Все знают генералиссимуса Ким Ир Сена, а кто помнит генерала Пак Чон Хи?
Дни, когда все регрессивное человечество отмечало столетие со дня рождения генералиссимуса Ким Ир Сена, коего в русскоязычном журнале «Корея» (не «Северная», а просто «Корея»!) именовали не иначе как «отец-вождь», — эти дни дали поучительные уроки всем смелым честолюбцам: если хочешь остаться в истории, прими державу с мотыгой, а оставь с атомной бомбой, и все регрессивное человечество будет произносить твое имя с почтением, а прогрессивное как минимум с беспокойством. Что для честолюбца неизмеримо притягательнее, чем забвение, уготованное тем жалким личностям, кто всего лишь добился для своей страны мещанского процветания.
Пресловутая ностальгия по сталинской эпохе это, разумеется, не ностальгия по концентрационным лагерям (или даже пионерским), а томление по видному месту в истории. Вот Южная Корея добилась потрясающих экономических успехов, а часто ли ее вспоминают? И, тем более, часто ли вспоминают отца корейского чуда генерала Пак Чон Хи? Его имя в приличном обществе и произнести неприлично: душитель демократии, свободы печати, свободы демонстраций и прочих свобод — иной раз аж до самых священных, рыночных.
История двух Корей с самого начала пошла в разрез с либеральным катехизисом. Ведь всем известно: рыночная система работает хорошо, а административно-командная плохо, и на конечном этапе корейская история это вроде бы и подтвердила — в Южной Корее живут хорошо, а в Северной хуже некуда (насколько сами северные корейцы так считают, вопрос открытый, но мы-то судим по себе). Зато когда после страшной гражданской войны Корея окончательно разделилась на социалистическую и капиталистическую, то Северная Корея хоть и со скрипом и с советской помощью двинулась в гору, а вот Южная погрузилась в нищету и тотальную коррупцию.
И тем не менее лидер нации Ли Сын Ман в марте 1960-го собрал почти 90% избирательских голосов. Начались массовые демонстрации, схватки с полицией, появились убитые и раненые, — в итоге уже и американцы помогли своему ставленнику перебраться на Гавайи. В Корее же после свалки спасителей отечества пришла к власти военная хунта во главе с генералом Пак Чон Хи. Она прижала наиболее неукротимых борцов, расправилась с наиболее намозолившими глаза коррупционерами и «сатрапами», но с 1963 года в стране была снова разрешена политическая деятельность. Так что в новых президентских выборах Пак Чон Хи участвовал уже как глава сколоченной менее чем за пару месяцев Республиканской партии (Конхвадан) и победил с очень небольшим преимуществом.
Далее о нарушениях демократических процедур и прав человека отцом корейского экономического рывка можно рассказывать очень долго, однако чудо превращения разоренной и отсталой страны в богатеющую на глазах и передовую состоялось именно при нем. И, что самое удивительное, — никакой новой Системы генералу не понадобилось. При Ли Сын Мане были «чэболи» — семейные финансово-промышленные корпорации, занимавшиеся всем на свете, — и при Пак Чон Хи остались «чэболи»; при Ли Сын Мане от предпринимателей требовалась лояльность — и при Пак Чон Хи строптивость отнюдь не поощрялась. Секрет генеральского успеха заключался по существу в одном: он действительно желал видеть государство сильным и процветающим, власть была для него не высшей целью, но средством достижения другой, гораздо более высокой цели. Ради которой он был готов рисковать головой и в конце концов ее и впрямь потерял: во время одного из покушений была убита его жена, – дождавшись, пока ее унесут со сцены, он продолжил свое выступление. И пережил ее всего на несколько лет: 26 октября 1979 года среди очередного политического кризиса он был застрелен одним из своих силовиков. Можно сказать, на производственном совещании.
В момент гибели Пак Чон Хи ненамного перевалило за шестьдесят, но за восемнадцать лет его правления южнокорейская модернизация достигла совершеннолетия. Отчего и недовольство его режимом усиливалось не по мере неудач, а по мере успехов: требования политических свобод росли вместе с верой, что теперь-то уж для зажима демократии нет никаких серьезных оправданий.
Никаких экономических Америк генерал и подлинно не открыл. Бедных он заставил не бузить, а работать, богатых — не воровать и не транжирить, а развивать производство. Государственные и межгосударственные льготные инвестиции и выгодные госзаказы получали те, кто справлялся с пятилетним планом.
Государственное планирование тоже выстраивалось без затей. Поскольку подниматься приходилось с нуля, производить начинали наиболее простые вещи, продавая их туда, где за них платили наиболее дорого — в богатые развитые страны. Вырученные же средства вкладывались не в зарубежные дворцы и футбольные команды (купишь команду — так и останешься ее тренером, купишь дворец — дворецким), а в новые технологии и в образование, которое позволяло бы населению этими технологиями овладевать.
Для успеха всего-то и требовались люди — могучая кучка держателей власти, всерьез желавшая послужить своей стране. Для нынешних практичных времен это и было главное чудо.
Александр Мелихов
На заставке Пак Чон Хи (1917 – 1979), его застрелил директор Центрального разведывательного управления Южной Кореи, после ареста он уверял, что сделал это из патриотических соображений: Пак Чох Хи “препятствовал демократии”
