распечатывать что-то для вашего школьника?».

Кстати, только когда я уходил, они узнали, что я тот самый Грызлов.

.

«Вместе ходили гулять в лавру, а теперь – триста тысяч?»

– Дети высокопоставленных чиновников, к которым вас можно отнести, обычно дружат с такими же детьми. Вы можете назвать кого-нибудь из таких друзей?

– Это все случайности. Эти люди не имеют никакого отношения к чиновникам. В большей степени мое знакомство с ними получилось благодаря моей работе на телевидении.

Могу назвать Илью Шестакова, мы были у истоков «Молодежного Единства», дружили тогда. Сейчас он возглавляет Федеральное агентство по рыболовству.

– Патрушевы есть в этом списке?

– Уже нет, я не поддерживаю с ними контактов. Потому что они стали большими людьми.

В свое время ко мне в программу буквально бегом бежал Максим Резник (признан Минюстом РФ иноагентом – прим. ред.), а как только стал депутатом, то перестал отвечать на мои сообщения.

Или та же бывшая жена Аршавина. Вот был такой факт: она была официанткой в биллиардном баре «Серебряный шар». Потом из нее сделали звезду – сначала на ТНТ, потом на Первом канале. Как-то попросил ее разместить один пост в своем инстаграме, она ответила, что это будет стоить триста тысяч. «Ёкарный бабай!» – подумал я про себя. – Значит, в детстве у меня дома тусили, играли в железную дорогу, ходили гулять в Александро-Невскую лавру, а теперь – триста тысяч?».

– А зачем вы на кладбище гуляли?

– Не в самой Лавре, в митрополичьем саду.

Вот такие отношения… К кому-то  надо пробиваться, ждать в приемной аудиенции. Я этого не люблю.

 – Какие традиции из детства сохранили?

– Мама знает, что для меня не может быть Нового года, если на столе не будет салата Мимоза. В советское время в него клали морковку и картошку, чтобы было сытнее. Мне нравится дореволюционный рецепт, в нем только рыба, маринованный лук и яйца. И еще мама готовит мне студень.

– В каждом взрослом мужчине есть немного мальчишеского. У вас есть похожее?

 Знаете, я до сих пор люблю сборные модели. Мне было лет десять, когда мне вместе с велосипедом «Школьник» подарили коробку, в ней была сборная модель броненосца «Потемкин».

– Неужели были такие?

– Были. В итоге ту модель собрала мама, я был немного криворукий. Но вот страсть к моделям осталась до сих пор.

– И что вы собираете?

– Пароходики. Как-то нашел в Крыму замечательного человека, он единственный в России производит такие модели. Для меня он изготовил во-от такой длины точную копию подводной лодки «Курск» с радиоуправлением. Она у меня стоит дома, ее можно запускать в бассейне.

– Запускаете?

– Да. Это такая балластная цистерна с системой спасения. Если радиосигнал потеряется, то она сама всплывает.

Андрей Морозов

Фото из архива Д. Грызлова