В 2010 году в руки журналиста Игоря Шушарина попал репринт книжки «Песни каторги» 1908 года издания. Там было сказано, что эти песни «собрал и записал в Сибири В.Н. Гартевельд». Год спустя Шушарин наткнулся на мемуары жандармского офицера, где упоминалось, что под впечатлением концертов и лекций «известного композитора Гартевельда» уральская группа партии эсеров вынесла смертный приговор начальнику тобольской каторжной тюрьмы. Осознав, что речь идет об одном человеке, Шушарин решил разобраться, кто такой этот швед Вильгельм Наполеонович Гартевельд. Итогом изысканий стала выходящая в нижегородском издательстве «Деком» книга «Наполеоныч. Шведский дедушка русского шансона».
«Город 812» расспросил автора о том, что ему удалось узнать о первом собирателе музыкального тюремного фольклора, а что в биографии Гартевельда по-прежнему остается тайной.
– После прочтения книги у меня сложилось впечатление, что Вильгельм Гартевельд – конечно, молодец, но все-таки он не фольклорист-просветитель, а авантюрист, мистификатор и жулик. Не так?
– Авантюрист – пожалуй. Но в позитивном значении этого слова. Авантюра авантюре рознь. Например, писатель Милан Кундера определяет авантюру как «страстное открытие неизвестного». В этом смысле мою затею с книгой о Гартевельде тоже можно назвать авантюрой. Мистификатор? Да, имело место быть. Но в защиту своего героя оговорюсь – не от хорошей жизни. А вот жуликом Вильгельм Наполеонович однозначно не был.
Игорь Шушарин с портретами своего героя. Фото: Михаил Огнев
– Гартевельд стал известен после путешествия по тюрьмам и ссылкам Сибири. Каким образом он там оказался? Не каждого же пускали – тем более шведа?
– В Сибири Гартевельд оказался по своему хотению. А вот по чьему велению? В те времена стороннему человеку дозволялось посещение тюрем и каторг лишь в трех случаях: с научной, благотворительной или с миссионерской целью. Второе и третье – не годилось, так как по итогам сибирской экспедиции Вильгельм Наполеонович рассчитывал подзаработать. Оставалась «наука». Пускаясь в подобного рода путешествия, желательно заручиться поддержкой влиятельных лиц, запастись рекомендательными письмами, всяческими «проходками». И Гартевельд таковыми обзавелся. Например, у него имелось спецпоручение от недавно созданного Общества славянской культуры. Но это, конечно, не бог весть что. А вот открытый лист с предписанием «оказывать содействие» – это уже серьезно. Причем с вероятностью 90 процентов берусь утверждать, что этот лист был подписан самим Столыпиным. А уж как Гартевельд умудрился его заполучить – ума не приложу.
– Отправляясь в Сибирь, Гартевельд в самом деле хотел собирать песни каторжан или у него были другие цели?
– Да, главная цель – сбор песен арестантов, каторжан и бродяг, и, по возможности, песен инородческих (бурятов, самоедов, айнов). Но так как Вильгельм Наполеонович был пианистом-виртуозом, останавливаясь в сибирских городах он охотно принимал и предложения поучаствовать в концертах – сольных или «солянках». К взаимному удовольствию сторон. Ведь для провинции швед – какая-никакая, но заезжая звезда. А для него самого – лишняя копейка. Но поскольку в биографии Гартевельда зияет огромное количество белых, даже не пятен – дыр, допускаю, что у него могли иметься и какие-то иные интересы в Сибири.
Если бы я писал о нем не документальный, а художественный роман, обязательно вплел бы в повествование приключенческую интригу. Например, сделав Гартевельда резидентом – шведской ли, царской ли разведок. Или искателем некоего хранящегося в тайгах Сибири артефакта, тайну которого ему завещал разгадать далекий предок. И эти вещи смотрелись бы вполне органично, потому что их пока нельзя опровергнуть с позиций исторической правды.
– Сколько всего песен он собрал?
– Со слов самого Гартевельда, он привез из пятимесячной сибирской экспедиции примерно 120 песен. Тексты половины из них вошли в сборник «Песни каторги». Не думаю, что он намеренно попридержал вторую половину «на черный день». Просто будучи профессионалом понимал, что собранный материал далеко не равнозначен.
– В его «каторжном сборнике» оказались и знаменитые песни – «Шумела буря, гром гремел», «По диким степям Забайкалья», «Славное море, священный Байкал». Хотя они имеют авторов и тексты их были опубликованы до него. Он не знал, что это авторские песни, или сознательно счел их народными?
– Мог знать, а мог и не знать. Да, эти три песни – литературного происхождения. Их тексты явно занесены на каторгу благородного происхождения сидельцами, прижились там и зазвучали. Не берусь сказать за «Бурю», но вот «байкальские» песни широкого бытования в европейской части России до Гартевельда не имели. Именно Вильгельм Наполеонович дал им вторую жизнь, отфиксировав мелодии и представив по возвращении из Сибири широкой публике. Эти две песни тут же стали хитами и остаются ими по сей день. Иное дело – сохранил ли Гартевельд мелодии в исходном виде, записав музыку в формате «один к одному»? Или все-таки внес некие собственные композиторские «украшалочки»? Этот вопрос пока остается открытым.
– Откуда он брал деньги на свои путешествия?
– По всему – ездил на свои. Хотя, конечно, момент скользкий. Да, что-то такое Гартевельд зарабатывал фортепианными концертами, музыкальными сочинениями. Опять же опера его, которая, по оценке тогдашних критиков, была, мягко говоря, не шедевральной, тем не менее, активно ставилась. Но это, конечно, не сверхдоходы. Быть может, с женами везло? В России Вильгельм Наполеоныч женился трижды. И как минимум за первой супругой взял хорошее приданое. В любом случае – основательно финансово поднялся он лишь на своем сибирском «каторжном проекте». Из него он выжал по максимуму: и с концертов купоны состриг, и с нотных изданий, и «Граммофону» загнал монопольное право на издание пластинок, и книгу о своей поездке написал… Вообще, Вильгельм Наполеонович был большой мастак готовить из одного ингредиента все виды блюд. И это не только к каторжным песням применимо.
– Концерты с каторжным шансоном стали главным источником доходов Гартевельда – и публике они нравились. Люди шли слушать Гартевельда – как сейчас ходят на концерт шансона? Или тогда поход на такой концерт имел оппозиционный подтекст?
– К тому времени в России наметился интерес ко всему народному. Как писала тогдашняя критика: «Это все от пресыщенности». А рецензент «Нового времени» в этой связи вспоминал слова кухарки из «Плодов просвещения» Толстого: «Вот наедятся сладкого, так, что больше не лезет, их и потянет на капусту». Так что настроения и запросы публики Гартевельд уловил точно.
Что же касается оппозиционного подтекста… По большому счету в «каторжном» репертуаре наспех собранного шведом ансамбля была лишь одна ярко выраженная песня подобного рода. Это «Подкандальный марш», которому Гартевельд сделал особую рекламу, заявив, что тот был занесен на каторгу осужденными матросами-потемкинцами. Гартевельд записал марш в каторжной тюрьме Тобольска, а поскольку на каторге запрещены музыкальные инструменты, сидельцы исполняли его на гребешках (расческах), с тихим пением хора и с равномерными ударами кандалов. Именно публичное исполнение «Подкандального марша» и закрепило за Гартевельдом славу если не оппозиционера, то вольнодумца.
Либерально настроенная публика и студенческая молодежь приходили в полнейший экстаз, когда на сцену выходили артисты в арестантских робах и начинали бряцать кандалами. Неудивительно, что исполнение марша вскоре было запрещено, а пластинки с его записью взялись изымать из продажи.
– Он выступал с концертами в исполнении хора каторжников – но хор каторжников был ненастоящим. Зрители верили? Или это было тогда неважно?
– А где ж его взять, настоящий-то? «Настоящий» на зонах сидит. Разумеется, то были артисты. Но зрители охотно принимали правила этой игры. А те, что попроще и понаивнее, возможно, и в самом деле верили. В аутентизм.
– Правильно я понимаю – неизвестно, каким образом Гартевельд оказался в России?
– Что значит – каким образом? Он сюда приехал. Из Швеции. И с твердой установкой прославиться. В 18-летнем возрасте в своем письме из Москвы к матери Гартевельд напишет: «Я решил не уезжать из России, пока мое имя здесь не станет известно всем. И я сдержу свое слово». И, по большому счету, слово сдержал.
– Он был гражданином России или оставался шведским подданным?
– В России Вильгельм Наполеонович прожил четыре десятка лет, но подданства не принимал – жил со шведским паспортом. Что оказалось весьма дальновидно с его стороны.
– Гартевельд на самом деле встречался с Петром Столыпиным и передавал ему просьбы и жалобы каторжан?
– То, что 4 октября 1908 года Столыпин принимал Гартевельда в своем домашнем кабинете, – это факт. Цитата из тогдашней прессы: «О своем путешествии г. Гартевельд докладывал премьер-министру П.А. Столыпину, который очень заинтересовался музыкой напевов и песен, какия г. Гартевельд нашел у бродяг, беглых и каторжан. “Это меня очень интересует, — заявил премьер-министр, — так как я сам большой любитель музыки и песен”». Что же касается просьб, которые Гартевельд якобы озвучил премьеру, этот момент оставим на совести моего героя. Может, и в самом деле передавал. А может – соврал. Свидетелей их разговора не было.
– Не без участия Гартевельда был снят фильм «Сибирская каторга и ссылка». Его судьба известна?
– В процессе изысканий мне попался на глаза рекламный текст кинофабрики Дранкова, опубликованный в журнале «Сине-Фоно» 19 сентября 1915 года. Текст дословно следующий: «Вся Россия безусловно заинтересуется небывалой, единственной в своем роде картиной, которая будет иметь огромное историческое значение: СИБИРСКАЯ КАТОРГА (Жизнь и быт сибирских каторжан). Снято с натуры профессором В.Н. Гартевельдом в сотрудничестве с режиссером М.М. Бонч-Томашевским. Единственный экземпляр, снятый с разрешения Министерства Юстиции (Главное Тюремное Управление), выданного В.Н. Гартевельду от 17-го июля 1915 года за № 21262 и с разрешения Тобольского губернатора». Можно лишний раз восхититься пронырливостью Вильгельма Наполеоновича: добиться разрешения на эксклюзивную съемку на каторге – это что-то! Но подтверждений тому, что фильм действительно шел прокате, я пока не нашел. Возможно, его все-таки не выпустили на экран по цензурным соображениям. Рад буду ошибиться, если это не так, если кто-то из знатоков истории русского кинематографа убедит меня в обратном.
– Как к Гартевельду отнеслись большевики?
– Отнеслись положительно. Былые, пусть и не самые лютые цензурные притеснения позволили ему приобрести статус – если не преследуемого, то притесняемого царизмом. В зачет Гартевельду пошли и имевшие место нападки черносотенной прессы. Опять же его песенный материал снова оказался востребованным, видоизменившись с «песен каторги» на «песни политкаторжан». Тем не менее в большевистской России Вильгельм Наполеонович продержался всего год, после чего с супругой и с девятилетней дочерью рванул когти. Через Киев, Крым и Константинополь – в Стокгольм. Учитывая, что Гартевельд сорок лет прожил в России, его возвращение было сродни эмиграции.
– Оказавшись в 1920 году в Швеции, он представил публике обнаруженную им запись «Марша короля Карла» 1707 года. А потом выяснилось, что это мистификация. Это повлияло на отношение к нему в Швеции?
– Мистификация вскрылась почти полвека спустя после смерти Гартевельда, но это разоблачение стало сенсацией лишь на сравнительно недолгий период. Буквально за несколько лет эта история позабылась, а марш не просто остался, но продолжает исполняться как полноправное классическое произведение до сих пор.
– Почему вы выпускаете книгу не в родном Петербурге, а в Нижнем Новгороде?
– Потому что дома издателей на нее не сыскалось. Здесь мне дали понять, что этот материал – он из области «рискованного земледелия». А вот нижегородское издательство «Деком», напротив, заинтересовалось. К тому же у них имеется собственная книжная серия «Русские шансонье», и Наполеоныч – вполне себе оттуда. И я очень рад, что все так сложилось. Во-первых, в книге имеется аудиоприложение в виде компакт-диска с каторжными песнями. (Лучше один раз услышать песню, чем сто раз прочитать о ней!) А во-вторых, она получилась нарядная, обильно иллюстрированная. А я с детства люблю книжки с картинками.
– Какие-то истории не вошли в книгу?
– Разумеется, засунуть в нее все, что удалось накопать на сегодняшний день, было нереально. А отчасти и преждевременно. Очень уж трудный Вильгельм Наполеонович персонаж. Человек, который в буквальном смысле выступал творцом своей биографии. Где ни копнешь – то правда будет, то выдумка. В том числе и по этой причине книга наверняка изобилует неточностями, ошибками и ляпами. Но в данном случае меня утешают слова глубоко почитаемого мною Леонида Юзефовича из его авторского предисловия к «Самодержцу пустыни»: «Не ошибаются лишь те, кто повторяют общеизвестное».
Сергей Балуев
