На неделе стало известно, что Торопецкая икона Богоматери, временно выданная Русским музеем в храм подмосковного поселка Княжье Озеро на срок до 22 сентября 2010 года, останется там как минимум еще на полгода. Никаких объясняющих комментариев ни от Министерства культуры, ни от музея не последовало.
Напомним, что в ноябре 2009 года Минкульт получил письмо патриарха и мгновенно решил выдать икону в свежевыстроенную церковь. Идея выставить культурный раритет вне музейных стен принадлежит бизнесмену Сергею Шмакову, который застраивал коттеджный поселок.
Несмотря на протесты музейных сотрудников и ряда экспертов по древней живописи, в ночь со 2 на 3 декабря 2009 года икона была перевезена в Княжье Озеро и выставлена в специальной витрине с микроклиматом. Минкульт согласовал выдачу иконы сроком на один год. В начале декабря 2009 года Русский музей объявил о том, что икона выдается на полгода. Позже выяснилось, что договор был заключен до 22 сентября 2010-го, то есть почти на 10 месяцев.
Как заявил Online812 Иван Карлов, главный хранитель Русского музея: “Торопецкая икона обязательно вернется в Русский музей через полгода, чтобы реставраторы могли изучить ее состояние на нашем стационарном оборудовании. Только после того, как будет определено состояние иконы, можно вести разговор о ее дальнейшей судьбе”.
История выдачи Торопецой иконы породила очередную волну дискуссий о том, где должны находиться произведения искусства – памятники, имеющие как культурную, так и культовую ценность – в музеях или церквах. Оказалось, что мнения общества разделились примерно поровну.
За несколько месяцев, прошедших со времени выдачи Торопецкой иконы из Русского музея, бизнесмен Сергей Шмаков засветился в другой скандальной истории. Он обратился с письмом в милицию с просьбой проверить публикации в журнале “Арт-хроника” на предмет разжигания религиозной вражды. Речь идет о статьях, посвященных выставке “Запретное искусство”. Г-ну Шмакову показалось подозрительным, что “Артхроника” публикует произведения, которые участвовали в выставке, и предоставляет трибуну ее куратору Андрею Ерофееву.
Оперативник ГУВД Москвы навестил “Артхронику” и побеседовал с главным редактором Миленой Орловой. Позднее на сайте журнала появилось заявление редакции. Там указано, что в упомянутых статьях не использовались произведения с выставки “Запретное искусство”, но в любом случае, суд не запрещал их публикацию.
“Русские иконы хорошо сохранились, потому что их не ели жучки”
Юрий ПЯТНИЦКИЙ, хранитель византийской и поствизантийской иконописи Эрмитажа:
– От вас ничего не требуют выдать в храмы?
– Особенность нашей коллекции – у нас нет ни одной иконы, поступившей из национализированных храмов. Это поступления XIX – начала XX века из специализированных государственных музеев и от частных коллекционеров.
В моей практике было два интересных случая. В 1993 году в Греции я делал доклад на конференции по искусству Афона про русские научные экспедиции позапрошлого века. Во время дискуссии одна греческая дама произнесла речь, смысл которой бы в том, что наши экспедиции были грабежом греческого национального достояния. Была проведена аналогия с мраморными скульптурами Парфенона, и прозвучало требование вернуть иконы. После поднялся один из афонских монахов и заметил, что все эти иконы тогда, в середине XIX века, наверняка бы сгнили, если бы не русские ученые. Как погибли тысячи других древних икон на Афоне.
Через несколько лет я был на Афоне в Пантократорском монастыре. В Эрмитаже хранится икона середины XIV века Христос Пантократор, главная икона этого монастыря. Она была найдена экспедицией Петра Севастьянова в 1860 году среди рухляди в виде двух досок, изъеденных жучком.
Так вот настоятель монастыря сказал, вы, конечно, не вернете оригинал, и, сделав паузу, попросил прислать копию.
– У него не возникло мысли попросить икону на время?
– Не возникло.
– Эта икона того же возраста, что и Торопецкая.
– Есть важное отличие. Греческие иконы существовали в теплом климате, доски всегда изъедены жучком, живопись может внезапно провалиться от вибрации при транспортировке. Русские иконы находились в церквах, по большей части не отапливаемых. Жучки зимой погибали. Поэтому доски русских икон в довольно хорошем состоянии.
В Эрмитаже Христос Пантократор хранится в киоте из красного дерева (его не ест ни один жук), расстояние креплений можно регулировать. Стекло специальное – антибликующее, такие же защищают картины Рембрандта. Когда музей готовил альбом о своих шедеврах, то я не разрешил, учитывая состояние сохранности, перемещать эту икону для съемки даже в переделах одного зала.
В хранилище в каждой комнате поддерживается климат, иконы стоят на полках со специальными зажимами. Вещи привыкли к этим условиям и постепенным сезонным изменениям в здании Зимнего дворца. В случае с Торопецкой иконой было выбрано самое неудачное время для перемещения – начало зимы.
– Но там была использована супервитрина?
– Я бы не стал перевозить ее в такой витрине. Чем меньше витрина, тем больше вероятность изменения микроклимата.
А чем стерильнее условия хранения, тем выше риски. Поэтому в мире отказываются от кондиционирования. То, что Торопецкая икона в музее находилась на стене около трубы, – это не так страшно, она привыкла к своему постоянному месту.
– Вас не привлекали в качестве эксперта, когда обсуждалась выдача Торопецкой иконы?
– Не привлекали, но я следил за этой историей. У нее много аспектов. Если не разрешать вывоз из музеев по состоянию сохранности, то не должно быть исключений и для коммерческих зарубежных выставок, куда отправляются иконы на 6 – 8 и более месяцев. В чем разница между господином Шмаковым и “начальником по культуре”, приказавшим послать иконы на выставку? В одном случае речь идет об интересах верующих, в другом о культурном обмене.
Причем, когда речь идет о древней иконе, последствия перемещений могут сказаться не сразу, а уже после возвращения.
По сути, проблема Торопецкой иконы это проблема, кто будет решать. Человек, близкий к власти, нажал на нужные рычаги и получил икону.
Меня пугает, что представители церкви говорят даже не о реституции, по их представлениям любой религиозный предмет должен служить в церкви. В этом смысле примечателен недавний судебный процесс в Польше, где Церковь пыталась вернуть алтарь, конфискованный при социализме и переданный в музей в Варшаве. Суд принял решение: алтарь является собственностью Церкви, но как национальное достояние должен оставаться в музее.
Много разговоров о большей доступности икон в церквах, чем в музеях. На днях в Никольском соборе я обнаружил почти у самого входа, ограждение и табличку – дальше вход “только для верующих”. Причем в этом момент службы не было. В музее икон в ХХС смотритель запретил мне делать записи в собственный блокнот и никакие объяснения не помогли, он просто выключил освещение.
– В ходе обсуждения законности передачи Торопецкой иконы остался вопрос. С одной стороны, было мнение, что Министерство культуры как представитель собственника – государства, может по своему усмотрению приказать музею выдать любую вещь. С другой – хранитель, который несет ответственность за сохранность вещи, в том числе уголовную, может сказать “нет” и не разрешить выдачу. Как на самом деле?
– Мы живем по музейной инструкции 1985 года, согласно которой вся полнота ответственности лежит на хранителе. Только директор музея имеет право преодолеть вето хранителя, которое, конечно, должно быть обоснованным.
В 2009 году Министерство культуры издало подробное положение, которое регламентировало конфликтные ситуации. Ответственность оставалась на хранителе. Но в инструкции была предусмотрена довольно длительная процедура переписки между хранителем и его начальниками: что делать хранителю, если он получил противозаконный, по его мнению, приказ о выдаче музейного предмета, угрожающий сохранности этой вещи.
Министерство отозвало эту инструкцию, и она не действует. Возможно, именно по причине необходимости выдать Торопецкую икону.
– Но действует инструкция 1985 года об уголовной ответственности хранителя?
– Существует много лазеек, как добиться желаемого результата, вопреки мнению хранителя. Один из самых распространенных способов, который и был использован в Русском музее, – создание некоей расширенной комиссии, в которую приглашают людей с правильным мнением. Причем за коллегиальное решение никто не несет персональной ответственности.
Кроме того, можно просто уволить хранителя или директора.
