Картина «Разжалованный», снятая компанией «Феникс-Фильм», получила две премии ТЭФИ – за лучший сценарий и за лучший телевизионный художественный фильм.
На церемонии в Петербурге сценарист Наталья Портнова и режиссер Владимир Тумаев выглядели гордыми и подавленными одновременно – фильм, который они сделали, не показали ни на одном из федеральных каналов.
В отличие от “Школы”, “Адмирала” и “Глухарь. Продолжение”, вместе с которыми “Разжалованный” выдвигался в четырех номинациях. О том, как маленькая кинокомпания обошла крупнейшие телеканалы страны, Online812 рассказала сценарист фильма Наталия ПОРТНОВА.
– Как же так вышло, что “Разжалованный” – фильм, который выставлялся на четыре номинации ТЭФИ и в итоге получил две статуэтки, не был показан ни одним крупным каналом?
– Режиссер Андрей Козлов задумал серию фильмов, которая называлась “Бой местного значения”. Она состояла из четырех фильмов. Первый фильм так и назывался “Бой местного значения”. Потом были “Лейтенант Суворов” и “В сторону от войны”, снятый по моему сценарию. Режиссером этих фильмов был Алексей Козлов. Четвертым фильмом стал “Разжалованный”, его снял режиссер Владимир Тумаев. Только один из этих фильмов – “Бой местного значения” был показан по телевидению в эфире Пятого канала. Остальные фильмы остались невостребованными.
– Вы поняли – почему?
– Это произошло еще и потому, что выход фильмов совпал с тем моментом, когда каналы поменяли практику закупки и производства кинопродукции. Если раньше сторонние студии снимали фильмы на свои деньги, а потом предлагали их каналам, то теперь каналы сами стали создавать свои собственные студии. Таким образом, было устранено все многообразие рынка. В результате кинокомпания “Феникс” осталась с циклом фильмов, которые вещательные каналы отказались даже отсмотреть, не то что приобрести.
– Кто же тогда выдвинул “Разжалованного” на ТЭФИ?
– “Феникс” показал его по своему кабельному каналу, транслируемому в Москве. Конечно, аудитория у фильма была крохотная, но формальности, таким образом, были соблюдены – “Разжалованный” был показан по телевидению. И когда мне позвонил Алексей Козлов, являющийся членом Телеакадемии, и сказал, что наше кино попало на конкурс, я была в полном изумлении, потому что давно уже его похоронила. Более того. Фильм был выдвинут в четырех номинациях рядом с такими монстрами, как “Школа”, “Адмирал”, про которые не слышал только ленивый, и “Глухарем”, занимающим первое место во всех рейтингах. И рядом с ними наш “Разжалованный”!
– Вы писали сценарий для другого почти военного фильма – “По этапу”. Это был очень масштабный проект – в главной роли Джон Малкович, совместные съемки с английской компанией. Там все было по-другому?
– Сценарий к фильму “По этапу” такой очень многострадальный. Изначально я его писала по заказу Сергея Снежкина, но Снежкин передумал его снимать. Потом целый год деньги на него искал Владимир Хотиненко. В это время, с помощью друзей, я вышла на крупную немецкую студию “Бавария-фильм”, которая согласилась участвовать в проекте.
Вообще, в Германии нет ни одного фильма про пленных немцев в России. Ни одного! Потому что для немцев это больная тема. Они ее не трогают. И при этом “Бавария-фильм” согласилась финансировать половину бюджета, при условии что наше государство официально примет участие в этом проекте. Хотиненко отдал сценарий в Госкино, и полгода мы ждали решение по госфинансированю. А немцы терпеливо ждали, пока наша бюрократическая машина сделает очередной оборот. В результате госфинансирование нам не дали и съемки отменили.
После этого я спрятала этот сценарий в стол и решила его не трогать. А спустя два года я познакомилась с продюсером Михаилом Дунаевым. Вечером отправила ему сценарий, а утром он позвонил и сказал, что это именно тот проект, который он бы хотел делать. После чего мы четыре месяца обсуждали с ним договор. Торговались по целому ряду вопросов, и все эти вопросы не имели отношения к деньгам. Для меня очень важным было упоминание в титрах и благодарные слова людям, по рассказам которых писалась история. А еще я хотела иметь возможность отсматривать готовый материал и в случае несогласия снять свою фамилию из титров.
– И что?
– Все эти условия вошли в договор, и все были нарушены.
– То есть фильм получился не таким, каким вы его себе представляли.
– “По этапу” был хорош тем же, что и сериал “Школа”, – раскруткой и деньгами, в него вложенными. На выходе же это оказался простой пшик. Я писала свой сценарий по рассказам очевидцев. В частности, бабушки моего институтского товарища, Тамары Александровны Шатохиной, которая работала в лагере для немецких военнопленных, и Ганса Иоахима Янсона, попавшего в советский плен.
Это очень трагическая история. Немцы, которые еще вчера убивали наших людей, живут рядом с пережившими блокаду ленинградцами, играют на танцах для русских женщин, влюбляются в этих женщин и заводят с ними детей. В Пушкине, где размещался лагерь для немецких военнопленных, действительно было очень много детей, родившихся после войны от таких союзов. И вот этих пленных, которые тут уже обжились, у которых здесь дети, в один момент собирают по домам и увозят. Причем непонятно куда – то ли в Германию, то ли на расстрел. А русские женщины плачут, провожая их. На этих простых женщин сначала свалилась война, лишения, гибель мужей. А потом вдруг – пленные немцы. И они переживали сначала ненависть и отвращение к ним, а потом пожалели и полюбили. Сценарий был об этом.
– А что в тоге получилось в фильме?
– А в фильме “По этапу” зимой сорок шестого года героини щеголяют в новеньких чистых тулупах, париках и пилотках. Настоящая клюква! И все, кто там снимались, хорошо это понимали. Когда меня единственный раз пустили на съемочную площадку, ко мне подошла актриса Ингеборга Дапкунайте и спросила: “Вы думаете, что мы снимаем правду?” Я ей ответила, что это вранье, но сделать с этим я ничего не могу.
– У вас три сценария про войну. И вообще истории про то, как вместе сосуществуют недавние враги, сегодня стали у нас очень популярны. Есть “Одна война” Веры Глаголевой, “Край” Алексея Учителя и “Полумгла” Артема Антонова. Откуда такая тенденция?
– Не знаю. Может быть, это потому что мы не можем сказать правду о современности. Этот факт надо признать. И даже если мы можем сказать эту правду, то дома и только самому себе. Или написать и положить “в стол”. А говорить правду, это естественная потребность человека, который занимается творчеством. Говорить о том, что больно. Или о том, что волнует. Поэтому то, что нас мучает, мы переносим в то время, которое нам позволяет об этом сказать. Но так тоже происходит не всегда.
Ведь сейчас очень много невзаправдашних фильмов о войне, таких же фальшивых, как и фильмы о современности. С другой стороны, кино про войну смотреть тяжело. И нельзя все время возвращаться к теме войны.
– Почему?
– Ну, вот взять ту же церемонию ТЭФИ. В ее конце организаторы сказали, что самая главная для нас сегодня дата – 65-летие Победы. И объявили минуту памяти. Я понимаю, что таким образом они искали тему, с помощью которой можно нас всех объединить. Но смотрите, что получается. В начале церемонии от ТЭФИ отказывается Дорман, потом они не вручают награду Манане Асламазян. Но зато в конце церемонии мы почитаем память павших во время войны! Поймите, мы всегда готовы почтить память погибших, но получается, что война – это единственная тема, в которой мы едины и которая вызывает гордость и душеный отклик. Единственная! Но в таком виде тему войны нельзя эксплуатировать вечно. А другого у нас ничего нет.
– Вернемся к “Разжалованному”. Теперь какие-нибудь каналы уже обратились с предложением его показать?
– Этим вопросом занимаются продюсеры. Я пока про такие предложения не слышала. Один из продюсеров даже горестно сказал: “Ну, если никакие каналы его не возьмут, попробуем предложить его каким-нибудь международным фестивалям”. Он ведь снят как полноценное полнометражное кино. То есть продюсеры тоже уже смирились с тем, что этот фильм никогда не увидит широкая аудитория.
А то, что произошло на ТЭФИ, было чудом. Мне вообще кажется, что в этом году на ТЭФИ было протестное голосование. Ведь, если вдуматься, сегодняшняя ситуация в академии сильно отличается от того, что было несколько лет назад. Раньше академиков было 280, сейчас их 525. И возможно, за счет этих новых членов стала формироваться более объективная картина.
Или вот голосование на ТЭФИ в категории “Профессии”. Во всех информационных ресурсах Первый канал объявляется лидером по числу наград. Но ведь на самом деле этот гигант, который может всех купить и продать, победил только в 12 номинациях из 25. 12, а не 23 или 24! А уже в Питере, в категории “Лица” Первый канал получил ТЭФИ только за развлекательные программы. Это значит, что происходят какие-то изменения.
– Пока, что-то на экране эти изменения не слишком заметны. Расскажите, как вообще создается сценарий для телевидения?
– Каналы четко говорят, что они хотят. Например, у одного из центральных каналов целевая аудитория – женщины в возрасте 55 и старше. Мне, когда я пыталась писать для них, так прямо и объяснили, что они адресуют свою продукцию такой женщине. Она живет в маленьком городе, и у нее невысокий образовательный уровень. А еще у нее есть пьющий муж, которому продукция этого телеканала тоже должна быть интересна. И писать сценарии надо так, чтобы эта наша женщина могла взять своего мужа за руку, посадить его возле телевизора и сказать: “Вот, посмотри. Тебе это будет полезно”.
– Разве это плохо, что он, вместо того чтобы напиться, посмотрит телесериал?
– Я знаю точно только то, что однообразие ведет к смерти. На канале “Россия” в названии каждого телесериала есть слово “любовь”. Здесь можно вспомнить “Всегда говори “всегда””. Это был эпохальный сериал хотя бы потому, что его название сильно отличалось от других. Но ведь большинство сериалов нельзя вспомнить ни по названию, ни по сюжету. Они идут одним сплошным потоком, потому что их делает одна команда редакторов, которая подгоняет все сюжеты под общие, им одним понятные рамки.
У меня была совершенно анекдотичная история про то, как я пыталась писать сценарий для одного центрального канала. Изначально это была вертикальная история про петербургскую девушку-экскурсовода. Я решила, что экскурсии по Петербургу – это познавательный и интересный фон для разнообразных историй. Но первое условие, которое выдал канал, – чтобы там не было никаких экскурсий, никакой информации про город! Просто ни одного слова. Только ее личные отношения. С мамой, с друзьями или любимым человеком.
Более того – вначале я придумала историю про мужчину-экскурсовода. Написала заявку, отправила. На это они мне отвечают, что мужчин-экскурсоводов не бывает.
– В смысле им не нужна такая история?
– Нет. Они хотят снимать “правду”. А мужчина-экскурсовод в их понимании это нелепый вымысел. По их мнению, нет таких причин, которые заставили бы мужчину водить экскурсии по нашему городу. Ну, только если он физически неполноценный или сумасшедший. Вот под это представление о мире авторы должны подстраивать свои сюжеты!
– Говорят, что цензура и отсутствие денег стимулируют творческий процесс? Вы в это верите?
– Трудно сказать. Вот во времена Большого террора люди рисковали жизнью за свои стихи, статьи или просто за одно неосторожное слово. И при этом все было острее. Сейчас мы не рискуем ничем особенно важным. Ну, разве что потерей денег. И, тем не менее, мы молчим и очень многого боимся. А ведь прежних рисков сейчас нет. Не убьют же, не посадят. Я прочитала это в интервью Бориса Акунина. И я с ним согласна. Куда-то подевались понятия “принципы”, “совесть”, мы их даже в речи почти не употребляем. Почему это произошло – я не знаю.
– Но ведь одного же у нас все-таки посадили?
– Нам до его размаха далеко. А я говорю не об олигархах, а о каждом из нас. Из нашей жизни совершенно исчезли эти аксиомы, что бояться – стыдно. И врать – стыдно. И продавать свою совесть за деньги – тоже стыдно. Всегда. А в творчестве – особенно.
