Был такой парадокс в советское время – в магазинах абсолютно ничего не было, но некоторые советские люди хорошо одевались. Большинство, конечно, старались одеться одинаково. Никому не хотелось одеться неожиданно.
До поры до времени я тоже так одевалась. А потом попала в Лениздат – здание на Фонтанке, в котором делались абсолютно все ленинградские газеты. И тут стало понятно, что одеваться надо по-другому.
В Лениздате находились редакции элитарных газет. Их всегда было ровно четыре штуки, три постоянные – «Ленправда», «Смена» и «Вечерка». А четвертая та, которая начальству в этот момент нравилась. Это мог быть «Строительный рабочий», если на рабочих решили внимание обратить. Или «Ленинские искры», если о детях решили задуматься.
И сто штук многотиражек. У этих многотиражек была одна на всех корректорская. Там работала мама Сережи Довлатова – Нора Сергеевна. Нора Сергеевна была исключительно элегантной дамой. Она говорила: самое обидное, если никто не узнает, какой у меня замечательный вкус. Особенно ее элегантность стала заметна в Америке, куда она уехала вместе с Сережей и собакой Глашей.
И когда Нора Сергеевна взяла Лену Довлатову себе в корректорскую подчитчиком, все поняли, почему она это сделала. Потому что Лена была красавица – темный вариант Симоны Синьоре, я таких, правда, терпеть не могу, но с Леной мы подружились. И главное – Лена Довлатова была исключительно хорошо одета. У нее была юбка на пуговках с левого боку. Увидев эту юбку, я поняла, что надо что-то менять в своей одежде.
Вообще, мы дружили вчетвером. Лене Колояровой одеваться было легко – она умела вязать. Она вязала не какую-то ерунду – варежки или носки. Она вязала пальто и платья.
У Лены Довлатовой были замечательные связи, потому что в корректорскую она пришла из парикмахерской, а в СССР это было главное место, где блюли стиль в одежде.
У Гали Невзоровой мама работала юристом в Академии художеств. И Невзорова брала вещи мамы – как только та повесит что-то на стул, так Галя немедленно это надевала. Это, конечно, были консервативные вещи. Но приличные.
Отчим Гали был дирижером Александринки. Это была очень хорошая работа – потому что театр не музыкальный, и особенно он занят не был. Мы с ним дружили. И однажды Зина, так звали мужа Галиной мамы, сказал мне: «Ирочка, есть хороший способ вас одеть, называется унисекс». Я обиделась и ответила ему, что не хочу быть унисексом. Он сказал: «Ирочка, не пугайтесь – это только так называется. А на самом деле это просто одежда. Правда, где ее найти в Ленинграде, я не знаю».
Я в то время одевалась в магазине для новобрачных на Суворовском, потому что чаще других выходила замуж.
Но в середине 70-х я пришла в «Смену» – пришла туда, кстати, исключительно из-за таланта. И поняла, что должна соответствовать. Хотя бы с помощью одежды. Потому что в редакции «Смены» трудились, за двумя исключениями, сплошные красотки.
Тогда в Ленинграде был знаменитый парикмахер Фарбер. Стричься у Фарбера считалось высшим классом. Но никто реально и не стригся у Фарбера, потому что он всегда был занят. Но иногда он устраивал показательные стрижки на арене цирка. У него была такая фишка: на этих показах он спрашивал, есть ли желающие сделать стрижку, впрочем, тут же говорил он, я сам выберу. И вот однажды он выбрал Свету Самолину из «Смены» и постриг ее так, что все кругом поняли, что она не просто симпатичная, а ах какая красавица.
Ирина Чуди и Ирина Самолина в “Лениздате”. Фото: Павел Маркин
Как одевались девушки в 70-е? Они покупали шмотки друг у друга. Это была такая система. И если одна девушка приходила на работу в кофте, которая нравилась другой девушке, то рано или поздно первая продавала эту кофту второй. У каждого что-то находилось. Что-то не влезло. Что-то висело. В общем, это выглядело, словно первый барак меняется со вторым.
А потом в Лениздате появились джинсы. До этого девушки ходили в брюках, но это были просто штаны. Называлось брючный костюм. Что-то уникально безобразное.
Первые джинсы появились в корректорской «Вечернего Ленинграда». Корректорские в те времена были главным средоточием модниц, именно там появлялись самые современные шмотки. Хозяином корректорской всегда был мужчина. В корректорской, где вычитывали многотиражки, начальником был Рисс, он писал учебники про то, как надо работать корректором, но и сам читал гранки.
А в корректорской «Вечерки» хозяином был Бунис. Девушки, которые у него работали, пуще смерти боялись Буниса. Поэтому удивительно, что первые джинсы появились именно там. Но Бунис ничего не сказал. Видимо, проникся необычайной красотой этой одежды.
Это было как пожар в степи. Джинсы пошли по редакциям и дальше по городу.
Первые мои джинсы были размера на три больше, чем мне надо. Они мне достались из корректорской «Ленправды». Мне в отделе культуры сказали, что там есть штаны, которые никому не подходят. Я решила, что надо брать. И тут я совершила самое страшное преступление в жизни – я ушила джинсы. Вот эти свои, самые первые. Они стоили полтора моих месячных оклада. Кстати сказать, эта цена сохранялась всю мою жизнь до перестройки. Можно было изловчиться и купить не за полтора оклада, то есть за 200 рублей, а за 120, но это было чудо.
И что удивительно – тогда не было никаких подделок. Если бы подделки были, об этом немедленно стало бы известно. И в ходу были только бренды – Levis, Lee, Wrangler, Lee Cooper. Никаких других левых фирм.
Большего праздника, чем купленные джинсы, ни у кого не было.
Но джинсы просто так надеть невозможно. Ничего советского к джинсам категорически не подходило. Надо было иметь футболочку чистый хлопок, желательно с принтом. А футболка из чистого хлопка с кармашком стоила месячного оклада. Кроме этого надо было иметь курточку или пиджачок, желательно замшевый.
Зима требовала еще чего-то к ним вдобавок. Одно время в Ленинграде в моду вошли афганские дубленки. Они были без воротника. Вроде дубленка дубленкой, а воротника почему-то нет. Поэтому тут же стали популярны большие шарфы, чтобы, надев эту дубленку, было чем прикрыть шею.
Но самое страшное – к джинсам нужна была обувь. То, что продавали в СССР, никак к джинсам не шло. А кроссовки появились позже.
Первый человек, которого я увидела в джинсах и кроссовках вместе, был сменовец Стругацкий. Он произвел на меня колоссальное впечатление. Впрочем, Стругацкий и без кроссовок производил впечатление – он больше всех походил на Алена Делона по сравнению со всеми остальными знакомыми мне мужчинами. И вот, увидев Стругацкого, я окончательно поняла, как хочу одеваться.
Так, кстати, одевалась компания вокруг Бродского. И сам Бродский всегда был одет, как штатник. В моей компании, где в основном читали Соснору, хорошо одевался только сам Соснора, и то приехав из Парижа.
Понятно, что за добытую одежду надо было платить. Но платить не надо было сразу. Можно было отдавать частями. А обычно происходило вообще так: ты хотел купить голубые штаны левис и продавал вельветовые джинсы ранглер.
Никакие милиционеры или дружинники за джинсы никого не ловили. Никто и никогда не говорил: на тебе одежды на 600 рублей! Думаю, никто из советской власти не мог и поверить, что такие деньги можно платить за штаны и майку.
Пока я работала в Лениздате, фирменные вещи появлялись сами собой, а вот когда я не по своей воле рассталась со «Сменой», у меня появился другой канал – моя соседка работала в интуристовской гостинице. Она ставила в номер финнам две бутылки водки. А финны что-то оставляли взамен. Тогда она звонила и говорила: «Приходи!» Понятно, что звонила она не только мне.
Были, конечно, в СССР ателье индпошива, где чего-то такое шили на заказ, и закрытые магазины. Но я туда не ходила. Нет, вру, однажды в таком магазине была. Нашего редактора выбрали делегатом на 17-й съезд комсомола в Москву. И возникла проблема – в чем туда ехать.
Нашему редактору принесли какие-то французские штаны, чтобы он в них поехал на съезд, но они оказались ему коротки. В общем, ехать было не в чем. И вдруг за пару дней до отъезда ему позвонили власти и велели идти в Апраксин двор – «в секцию». И там одеться. То есть понимали в обкоме, что людям совершенно не в чем ехать на съезд ВЛКСМ.
Я сказала: «Гера, я пойду с тобой – может, там и для меня что-то найдется». Он сказал: «Ну пошли», потому что одному ему туда идти было страшно.
Нет, для меня там ничего не нашлось. Потому что там была одежда имени министра культуры Фурцевой. Вроде всё культурно, из драпа, но смотреть на это было невозможно. Вы думаете, что там были костюмы синего или коричневого цветов? Нет, там всё было цвета асфальта. Асфальт – он разных цветов бывает: цвета только что уложенного асфальта, цвета потрескавшегося асфальта и цвета асфальта с ямами.
«Вроде как тут бесплатно», – сказал мне редактор. «Не может быть», – не поверила я. «Если потребуют деньги сразу – ничего не будем брать», – принял решение редактор.
Стали мы мерить одежду в стиле министра Фурцевой. Кое-что выбрали. Костюмчик цвета асфальта, по которому давно никто не ездит. И рубашки. Рубашки были хорошие, но советские до ужаса.
Денег с редактора брать не стали, только переписали с одежды артикулы. Так я и не узнала, взяли с редактора в итоге деньги или нет. Потому что вернулся он со съезда в жутком состоянии – так ему там все не понравилось, я и спрашивать не рискнула.
Сейчас все стали одеваться по-другому. И я теперь ношу только швейцарское, с исторической родины, и крайне дешевое. Потому что швейцарских знаменитых брендов одежды нет.
Ирина Чуди
