Я считаю, одну вещь мы точно научились делать – пластиковые бутылки с водой закручивать намертво. Так, чтобы враг их не открыл никогда и помер от жажды.
Примерно так же охраняются архивы. Вот меня, например, воспитал отчим – замечательный человек. И лет так с 10 я знала, что он мне не родной отец. Но любила, как родного.
Есть у меня и два брата по отцу. Родная кровь. Недавно разглядывали с ними старые фотографии дедушки, бабушки, всяких дядь, кузин, теть и двоюродных племянников. На ветках генеалогического древа, как райские птицы, сидят удивительные существа – двоюродная бабушка Епистимья, мечтавшая быть актрисой, в красивых позах, то в черном трико, то в белых кружевах; двоюродный дедушка, адвокат, за письменным столом, в бархатной шапочке, каковых у меня по неизвестной доселе причине десятки. Многое становится понятным, даже страсть к пению посредством певца в роду. Короче, дыхание предков.
Братья поддержали: иди, говорят, в архив и получи подлинное свидетельство о рождении.
Пошла. Строгая женщина в синем костюме, вообще не похожая на волшебницу Епистимью в кружевах, ответила: «Нет, не дам. У нас тайна усыновления охраняется государством».
«Послушайте, – отвечаю, – посмотрите, сколько мне лет, я перенесу этот удар, тем более что отчима моего в живых давно нет. Ведь это важно для человека». – «Нет и нет». – «А через суд?» – «А тоже нет! Потому что нет такой уважительной причины, чтобы заставить государство прекратить охранять тайну усыновления!» И с хрустом играючи открыла бутылку с водой.
Нет, ну почему государству до моего усыновления дела больше, чем до памятников архитектуры, а?
Ирина Бондаренко
