Надо ли идти на фильм режиссера Полански про еврея и шпиона

В прокат вышел «Офицер и шпион» Романа Полански – фильм, получивший Премию Большого жюри Венецианского фестиваля. Это история Альфреда Дрейфуса – капитана французского Генштаба, которого осудили за государственную измену.

 

Про Дрейфуса

Альфред Дрейфус был единственным офицером-евреем во французском Генштабе.  Он родился в семье богатого эльзасского фабриканта, которая затем переехала в Париж. После окончания политехнической школы Дрейфус поступил в армию инженером. В 1889 году получил чин капитана, в 1892-м стал служить в Генеральном штабе.

В 1894-м французская разведка обнаружила письмо полковнику фон Шварцкоппену германскому военному атташе в Париже, в котором некто сообщал об отправлении атташе секретных французских документов. По некоторому сходства почерка в государственной измене заподозрили Дрейфуса. Он был арестован. Заседания военного суда шли в закрытом режиме. Суд признал Дрейфуса виновным в шпионаже и госизмене, приговорил к публичному разжалованию пожизненной ссылке во Французской Гвиане.

Через два года после суда французская разведка перехватила письмо Шварцкоппена майору Эстергази, из которого следовало, что немецкий агент – не Дрейфус, а этот французский майор. Узнав об этом, вице-председатель сената публично заявил, что Дрейфус невиновен и обвинил Эстергази. В ответ по Франции прошли антисемитские демонстрации с лозунгами «да здравствует армия» и «долой жидов». Представший перед судом Эстергази был объявлен жертвой еврейских происков; суд единогласно оправдал его.

После этого Эмиль Золя опубликовал открытое письмо президенту Французской республики под заголовком «Я обвиняю!». Золя обвинял Генеральный штаб и военные суды  в фальсификациях. Противники Дрейфуса выдвинули против Золя обвинение в оскорблении французской армии и военного суда. Суд признал Золя виновным в клевете. Золя эмигрировал  в Англию.

Тем не менее, новый военный министр Франции назначил пересмотр дела Дрейфуса. Эстергази бежал в Лондон, где  признал, что был автором письма, за которое осудили Дрейфуса. Несмотря на это, в сентябре 1899 года военный суд повторно вынес обвинительный приговор Дрейфусу, но, ввиду «смягчающих обстоятельств», приговорил его к десяти годам заключения, из которых пять он уже отбыл. Потом президент помиловал Дрейфуса. А в 1906 году суд полностью оправдал Дрейфуса. Он был восстановлен на службе, повышен в звании, но вскоре вышел в отставку. Альфред Дрейфус умер в 1935 году в Париже в возрасте 75 лет.

 

Про кино

Для «Офицера и шпион» Романа Полански вышедшее полугодом раньше «Однажды в Голливуде» Тарантино выглядит своеобразным приквелом: спас бы тогда, полвека назад, Тарантино Шерон Тейт от банды Мэнсона, не пришлось бы сейчас Полански таиться от арестных ордеров, а его фильму – становиться объектом травли со стороны морально праведных граждан.

Впрочем, по сравнению со стрельбой праздных эсэсовцев по живой мишени, которой они избирали маленького польского еврея Романа, или с годами, которые герой Полански Адольф Дрейфус провел на каторге Острова Дьявола, нынешняя травля, надо признать, – мероприятие вполне вегетарианское. В конце концов, все темы и образы, из которых складывается сегодняшний сюжет о Поланском, были в свое время введены в кинопроцесс именно им: отвращение как субстанция, подлинность вины, мазохистская тяга к травле – и, разумеется, паранойя, которую он первым «воспел» в «Ребенке Розмари», сделав ее постоянной темой голливудских триллеров на десятилетия вперед.

Волнения рядом с парижскими кинотеатрами, в которых прокатывается фильм Полански о Дрейфусе, – лишь бледная тень волнений, охвативших Париж в эпоху процесса над Дрейфусом, точнее – их проекция в нынешнее бледное время. Иными словами, чем больше ты протестуешь против Полански, тем больше ты являешься персонажем его кинематографа.

О том, что осуждающие его одержат победу, а он сам обречен на позорное поражение, Роман Полански снял уже немало фильмов; единственным способом «отменить» его – о чем сейчас многие только и грезят – было бы уступить ему.

Но для этого пришлось бы предпочесть свободу справедливости. Такой возможности Полански, внутри кинематографа которого мы сейчас все обретаемся, нам, похоже, не оставил.

Алексей Гусев