Виталий Милонов опять прозвучал на всю Россию – потому что не проголосовал за повышение пенсионного возраста (Милонов просто не пришел на заседание Думы, что тоже досаточная смелость). C тех пор, как в 2016 году самый известный петербургский депутат избрался в Думу и уехал в Москву, о нем стало мало слышно. «Город 812» забеспокоился о судьбе Виталия Валентиновича и расспросил, как ему живется вдали от родины. Узнал, что хотел бы он вернуться в Петербург и стать священником.
– Вы уехали в Москву и пропали из новостей. Мы переживаем.
– Ложка кофе в рюмке и ложка кофе в ведре – это совсем разные вещи, хотя ложка одна и та же. Наполнить Москву собою так же, как Петербург, невозможно. Я не считаю число ссылок на себя в Интернете, но на самом деле моя медиаактивность возросла. Просто она ориентирована не на Петербург, а на всю страну. Я понимаю, что если буду заниматься чем-то очень активно здесь, это вызовет переживания у разных людей.
– У Вячеслава Макарова?
– Нет, мы с ним не пересекаемся и не вторгаемся в сферы друг друга. Я могу иметь свое мнение – но я не вмешиваюсь в городские дела, это нетактично. Нравится людям, они принимают его правила игры – значит, он им командир.
– А какие были яркие инициативы на федеральном уровне?
– Я не хочу вспоминать. В чем яркость? Дело ведь в содержательности. Инициатива по очистке берегов от одноразовых мангалов не имела широкого распространения, но была поддержана помощником президента по экологии, и сейчас решается вопрос о введении утилизационного сбора, за счет которого можно финансировать очистку берегов. Или моя инициатива о том, чтобы велосипедисты знали правила дорожного движения. Насколько это отображается в петербургских СМИ, я не знаю. Я за этим не слежу. К сожалению, в Петербурге отсутствует креативная политическая повестка. Это обусловлено тем, что губернатор политикой не занимается, а остальные действуют в рамках тех правил, которые он формирует.
– А как же ЗакС? Там, по-моему, не следуют в русле его политики.
– Алгоритм ЗакСа четко подчинен определенным лекалам, он действует по заранее заложенной формуле, и прорывов не происходит.
– Это ответ на вопрос – следует ли ЗакС правилам, заданным губернатором?
– Это мое стороннее видение политических процессов в Петербурге. Когда ты вырываешься из контекста Петербурга, у тебя возникает иной угол зрения на процессы, которые здесь происходят. Многое становится понятным. К сожалению, наш город перестал вырабатывать федеральную политическую повестку, из лаборатории политики он превратился в библиотеку.
– Так кроме ваших антигейских инициатив Петербург уже лет 20 никакой федеральной повестки не производит.
– Мне казалось – может, в силу того, что я сам был здесь, – что мы пытались что-то сделать. Возможно, это субъективный взгляд.
– А с геями вы почему больше не боретесь?
– Это ведь не самоцель – жить, чтобы с ними бороться. Моя позиция по этому поводу выработана, и все озвучено. Если будут какие-то новые вызовы нашим ценностям – я на них отвечу. Геи мне неинтересны.
– Раньше были интересны, а теперь – нет?
– Раньше в обществе был тренд на легализацию однополых связей и либерализацию отношения к ним. Сейчас мы вернули все на место, сдвинув гомосексуалистов в сторону грязной помойки. Произошел нравственный шифт. Писатель Эдуард Лимонов ушел с этой нравственной помойки, перешел на сторону света, а либеральная часть, наоборот, ушла на помойку. Им там нравится, и пахнет родиной.
– Это вы всех победили?
– Я был индикатором людской неприязни к насаждению этих нравственных ценностей. Они стали напрягать. Это не вид нормы, это вид девиации.
– Ваши инициативы спровоцировали в обществе волну насилия в отношении геев.
– Нет.
– В Петербурге был, например, случай, когда неизвестные ворвались в офис ЛГБТ-организации, стали стрелять из пневматики и выбили активисту Дмитрию Чижевскому глаз.
– Это были его же друзья. После моего светлого выступления и морального очищения все они стали сваливать за границу. Он хотел инсценировать нападение гомофобов, чтобы облегчить получение убежища, но в глаз ему попали случайно.
– То есть вы не считаете себя ответственным за этот случай насилия?
– Не было насилия. Посмотрите на других представителей этого меньшинства – они продолжают получать государственные награды, звания, я не вижу, чтобы кого-то из них стало меньше.
– Надо и с ними бороться?
– Нет, эти люди не считают нужным снимать штаны. Когда личная жизнь является личной и сокрытой от общественного обсуждения, к ним не может быть претензий. Каждый человек имеет недостатки, но является нормальным лишь тогда, когда эти недостатки скрывает.
– Вы планируете вернуться в Петербург?
– Никогда не говори никогда. Я бы хотел вернуться в Петербург, когда закончится моя политическая карьера, и стать священником. Я уверен, что мой опыт работы с людьми позволит мне сколотить неплохой приход.
– А в ЗакС?
– Зачем? Я в ЗакСе уже был, то, что мог сделать, сделал. Москва – это большой объем возможностей, чего-то добиться в Москве в разы сложнее. Тут нельзя написать законопроект и сделать так, чтобы его сразу приняли. Это результат бесконечного количества согласований, обсуждений, отказов, убеждений. Ряд законопроектов, которые я начал писать, став депутатом Госдумы, уже прошли большую часть согласований. Хотя ресурсных возможностей у депутатов Думы на порядок меньше, чем в ЗакСе. У думских депутатов меньше помощников, денег на них выделяется меньше. Нас обвиняют, что у нас больше зарплаты – 340 тысяч. Но у наших помощников – только 20, поэтому половину своей большой зарплаты ты тратишь на них. На помощников выделяется меньше 200 тысяч.
– Вы говорите, что со стороны происходящее в Петербурге становится понятным. А что именно понимается?
– Становятся понятны алгоритмы действий тех или иных политиков. Происходит какой-нибудь митинг – и сразу понятно, почему он происходит. И понятно, что всем понятно. Когда ты сам в драке, ты не видишь всего поля. Тут все проще, чем в Москве, где много башен и разных игроков. Хотя я не имею ни перед кем никаких моральных обязательств, я не хочу ничего критиковать. Но могу анализировать со стороны. Я вижу несогласованность политики в градостроительной сфере. Когда летишь на самолете в Петербург и смотришь на новые кварталы, думаешь: как там люди будут жить? Куда они будут выезжать? По всей России декларируется реновация, в Москве все прекрасно, а у нас ее затормозили.
– Как же прекрасно, когда в Москве чуть ли не баррикады строили?
– Были недовольные, но с ними обсуждали, договорились, мы приняли за месяц гигантский закон о реновации. В Петербурге она 10 лет тормозится. И я вижу, что тормозится не по объективным причинам, а из-за противодействия определенных политиков и депутатов. Проигравшими являются петербуржцы, живущие в хрущевках. А выигравшими – строители, которые строят жилье в полях. Успешно проведенная реновация вызвала бы резкое понижение цен на недвижимость, причем люди стали бы покупать квартиры в обжитых кварталах с инфраструктурой.
– Но пропускная способность дорог в этих кварталах не увеличится, дополнительных мощностей по воде, теплу и электричеству не прибавится. А нагрузка возрастет.
– Да, но в реновируемых кварталах есть по крайней мере метро.
– Ну вот в вашем округе по утрам на «Проспект Ветеранов» и так не войти. Безо всякой реновации.
– Да. А почему? Потому что в полях строят новые кварталы, и все их жители едут в это метро. Я считаю – если квартал проектировался с учетом будущего метро, а потом его строительство отложили, то и разрешение на застройку квартала надо отменять. И разрешать, только когда этот транспорт появится. Второй вопрос – качество строительства. В аэропорту «Пулково» я вижу ужасную рекламу новых жилых комплексов – какие-то золоченые теплицы в худшем стиле лужковской Москвы.
– Это «Глоракс», что ли?
– Да. Золоченые шатры Чингисхана. И написано: «Новое лицо Петербурга». Ни одна градозащитная жаба не квакнула! Они хотят изуродовать лицо, фасад Петербурга. В Балашихе и Бутове и то строят лучше. Это надо запретить, конечно. Надо вообще объявить мораторий на массовую застройку. Петербургу не нужны миллионы квадратных метров нового жилья. Тем более что большинство этого жилья покупают не петербуржцы. Кто-нибудь считал, сколько людей могут жить в нашем городе? Дай строителям волю – они все застроят. Им-то все равно, они заработают денег и свалят за границу. А мы останемся жить с этими золотыми теплицами и коробками за КАДом. Люди будут выходить из них и требовать поликлиник и школ. А их нет.
– Георгий Сергеевич тоже так думал в начале своего губернаторства.
– Чувствую с ним духовную связь. Нравственные камертоны – они на то и камертоны, чтобы звучать одинаково для всех. Радость от нового строительства – это радость наркомана, получающего дозу. Говорят – они создают рабочие места. Для таджиков? А для кого все это строят? Чтобы люди приезжали из других регионов? Конечно, надо менять 214-й закон о долевом строительстве, потому что развелась куча жуликов. Стоит застройщику опоздать со сдачей на месяц, ему сразу вчиняют иски. И юристы, прижав свои крысиные хвосты, бегут половину стоимости квартиры выбивать из девелоперов. Я бы всех этих юристов в цугундер отправил. Так все маломаржинальные проекты эконом-класса разорятся. Я по этому вопросу работаю.
– Так вы за эконом-класс?
– Конечно.
– Но это же как раз коробки за КАДом и есть.
– Нет. Коробки – это то, что строят муниципальные чиновники из Ленобласти. Это надо запретить. Они как в осаду берут наш город своими щупальцами.
– Тогда подорожают квартиры в городе.
– Количество петербуржцев, желающих купить квартиры, не изменится. Сейчас мы строим в несколько раз больше жилья, чем нужно, – потому что это жилье покупают люди из других регионов. А нам не нужно, чтобы они приезжали. Я еду по Петергофскому шоссе – там огромная пробка стоит. А когда они заселят свой «Солнечный город», будет вообще не проехать, люди повесятся. Путин не сможет в Константиновский дворец попасть. Я бы хотел уважаемых коллег из ЗакСа попросить переосмыслить градостроительную политику. Я слышал, что в каком-то районе центра – может быть, даже Петроградском – были приняты решения не разрешать строить кому-то, хотя там и земля в собственности, и все документы выданы.
– Но суд-то отменил эти запреты.
– Неважно. О центральных районах заботятся. А надо заботиться о других. О центральных не надо – там серьезные девелоперские проекты, которые делают серьезные инвесторы, их надо любить. У нас куча мест, где надо развивать город, не обязательно идти в поля. Территория Морского порта, например.
– Как юридически регулировать внешний вид зданий? У нас сейчас главный архитектор все фасады согласовывает. Думаете, если поменять Владимира Григорьева на другого, что-то принципиально изменится?
– Не, дело не в Григорьеве. Надо создать – причем не из чиновников, а из лучших архитекторов, искусствоведов – палату, которая будет все решать.
– Ну вот у нас есть Градсовет – ровно такая палата.
– Это ерунда, он не работает. Ни один нормальный архитектор не согласует эту золотую теплицу. Я как художник и практически архитектор, не знаю никого, кому она бы понравилась.
– Вы архитектор?
– В духовном смысле этого слова.
– Церкви строите?
– Да.
– А в чем ваша роль заключается?
– Во всем. От покупки свай и труб до выбора колера для краски.
– И сколько построили?
– Четыре. Хочу еще воскресную школу построить, но антихрист Вишневский все время пишет кляузы и не дает этого сделать. Я ему звоню, говорю: ну что ты делаешь? Но он поступает, как ему Сатана в левое ухо нашепчет.
Антон Мухин
