Наконец-то «Катя Кабанова» Леоша Яначека увидела свет рампы в «культурной столице» России – Петербурге. И премьера этой оперы стала событием в музыкальной жизни города.
Удивительно, почему “Катя Кабанова” так долго шла к своему сценическому воплощению в Петербурге. Музыка Яначека – яркая, эмоциональная напоминает лучшие произведения Петра Ильича Чайковского. Яначек, знаток народного творчества и специалист по фольклору, ни разу не цитирует ни одной народной мелодии, сочинив для оперы “как бы народные” песни. Тем не менее, именно любовь Яначека к русской культуре и привели к рождению “Кати Кабановой”. Любопытно, что Яначек, сам прекрасно читавший по-русски, для либретто взял текст пьесы Островского “Гроза” в переводе В. Червинки (правда, заметно его переделав).
Главным героем новой постановки можно назвать оркестр Михайловского театра: опера была исполнена с размахом, масштабом и “грозовыми” страстями – и безупречным балансом “яма-сцена”. Было трудно поверить, что и оркестр, и дирижер исполняют “Катю Кабанову” впервые.
В заглавной роли выступила Татьяна Рягузова – теперь уже можно сказать, звезда Михайловской оперной труппы, поскольку основная вокальная и эмоциональная нагрузка в опере приходится именно на Катю – и если ее нет (или солистка “недотягивает”) – то, по большому счету, нет и спектакля. Впрочем, если говорить о составе в целом, то г-жа Рягузова не стала “лучом света в темном царстве”: оперная труппа Михайловского театра смогла выставить на премьеру ровную и профессионально крепкую команду.
Со сценическим воплощением все не столь однозначно. Оговорюсь, что постановка Нильс-Петера Рудольфа из Германии не “криминальная”, и никакой “режоперы” в ней, к счастью, нет. Просто она наполнена некими символами, без которых можно бы было обойтись без ущерба для спектакля. Среди них – то здесь, то там вертикально стоящие на сцене люминесцентные светильники (то ли символ “нашего времени”, то ли пресловутый “луч света в темном царстве”); показательное протаскивание черного гроба на заднем плане, как материализация нехороших предчувствий главной героини, и так далее. Зато ключ от садовой калитки, который Варвара передает Кате, этот символ грядущих драматических событий в жизни главной героини, сделан уж совсем реалистически-мелким.
В целом постановка очень аскетична: на черном фоне практически непрерывно весь спектакль идет снег, перевернутый вверх днищем челн намекает на близость берега Волги, а груда сломанных стульев на первом плане справа должна, видимо, наводить нас на мысль, что “все смешалось в доме Кабановых”. Творчество художника-постановщика Фолкера Хинтермайера и художника по костюмам Су Бюлер навевает вовсе не ностальгические ассоциации с немецким “минималистическим” театром 70-х – 80-х годов, а вздымаемые мощными вентиляторами кулисы заставляют беспокоиться: как бы не просквозило солистов.
Однако судьба первой петербургской постановки “Кати Кабановой” могла сложиться и гораздо более плачевным образом: пусть мизансцены не блещут оригинальностью, а режиссер в процессе работы с актерами не раз менял постановочную концепцию – главное, что постановка не шла вразрез с музыкой, и (что в равной степени признавали и солисты, и любители оперы) не мешала восприятию музыки. Нельзя не отметить и некоторое “сопротивление материала”, с которым пришлось столкнуться театру: что поделаешь, если некоторые зрители, музыканты и солисты до сих пор считают музыку Яначека “сложной” и “авангардной”! Конечно, “Катя Кабанова” – это не “Кармен”. Но и не “Воццек”, в конце концов – хотя эти оперы разделяет всего 4 года, и обе созданы около восьмидесяти лет назад…
Кирилл Веселаго, фотография с сайта chicagoreader.com
