В прошлые выходные в Петербурге вручали телевизионную премию ТЭФИ в категории «Лица». Обычно это мероприятие проходит в Москве, и ТЭФИ в категории «Профессии» в этом году вручалось тоже там. Насчет того, почему ТЭФИ решили располовинить, существует несколько версий.
Кто-то говорит, что переезд должен был остудить страсти внутри самой академии, в которой происходят всякие неприятные вещи, вроде раскола, выхода ряда телекомпаний и потери объективных критериев оценки. Кто-то считает, что награждение в Петербурге помешало всяким лишним людям из числа телетусовки прийти на церемонию и что-нибудь там учинить. Кто-то говорит, что Петербург возник потому, что транслировать церемонию взялся только Пятый канал. Еще одно объяснение – надо было показать красивый зал Михайловского театра, где все и происходило, москвичам. У которых, правда, есть Большой театр, но он сейчас на ремонте. В пользу этой версии говорит, в частности, заявление главы Федерального агентства по печати Михаила Сеславинского о том, что директор театра Владимир Кехман вкладывает в театр так много всего, в том числе и личных средств, и что он должен быть поосторожней, а то его как справившегося могут отправить на повышение – поднимать Большой театр. Тут, заметил господин Сеславинский, уже никаких личных денег не хватит.
Как бы там ни было, принимающая сторона – Валентина Матвиенко и Владимир Кехман были очень довольны происходящим. Особенно довольной выглядела Матвиенко. Открывая церемонию, она вспомнила строчку из советской песни: “Вижу родные и мокрые лица. Голубоглазые в большинстве”. Зал с видными деятелями отечественной политики и культуры отреагировал на цитату сдержанно. Легкая конфронтация между москвичами и петербуржцами обнаружилась и во время объявления первой номинации “Интервьюер”. Ведущие перепутали ударение в фамилии объявлявшего победителей ректора СПбГУ Николая Кропачева. В ответ ректор, объявляя победителей – Бориса Бермана и Ильдара Жандарева, – перепутал ударение в фамилии последнего. Журналисты шутке ректора порадовались.
На этом радость журналистов закончилась. В первую очередь потому, что их не пустили в зал, а посадили в отдельной комнате под названием “пресс-центр”. В этот пресс-центр после получения статуэток должны были выходить награжденные. Для того чтобы награжденные не потерялись, в зале и коридорах дежурили волонтеры из числа студентов Института культуры. Однако ни Берман с Жандаревым, ни Познер, ни Осокин в пресс-центр не пошли. Журналисты очень расстроились и отправились сторожить звезд под двери зрительного зала.
Звезды если и выходили из зала, то для того, чтобы покурить и охладиться – в театре было жарко. Курить в Михайловском театре оказалось негде, и они отправлялись на площадь Искусств. К этому времени ограждения вокруг уже сняли и желающие могли без труда пообщаться со Светланой Сорокиной, Борисом Смолкиным и даже Константином Эрнстом. Однако желающих почти не было. Только один нервный юноша спросил у корреспондента “Города”, приехала ли на церемонию певица Алсу? Теледеятели отсутствием внимания не расстроились и воспользовались случаем обменяться новостями. Например, Светлана Сорокина рассказывала, что нашла для дочки Антонины хороший лицей. А господин Эрнст общался только со своей женой и на вопросы вообще не отвечал.
Почему-то подавленным выглядел Леонид Парфенов, в одиночестве отправляясь после церемонии на afterparty. Может, потому, что его документальный фильм “Птица Гоголь” получил ТЭФИ всего в одной номинации – лучший оператор телевизионного документального фильма.
Лучше Познер, чем никогда
что будет с ТВ, когда зрителям надоест “Прожекторперисхилтон”
Награждения ТЭФИ ждал и телеведущий Александр Архангельский. Его передача тоже была номинирована, но ничего не получила. Однако он не расстроился, а, наоборот, объяснил “Городу”, что ждет отечественное ТВ в ближайшем будущем.
– В 90-х и чуть раньше на телевидение пришло много людей из гуманитарной среды. Можно сказать, интеллигентов. Из них получилась генерация в том числе и телевизионного начальства. Не очень понятно, как такие милые образованные люди делают не всегда адекватное телевидение?
– Знаете анекдот про то, как дочка приходит к папе и говорит, что хочет быть журналисткой, а папа ей отвечает: “Доченька, некоторые журналисты хотя бы по одной книжки прочитали, а ты даже алфавита не знаешь”. – “Хорошо, тогда я буду тележурналистом”. Ничего нового здесь нет – телевизионные руководители – люди, как правило, образованные, а основная масса, которая работает на телевидении, чем меньше знает, тем лучше спит. Вы себе не представляете степень невежества рядового телевизионного мира. Но с другой стороны, если вы делаете облегченные программы, то ваш академический бекграунд вам будет только мешать – он вас утопит. Для развлекательной передачи вы слишком “тяжелый”.
Тем более что дураков в телевизоре тоже нет. Есть огромное количество невежественных людей. И ничего такого особенного тут нет. Это как актеры и актрисы.
– Вы не ощущаете деградации нашего телевидения?
– Телевидение меняется на глазах, и то, что мы имеем сейчас, это отголоски прошлого, излет великого процесса, завершение его. Дальше будет другая эпоха. Как только мы перейдем на “цифру”, произойдет окончательный раскол аудитории – на необразованное пассивное, пожилое неуспешное большинство, которое будет смотреть бесплатное массовое телевидение, и продвинутое, активное, зарабатывающее, нацеленное на индивидуальные ценности меньшинство. Которое будет смотреть миллионы маленьких каналов. Это будет очень дробный мир, потому что эти каналы не будут нуждаться в миллионых аудиториях. Как у Старика Хоттабыча, когда он выдергивает из бороды волосок и у каждого футболиста появляется по мячику. Каналы буду становиться все меньше и меньше, как в свое время глянцевые журналы. Там тоже сначала появился, условно говоря, журнал “Сад и огород”, потом журнал для любителей роз, потом из роз выбрали три-четыре сорта и для каждого создали свой журнал.
– И сколько всего будет каналов?
– Средняя американская тарелка принимает пятнадцать тысяч каналов. А еще по большому счету не наступила эра интернет-телевидения.
– Немного жалко “большое” советское телевидение. Неужели не будет поколения, которое целиком выросло на “Спокойной ночи, малыши”?
– Здесь, как и везде, будут плюсы и минусы. Плюсы дробности в том, что будет больше свободы. Чем больше каналов, тем тяжелее их контролировать. Чем меньше аудитории, тем меньше смысла ими руководить. Но и влияния у них тоже будет меньше.
– Маленький канал вряд ли сможет осилить изготовление дорогостоящей программы. И зачем он нужен?
– Появится возможность говорить о том, о чем телевидение не умеет говорить. Например, теперь оно не умеет говорить про книжки. А когда аудитория адресно соберется вокруг вашего канала по “интересам”, вы можете хоть целый канал сделать “про книжки”. Про что угодно можно будет делать канал. Хоть про математику. И реклама тут возможна. Просто ее сложнее будет втюхать – ведь у вас же на компьютере будет своя собственная программа, которая позволит вам моделировать свой собственный канал.
– И как рекламодатель отреагирует на измельчание ТВ?
– Реклама обязана будет придумать какие-то ходы. Например, театральный спектакль, в центре которого будет рекламируемый продукт. Но не так, как это делается сейчас.
– Разве эпоха умного телевидения не проходит, как заканчивается эра умных газет?
– Газета меняется, как и телевидение. На самом деле мы смотрим газету в основном для того, что прочитать аналитику. А таких газет у нас сейчас практически нет. Они в основном ориентируются на новости, хотя этот поезд уже ушел. Газета имеет смысл только как дискуссионная площадка. Следовательно, она пишет для более узких аудиторий и не должна снижать свой уровень.
– А когда о заключенном Ходорковском говорят на страницах глянцевого журнала GQ, перемежая разговор рекламой платков “Гермес”, это как, нормально?
– Скорее, это плохо для платков, чем для Ходорковского. Почему в глянцевых журналах такая жесткая цензура? Не только и не столько по политическим мотивам, сколько по рекламным. Почему в них нет печали, которой так много в жизни. Потому что печаль не может быть хорошим рекламным носителем. Она плохо продается. В этом смысле материал про Ходорковского – попытка раздвинуть границы, но попытка жертвенная и обреченная. Точно так же сорок страниц про Беслан – огромный очерк с фотографиями, который, насколько я помню, был в “Эксквайре”. Это вызов своему собственному миру.
– А не гламуризация трагедии?
– Трагедия не будет гламуризирована. Вот когда Парфенов делал “Намедни”, для него трагедия часто становилась поводом для гламуризации. И это в основном была сознательная установка, его внутренний мир – мы играем в высокую игру, а к чему это приводит, не наше дело. Но потом уже ничего не будет – это постмодерн, а после постмодерна ничего уже не бывает.
С журналами же иная ситуация – люди принимают границы глянца, а потом чувствуют, что не могут жить в этих границах. И пытаются их разбить. Я вас уверяю, что в российских глянцевых журналах это выражено больше, чем в западных.
– Вернемся к будущему телевидения – как с появлением небольших каналов будет работать принцип “элита формирует вкус общества”?
– Разные виды нетелевизионных элит будут формироваться вокруг маленьких каналов, а те, кто хочет ориентироваться на элиту, будут подтягиваться к ним. Но я повторяю – мы утратим влияние. Более того. Я не уверен, что на оставшихся метровых каналах будут нужны новости. А зачем они нужны, если новости можно подавать в любой форме, в том числе и в виде клоунады. Если их можно заверстывать в развлекательный проект – среди шуток рассказать, что произошло в течение недели.
– Как “Прожекторперисхилтон”?
– Это первый шаг в этом направлении. Но это продвинутый проект, а движение будет происходить в сторону все более “бедной” аудитории. И “Прожектор” в этом виде уже не будет нужен – он станет слишком элитарным. Что вообще такое “Прожектор”? Это передача “Взгляд” навыворот. “Взгляд” в свое время был первой программой, которая всех захватила. Она обсуждала, что с нами происходит. Во всех сферах – в культуре, экономике, религии, спорте. Дальше “Взгляд” уходит и появляются передачи, которые обсуждают, что “они” делают с “нами” – “Итоги”, “Зеркало”. Это уже сужение спектра. Потом и это уходит, и появляется “Намедни”, где работает политика глянца. Потому что иначе это не продается. А дальше и это исчезает и приходит сниженная пародия на все политические форматы – “Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым”. Там дайджест всех аналитических форматов и все не всерьез. Потому что про серьезное надо говорить так, чтобы всерьез это не воспринималось. Иначе это не кушается. Потом и Соловьев уходит, и мы приходим к “Прожекторпересхилтон”. Который и есть “Взгляд” – та же кухня, обсуждение того, что с нами происходит, но только “по приколу”. Вопрос – куда двигаться дальше. Если мы вернулись в ту точку, из которой вышли?
