Можно ли сравнивать Холокост и истребление племен гереро и нама в Юго-Западной Африке немецкой армией в 1904 – 1908 годах? Некоторые историки возражают против таких сравнений, видя в них попытку принизить ужасы уничтожения евреев в Европе. Немецкий писатель и историк Пер Лео считает, что идея, будто Холокост не имел ни аналогов, ни прецедентов, превращает его в изъян истории — не только ужасный, но и удивительный, что само по себе ненаучно. «Меня беспокоит не то, что делается упор на исключительности нацистских преступлений, а то, с какой легкостью заглушаются попытки разговора о связи колониальной истории с нацизмом», – говорит он. (Подробнее о “споре историков” – тут).
.
Регионалистский комментарий к немецкому «спору историков 2.0»
Пер Лео, конечно, более прав, чем его оппоненты, но даже его точка зрения – это не наука, а публицистика.
Это попытка морально дистанцироваться от прошлого, а не увидеть его истинные причины.
Между тем причины – на поверхности.
Они – в имперском национализме европейских государств 19 века. В том, что европейцы считали в это время свои европейские культуры – прогрессивными, а другие культуры – не просто другими, но «отсталыми» и «дикими». И в итоге позволяли себе этим культурам диктовать «правила цивилизации» с позиции силы. Н емцы здесь были такими же жестокими колонизаторами, как англичане, французы, испанцы или бельгийцы.
Но Германия оказалась дополнительно мотивированной на имперскость – не только в мире в целом, но именно в Европе.
Немцы были изначально «травмированы» наполеоновскими войнами (ликвидацией Священной Римской империи, поражением Пруссии). По этой причине немцы оказались ресентиментно возбуждены. И у них возникло стремление не просто к имперской первосортности, но именно к «имперской европейской первосортности» (по образцу проекта «единой Европы» Наполеона).
Это стремление и стало первопричиной появления самой Германии, которая в 1871 году сразу возникла именно как Империя.
Германская империя таким образом идеологически реализовала «послание» Фихте, а именно, его «Речей к немецкой нации». Где он требовал от немцев стать лучшей нацией Европы.
И в этом плане все «споры историков» в ФРГ – это продолжение того же культурного национал-имперского кода.
Это попытки «доказать свою первосортность» в конце 20-го – начале 21-го веков, несмотря на «позор Холокоста».
И создание Евросоюза, который финансово и организационно «тащит» на себе прежде всего Германия – это реализация все той же программы: «быть лучшими и образцовыми европейцами».
Просто в 19-м веке быть лучшим значило иметь колонии, и немцы начали Первую мировую войну.
А потом быть лучшим стало означать быть самым мощным военно-индустриальным государством. И немцы создали Третий рейх.
А еще позднее пришло время «лучших либеральных демократий». И немцы создали ЕС.
И каждый раз они стремились быть не просто лучшими, но «лучшими и главными».
У Англии и Франции, помимо национал-имперства 19-20 вв., есть много других веков и других «национальных памятей». А у немцев единая память начинается в 1871 году, потому что память о Священной Римской империи – табуирована, т.к. это общая память с Австрией и Чехией.
Мое резюме: на мой скромный взгляд, единственный для немцев способ преодолеть травму Холокоста – оставить в прошлом дискурс о «немецкой нации» и ее «покаянии и возрождении» и просто перейти к региональным дискурсам. И вообще – перейти от Единой Германии к ренессансу множества немецких государств, как это было в эпоху Священной римской империи германской нации.
Даниил Коцюбинский
