Олег Стрижак родился 9 ноября, ровно посредине прошлого века, когда советскому писателю лучше было и не рождаться – либо раньше надо, либо уж много позже.
Когда советская власть вступила в оттепельные отношения со своей литературой, Стрижак не только писать, он говорить не умел, а когда всё кончилось танковым биатлоном в Праге, он уже умел хорошо читать, но бороздил Балтийское море и читать было трудно.
К тому времени, как Стрижак ступил с корабля на берег, власть уже разложила литературу на две папки: в одну то, что не печатать, в другую – что печатать в издательствах КПСС, других не было. Как рукопись Стрижака про флотские годы попала во вторую папку – ума не приложу, прелестная книжка, где нет ни одного комсорга, вышла в престижном Совписе, в твердой обложке, с картинками Яхнина.
И всё бы хорошо, но однажды, когда пережидал дождь в арке на Петроградской, что-то вдруг вернуло его назад. Когда ему было девять, он читал «Гиперболоид» и что-то понял про город, в котором живет. Я не в силах толково изложить ни смену вех, ни перемену чувств, ни нахлынувшую на Стрижака безмерную любовь к нашему городу, у меня профессия другая, но арку могу предъявить, это, пожалуйста.
Как всякий мужчина Стрижак не мог долго выражать любовь стоя (с), поэтому сел и начал писать роман. Теперь понятно, что так он начал дело всей своей жизни и нашей, в какой-то мере.
Плав-стори, или Откуда взялось название романа
Тот Первомай был как июль в Краснодаре, теплым. Мы шли маршрутом номер два, запоминая каждый дом на пути. Этим маршрутом герой романа уходил от возлюбленных и ненужной работы, поэтому самый короткий путь в забегаловки Петроградской стороны надо было знать досконально, не хуже читателя. Петроградская была вторым маршрутом, первым была Фонтанка, по ней герой романа к возлюбленной приходил и этот маршрут мы уже прошли, еще до праздника.
На Петроградской, наконец, отогнув доски какого-то забора, мы с черного хода вышли к воде, ведь роман предполагался в шести каналах и реках
Воды было много, на простой бумажке со стрелочкой было написано «яхт-клуб», а мы стояли на серых больших досках, наверное, это был пирс. По этому пирсу гуляли люди, а у самой воды, где доски кончались, на корточках сидел мальчик. Он смотрел на далекое дно, на дне лежал велосипед, а сверху над ним как клецки плавали льдинки. И тени от них в прозрачной воде уходили столбиками вниз, к велосипеду.
— Ледоходов на Неве два,– сказал Стрижак и расстегнул рубашку. –Этот лед ладожский, он пришел в Неву сверху,–тут Стрижак отдал мне снятую рубашку и майку. –Это норд-ост, ветер злой загоняет в Неву ладожский лед,–Стрижак вышел из туфель прям как Траволта в криминальном танце и беззвучно ушел на дно, к велосипеду. Мы с мальчиком похолодели в теплый полдень.
Довольно долго их не было слышно.
Потом синяя рука вытолкнула на доски сначала колесо, потом всю конструкцию. Вслед за велосипедом выплыл Стрижак, тоже синий. Вы будете поражены, я, по крайней мере, была, но ни один человек из публики не завёлся, не заорал, что на Стрижаке маловато было одежды для праздничной прогулки. А мальчик поднял с досок велосипед, он оказался очень большим, а мальчик – не очень, просунул куда-то под раму ногу и так, вкось, рванул с пирса, оставляя мокрую черную дорогу на серых досках. Народ захлопал в ладоши, а когда даже мокрого хриплого звоночка не стало слышно, народ повернулся и похлопал Стрижаку. Он, стуча зубами, поклонился.
И никто тогда не знал как будет называться роман.
Я знаю это теперь. И еще я знаю, что будут читать , с чего начнут, когда наступит читательский бум. Бензин, еда и билеты в кино подорожают, санкции придушат гастролеров, патриотическая тематика в ночных клубах нагонит страх и тоску, безлимитный тариф поменяют на что-нибудь полимитнее, и вот тогда люди начнут хлопать вокруг себя руками по дивану в поисках книжки. И Петербург, а в стране многое начинается с Петербурга, Петербург будет читать роман Олега Стрижака «Мальчик». Потому что другой книги про нас в нашем городе в наше время нет.
Хемингуэй написал, что нет ничего проще, как решить трудную задачу – кто твой любимый писатель и любимая книга. Надо чтоб писатель удовлетворял трижды: очень хорошо писал, придумывал очень интересные сюжеты и уже умер.
Кивните, если поняли.
Ирина Чуди
