Как работал уголовный розыск в Петрограде-Ленинграде

Официальной датой создания уголовного сыска в Российской империи считается 31 декабря 1866 года, но сегодня датой образования уголовного розыска принято считать советский “день рождения” организации – 5 октября 1918 года.
К февралю 1917 года в стране сложилась тяжелейшая криминогенная обстановка. Возвращавшиеся с фронта солдаты, толпы бывших зэков и безработные граждане чинили беспредел. Любой считал себя в праве распоряжаться “буржуйскими” жизнями и имуществом. Такой обстановкой очень хорошо пользовались уголовные элементы. В связи с этим 14 апреля 1917 года Временное Правительство постановило создать уголовный розыск, на работу в который были приняты старые петербургские сыщики. После октября 1917 года все они во главе со своим начальником Аркадием Аркадьевичем Кирпичниковым приняли решение перейти на службу в советскую милицию.

Новое милицейское начальство приняло их с радостью, потому что в милиции в то время было много неграмотных кадров, которые могли разве что патрулировать, и старые работники с их опытом были просто необходимы. Таким образом, это взаимодействие с одной стороны усилило новую структуру, а с другой помогло сохранить элиту уголовного сыска.      

Прежде всего, корифеям уголовного розыска пришлось обучать новый персонал азам профессии – составлять протоколы, допрашивать подозреваемых и разыскивать свидетелей. В 1918 году в Петрограде появилось первое учебное заведение, которое готовило профессионалов уголовного сыска. Это был Коммунистический университет имени Зиновьева, в котором был факультет уголовного розыска. На факультете готовили первых советских сыщиков, которых обучали старые криминалисты, криминологи, юристы, адвокаты.

Во время Гражданской войны милиция занималась в основном уголовщиной. Это отличало ее от органов госбезопасности, у которых были совсем другие функции. В 30-е годы Ленинградский уголовный розыск столкнулся с серьезным противником – бандой братьев Шемогайловых, орудовавшей в Володарском (Невском) районе. Предлагаем ознакомиться с историей поимки бандитов, описанной в книге “Уголовный розыск. Петроград – Ленинград – Петербург”.

“Практически все члены шайки были коренными ленинградцами. Выросли они за Невской заставой, пожалуй, в самом пролетарском районе города… Кроме того, пролетарское происхождение подсудимых открывало им двери ФЗУ, техникумов, рабфаков, вузов — было бы желание. Но вот именно желания у подсудимых не было… Бутылка водки служила мерилом дружбы и уважения друг к другу, а любимым развлечением стали драки… Многие члены шайки всегда носили финки, а главари, братья Шемогайловы, раздобыли даже револьвер.      

Начинало хулиганье, как обычно, с мелких пакостей. Например, члены шайки Свечин и Григорьев обожали “трясти” школьников младших классов. Выгребали из карманов малышей пятаки и гривенники, отнимали бутерброды, которые давали им с собой в школу родители, рвали книжки.

Когда вошли во вкус, занялись срыванием зимних шапок и кепок с прохожих. Похищенные (точнее – отнятые) головные уборы сбывались на Сытном рынке, а вырученные деньги шли на выпивку. <…> Хулиганье наглело, становилось злее, агрессивней. Их жертвами становились не просто подвернувшиеся под горячую руку случайные прохожие, но и девчонки-“краснокосыночницы” с ткацких фабрик, которых хулиганы зверски избивали и пытались насиловать. Ну и, разумеется, они попыталось “воевать с жидами”. Что такое антисемитизм, как выяснилось на следствии, эта публика понятия не имела и даже слова такого не знала. Но это не мешало им издеваться над людьми.      

<…> В марте 1934 года активные члены шайки Жуковский, Андреев, Лебедев и еще несколько великовозрастных балбесов избили трех рабочих-активистов, причем Жуковский бил их железным прутом. В результате один из пострадавших оказался на больничной койке. Через несколько дней член шайки Борис Григорьев остановил рабочего, которого даже толком не знал, свалил на землю, избил и попытался… выколоть глаза гвоздем. Прохожие, не побоявшись озверелого хулигана, отбили потерпевшего у Григорьева, да еще крепко ему накостыляли.

<…> Одной из главных черт хулигана всегда была ненависть к культуре. Естественно, что любая библиотека, клуб, “красный уголок” вызывают у него особую ненависть… Вечером после торжественной демонстрации на Дворцовой площади в “красном уголке” рабочего городка на Большой Шемиловке (ныне район улицы Ивановской) собралась молодежь, чтобы отметить праздник… Идея разгромить “красный уголок” и расправиться с собравшейся там молодежью родилась в пьяных головах спонтанно, но эта “спонтанность” родилась не на пустом месте. Бандиты давно мечтали стать хозяевами района, и для этого им было нужно громкое дело, которое укрепило бы их авторитет. Разгром “красного уголка” должен был стать именно такой акцией.      

<…> Хулиганье разделилось на две группы — одни перекрыли окна, другие ворвались через дверь в помещение… Пятнадцать комсомольцев оказались перед втрое превосходящими их по численности хулиганами, разгоряченными водкой, вооруженными ножами, кастетами, палками. Затрещала мебель, зазвенели разбиваемые стекла окон. Председатель собрания Алексеев попытался остановить хулиганов, но Лупанов набросился на него и изрезал ему финкой руки. <…> Оправившись от неожиданности, комсомольцы дали отпор хулиганам, и те поспешно ретировались. К ночи кое-кто из них оказался за решеткой, но “атаманы” шайки, как им казалось, ушли от ответственности.

В январе 1934 года шемогайловская шайка вновь собралась в комнате Лупанова, ставшей их штабом. <…> Именно здесь в разгоряченных самогоном головах хулиганья родилась идея еще раз “проучить комсомольцев”. Быстро разобрали финки, кастеты, хлысты, Василий Шемогайлов крутил барабан нагана.      

Собрались у карточной фабрики и двинулись к “красному уголку”. И вновь на каждого комсомольца набрасывались вдвоем, а то и втроем. Били без жалости. И хотя ребята пытались сопротивляться, но итог драки был страшным — один паренек остался калекой, а Алексея Доненкова Степан Шемогайлов убил ударом кастета.

<…> Но час расплаты пробил: сидевшие в “Крестах” члены шайки наконец-то заговорили. <…> 3 апреля 1934 года были задержаны Лупанов, Жуковский и Григорьев. Через день в Управление угрозыска доставили Шемогайлова, Андреева, Котова. Дольше всех бегал Степан Шемогайлов. Но и его взяли.

Начались допросы, вызовы свидетелей и потерпевших, очные ставки, выезды на места происшествий… Уголовное дело распухало буквально на глазах. В обвинительное заключение было включено более ста эпизодов — разных по масштабу, с разным количеством потерпевших, свидетелей, участников преступлений.      

Следствие велось ударными темпами, хотя бы потому, что последних участников шайки арестовали в середине апреля, а суд начался 3 июля 1934 года. То есть прошло чуть больше двух с половиной месяцев, из которых часть времени ушла на изучение дела работниками суда, прокуратуры и адвокатами. Естественно, работу милиции, особенно территориальных отделений Володарского (Невского) района было трудно назвать удовлетворительной. Шемогайловцы бесчинствовали не один месяц. Но нет худа без добра: кое-кого из шайки посадили за хулиганство еще задолго до ареста главарей, и они отбывали наказание там, где им положено.

<…>В шайку был умело внедрен Владимир Иванович Савин, один из самых легендарных сотрудников ленинградского угрозыска 1930-1950 годов. Именно он вычислил всю “головку” банды и сделал, пожалуй, самый главный вывод: Василий и Степан Шемогайловы действительно – прежде всего за счет своей физической силы – держали дисциплину в банде, но их дергали “за веревочки”, сами оставаясь в тени, два других брата – Петр Лупанов и Петр Егоров.

Правда, они были двоюродными братьями, но их социальное происхождение было куда более родственным: их родители держали мелкие лавочки и придорожные сельские кабаки. Естественно, что еще в 1920-е годы их раскулачили, собственность национализировали, и братья сбежали в Ленинград. Получить комнату в бараке от завода в те годы не было проблемой…     

Именно Лупанов с Егоровым и стали завлекать к себе вначале Шемогайловых, а потом их друзей — сначала бесплатно поили их самогоном, потом ввели небольшую плату, плавно поднимая цену, поощряли карточные игры на деньги, постепенно взяв на себя роль “мозгового центра” шайки. Тех, кто пытался “тявкать”, Шемогайловы быстро усмиряли своими чугунными кулаками.
Именно факт участия в банде двух раскулаченных — Лупанова и Егорова — придал процессу ярко выраженную антикулацкую направленность, тем более что их “идеологически вредное влияние” на членов шайки для суда было очевидно. Учитывая, что именно кулачество было наиболее активной силой, которая сопротивлялась коллективизации, борьба с его вредным влиянием стала лейтмотивом процесса. Да и адвокаты делали в своих речах основной упор на то, что их подзащитные стали жертвами именно “кулацкой идеологии”, внедряемой в их сознание Лупановым и Егоровым.      

И вот пришел день суда. Как уже говорилось, он начался 9 июля 1934 года и окончился уже 17 июля 1934 года. Внешне вся атрибутика уголовного процесса была соблюдена. Подсудимых защищала бригада адвокатов, которую возглавлял известный “златоуст” Маснизон, защищавший еще Леньку Пантелеева. По иронии судьбы, все они были евреями, а защищать им приходилось дремучих антисемитов.

<…> Естественно, что хулиганы, оказавшись на скамье подсудимых, пытались все отрицать… Однако под давлением неопровержимых улик, показаний свидетелей и потерпевших члены шайки были вынуждены сначала признаться в небольших преступлениях, а затем, когда на суде выступил потерпевший Абрамсон, стали давать правдивые показания.
<…> И вот наступило 17 июля 1934 года, когда был зачитан приговор.      

Василий и Степан Шемогайловы, Лупанов, Егоров и Жуковский как наиболее активные члены шайки, виновные в убийстве людей, приговаривались к “высшей мере социальной защиты” — расстрелу. Остальные члены шайки получили от одного года до 10 лет лишения свободы. Несовершеннолетнего Болотова оправдали и освободили прямо в зале суда. <…> Процесс был громким, широко освещался ленинградскими газетами, радио и, судя по всему, находился на личном контроле у первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) С. М. Кирова”.