69-летняя звезда французского кино Фанни Ардан появилась в Петербурге в качестве гостя фестиваля «Послание к человеку». Корреспонденты «Города 812» спрашивали ее о секретах счастья и секретах власти.
Надо бороться за свои желания
– Во многих фильмах, где играли главные роли, вы вместе с режиссерами искали ответ на вопрос: меняется ли человек внутри времени. К какому выводу вы пришли?
– Человек тождественен себе в любой точке своего пути. Я никогда не менялась: то, во что я верила и что любила в пятнадцать лет, по сей день со мной. Поэтому опыт очень мало мне пригодился. Были печали и радости, взлеты и падения, но Фанни всегда оставалась Фанни.
– То есть опыт ничему не учит?
– Опыт – это когда вы обжигаетесь. Если на коже уже есть ожог, его повторение будет больнее. Понимаете? Опыт является животным ощущением, оберегающим от повторения отрицательных случайностей. Продолжая делать те же ошибки, что принесли боль, зная при этом цену расплаты, вы делаете их уже осознанно, потому что хотите сделать. К примеру, опыт любовных ошибок совершенно ничего не дает, потому что он никак вас не защищает от следующих погружений в любовь. Если вы полюбите, уверяю, рисковать или нет – размышление не займет много времени.
Но, с другой стороны, есть опыт в контексте человеческих отношений, его я называю нюхом лисы. С течением времени мы начинаем узнавать, что есть люди, цель которых – сломать нашу личность. Даже если выйти из такого поединка победителем, внутри остается опустошение. Но в противопоставление этому судьба дарит встречи с теми, кто раскрывает нашу душу. И да, опыт позволяет сокращать время на распознавание тех, кто стоит перед нами.
– Вы сказали, что не меняетесь с 15 лет. Что тогда произошло?
– К пятнадцати годам я прочитала значительную часть русской классической литературы, которая очень глубоко на меня повлияла. В русской литературе есть агрессия и насилие: за свои ошибки приходится платить очень дорого. На меня произвело тогда очень большое впечатление наличие контрастов: жестоко наказанная за страсть Анна Каренина и князь Мышкин, наблюдая за которым, говоришь себе, что именно с такой чистотой нужно смотреть на мир.
– В литературе все понятно: этот хороший, тот плохой. В жизни все не так очевидно.
– Когда ты юн, очень быстро выбираешь свою стаю. Сейчас в моду входит очернение, а не выбор. И все же даже в нашу эпоху мы можем отличать правильное от неправильного, хорошее от плохого. Думаю, нужно нести ответственность за свой выбор, потому что он формирует круг, а из кругов состоит общество.
– В чем предназначение человека?
– Предназначение человека – понять самого себя.
Фанни Ардан. Фото: Анна Французова
– Французская литература говорит о том, что проще всего познать себя через любовь.
– И да и нет. У вас есть Каренина, у нас – мадам Бовари. Женщины, которые потеряли себя в любви.
Когда я читала «Мадам Бовари», вокруг меня были братья, мне было совсем не представить, что мужчина может себя вести так, как ведет себя Рудольф. Только постепенно, узнавая других мужчин и вспоминая Флобера, я оказалась вооружена знаниями и стала умнее. Если бы мне эту же информацию сказал священник или монашка – мол, так делать нельзя, – я бы ни за что не послушала! А Флобер мне помог не совершить ошибок.
Или, например, вспомните произведения Бальзака и Стендаля, их обычно читают в очень юном возрасте, может быть, даже рано в каком-то смысле, но то моральное поведение, которое предлагается вам в этой литературе, оно гораздо сильней, чем проповедь любого священника.
– Не верите в воздействие церкви?
– Потому что священник говорит фразами: «Этого делать нельзя»; «Так поступать плохо», а писатель выстраивает историю, представляя ее как зеркало. Вы смотрите на себя в зеркало и задаете себе вопрос: «А я стал бы так себя вести?» Это гораздо сильнее и глубже.
В самом ужасном случае вы прочли роман, влюбились в серийного убийцу и сами стали серийной убийцей. Это самый худший вариант. Но лучше, конечно, хотеть быть похожим на князя Мышкина.
– А кино воздействует?
– Тоже! Появляясь с опережением времени, великие фильмы экономят вам десять лет жизни.
– Великий фильм можно сделать на любом материале?
– Греческие трагедии. Они не потеряли смысл. Все, конечно, зависит от того, как поставить. Но мне кажется, поставить Расина или сыграть комедию так, чтобы это затронуло души людей, – гораздо более сложная задача, чем достучаться до них трагедиями Еврипида. Греческая трагедия обладает прямым языком. Моя природа очень тяжелая, я вешу многие тысячи тонн, поэтому мне больше нравится греческая трагедия. Потому что мое видение жизни трагическое.
– Вы строите свою жизнь, руководствуясь разумом?
– Я жила без какой либо стратегии, моя жизнь шла, и я шла за ней. Жизнь похожа в каком-то смысле на вокзал: садишься в поезд и не знаешь, куда он тебя привезет. Когда я от чего-то отказываюсь, мне известны причины этого, но когда соглашаюсь на какую-то новую историю – не знаю, почему это происходит. Иногда у меня есть ощущение, что я постоянно все начинаю с нуля. В том смысле, что всегда говорю себе, что завтра будет лучше.
– Это рецепт достижения счастья для всех?
– Моя роскошь заключается в том, что я могу делать только то, что я люблю. Жизнь огромна, и обязательно нужно пробовать новое, но главное мое убеждение: нужно делать только то, что ты действительно очень любишь. И уметь говорить слово «нет». Чувство свободы, независимость духа, провокационность и риск – вот то ключевое, что должно быть в личности. Надо уметь биться с миром, не иметь готовых ответов, не быть конформистом. Это дает адреналин для того, чтобы в жизни было желание.
Пламя адреналина никогда не должно угаснуть! Надо хотеть в жизни всего – любви, искусства, успеха. Борьба за свои желания – это борьба за движение личности. Надо хотеть что-то создать и уметь за это платить.
– И так можно добиться счастья?
– Счастье – миг, вспышка. Его надо уметь поймать, уйти в него, отдаться и покориться. Ощущение счастья – это похлопывание по плечу прилетевшего ангела, он как бы говорит в этот момент: «Давай, чувствуй!»
Анна Французова
Меня спрашивали: почему вы защищаете Россию?
– В 2016 году вы сняли фильм «Диван Сталина», посвященный нескольким дням из жизни Сталина, которого сыграл Жерар Депардье. Газета «Ле Монд» в рецензии назвала Сталина чудовищем. Вы и хотели показать Сталина чудовищем?
– Журналист «Ле Монд», который написал эту статью, ничего не понял. Я хотела показать Сталина как шекспировского персонажа. Именно поэтому я попросила Жерара Депардье участвовать в этом фильме. В героях «Макбета» или «Короля Лира» есть нечто ужасно человеческое и одновременно ужасно сложное для понимания. Когда смотришь «Макбета» в театре, у вас не получается ненавидеть Макбета, потому что перед вами душа человека.
– Но Сталин все-таки реальный человек, а не герой пьесы.
– Я имела дело не с историей, а с вымыслом. Для меня этот фильм – метафора. Я к нему относилась как к басне. Фильм как бы начинается со слов «жили-были». И все действие происходит в течение трех дней. В этом фильме три персонажа – Сталин, поэт и любовница Сталина. Мне было интересно показать, как поэт и любовница реагируют, оказавшись рядом с властью. И то, чем в конечном итоге каждый из нас становится, оказавшись лицом к лицу с абсолютной властью.
А сам Сталин здесь является частью коллективного сознания. И поэтому этот фильм – не русская история, не история России, а универсальная история. Я могла бы рассказать о Людовике XIV, но мне неинтересна та эпоха.
Когда фильм вышел, французская пресса меня спрашивала: почему вы защищаете Россию? Появилось много интерпретаций этого фильма, и меня даже подозревали в симпатиях к Сталину, потому что я сделала Жерара в его образе таким объемным, таким плотски осязаемым. Но дело здесь не в симпатиях.
– Получается, защищать Россию, в глазах французских журналистов, – это плохо?
– Эти журналисты – идиоты. Но если человек обладает человечностью и широким взглядом, то, конечно, нет.
– Сейчас о больших исторических событиях принято рассказывать с точки зрения маленького человека. А вас притягивают крупные исторические личности. Вам не интересно рассказать о сталинском времени через историю обычного человека?
– В фильме Сталин говорит: одна смерть – это трагедия, смерть миллионов – эта статистика. Страшные и ужасные эпохи всегда меня интересовали, потому что они дают возможность увидеть, кем мы становимся: я, вы, каждый человек. В этом же смысле можно рассматривать и эпоху сотрудничества с нацистами во Франции во время Второй мировой войны. Это было трагическое и ужасное время: кто-то боролся, кто-то просто пытался выжить, кто-то пытался примкнуть к завоевателям. Сегодня мы живем в спокойное комфортное время. Мы с вами, сидя в кресле, можем умозрительно рассуждать о том, как это было. На самом деле надо себя спросить: как бы мы сами тогда себя вели? Кем бы мы были тогда?
– В Петербург на этот же фестиваль «Послание к человеку» в 2000 году приезжала режиссер Лени Рифеншталь со своими пропагандистскими фильмами, снятыми в Третьем Рейхе. Сейчас такое кино можно воспринимать как произведение искусства?
– Вот это настоящий вопрос. Понимаете, таким же образом можно думать, например, о католицизме. Когда вы восхищаетесь прекрасным зданием церкви, понимаете ли вы, что оно было построено во времена инквизиции? Турист, который приезжает в Рим и оказывается в Колизее, понимает ли он, что здесь убивали людей? Мне кажется, что сейчас мы все еще очень близки по времени к той страшной эпохе, чтобы делать из нее только лишь произведения искусства.
Елена Некрасова
