Поводом для этого текста послужил скандал в редакции интернет-издания «Медуза», ставший предметом бурного всенародного обсуждения в Сети.
Краткий пересказ событий. На вечеринке пьяный главред «Медузы» Иван Колпаков домогался жены своего коллеги К. со словами: «Ты единственная на этой вечеринке, кого я могу харасить, и мне за это ничего не будет». Узнавший об этом К. возмутился и предал огласке произошедшее. Редакция подтвердила возмутивший К. факт, после чего Колпаков был отстранён от поста главреда на две недели. Однако, возмущённый К. заявил, что уволится, если Колпаков останется главредом. И уволился. Но спустя некоторое время Колпаков также ушел в отставку, написав в Фэйсбуке: «Я ухожу, потому что не вижу иного выхода. Потому что так будет лучше для «Медузы»». Необходимое пояснение: «Медуза» известна как активное про-феминистское издание, опубликовавшее, в частности, серию разоблачительных репортажей о домогательствах депутата Слуцкого к нескольким журналисткам.
Однако эта история интересна не только сама по себе (в ней, пожалуй, самое неоднозначное – двоякая позиция редакции «Медузы»). Гораздо больший интерес – по крайней мере, у меня – вызывает реакция со стороны феминистского сообщества, адептов которого относительно много в молодёжной/студенческой среде.
Одна из самых нашумевший реакций, вызвавшая шквал позитивных откликов соцсети (Фэйсбук, Инстаграм и закрытый Твиттер), принудлежит популярной феминистке Нике Водвуд (ник nixelpixel).
Текст Ники Водвуд нуждается в предварительных пояснениях. Она позиционирует себя как интерсекциональная феминистка. Интерсекциональный феминизм – это такой феминизм, который основывается на «теории пересечения». Согласно ей, все существующие дискриминации взаимосвязаны между собой и, следовательно, женщина может быть угнетена по признаку не только пола, но и национальности, вероисповедания, материального положения, состояния здоровья и т.д. Некоторые даже считают интерсекциональный феминизм одним из ответвлений либерального феминизма. Но Ника Водвуд с этим категорически не согласна и осуждает либфем. Под гильотину интерсеков попадают, например, практики суррогатного материнства и проституции (с которыми согласны либеральные феминистки, считающие, что в данном случае женщина проявляет свою свободную волю), ибо это, как полагают интерсеки, не свободный выбор женщины, а пагубное следствие угнетения по признаку фертильности.
А вот и скрин из твиттера Ники Водвуд. (Твиттер Водвуд закрытый, однако у него 26 тысяч читателей, поэтому скрины стремительно распространяются по сети).
И вновь – пояснение. У Водвуд самый большой просветительский фем-ресурс в России – 435 тысяч подписчиков на одном только Ютубе, она – лицо современного российского феминизма, она олицетворяет ценности прекрасного будущего без насилия и угнетения. Но то, что она пишет в этом твитте, – практически фашизм (и не по отношению к мужчинам, как вы могли бы подумать, а точнее, не только к ним). Она не просто порицает действия «Медузы», недостаточно жёстко окортившей насильника Колпакова, но даёт понять, что либеральный подход в целом – это однозначно вред.
Есть по крайней мере две причины, почему позиция Ники Водвуд – и по данному конкретному случаю и вообще – кажется мне фашистской и, следовательно неприемлемой.
Причина первая: «Запрещено запрещать? Нужно запрещать!»
По Водвуд, либерализм плох потому, что он утверждает свободу женщины на любой выбор, в том числе на такой, в ходе которого присутствует момент «отношения к женщине как к товару» или вообще «угнетения женщины». Это, по мнению Водвуд и других радикальных феминисток с интерсекциональной оптикой превращает формально свободный выбор в по факту несвободный.
Что до меня, то я убеждена в том, что никакое ограничение свободы человеческой воли недопустимо. В том числе то, о котором говорит Ника Водвуд. В экстремальной ситуации любой человек, независимо от гендера, может оказаться перед выбором: делать то, что его/её унижает и получить что-то (например, нужную сумму денег или спасти жизнь свою или чью-то) – или не делать этого. Более того, я уверена, что человек имеет право на любое распоряжение своим телом, он может продать свои органы, может сделать эвтаназию, даже assisted suicide (эвтаназию, которую можно сделать не только при неизлечимой болезни, а вообще, когда хочешь). Интерсекциональный феминизм же лихо линчует всё, где есть так называемое угнетение. При этом под категорию «угнетения» подпадает практически всё что угодно, любое проявление мужского поведения (даже если мужчины просто сидят в транспорте, широко расставив ноги, – по мнению феминисток, это не что иное, как мужская экспансия – «менспрединг»). Почему? А потому, что – как имплицитно полагают радикальные феминистки – все женщины на самом деле являются представителями меньшинства, даже если они белые и подходят под современные стандарты красоты. Ибо у мужчин всё равно найдётся повод их угнетать, и не один! Также эти феминистски убеждены в том, что быть мужчиной – это привилегия. Соответственно, в любой фразе и в любом поступке мужчины можно найти что-нибудь, что будет угнетать или оскорблять угнетённую женщину.
И в этой своей убеждённости феминистки крайне настойчивы и даже агрессивны. За последние пять лет я слышала куда больше нравоучительных и морализаторских речей от интерсекциональных феминисток, чем от самых «токсичных мужчин» (последние обычно немногословны со мной). Одно из самых ярких моих воспоминаний – история с уже упомянутым менспредингом, когда все интерсекциональные феминистки говорили в один голос: «Хорошо, что существует игровое видео, поощряющее агрессивное обливание мужчин водой в общественном транспорте, ведь теперь больше людей знают о проблемах менспрединга»! Так вот эта агрессивная навязчивость и постоянное стремление что-то кому-то грозно запрещать: мужчинам – свободно предаваться менспредингу, а мне – публично признавать за мужчинами это право – и есть, с моей точки зрения, фашизм.
Причина вторая: «Слова хуже харассмента!»
Водвуд негативно окрашивает слово «либеральный» в контексте истории с «Медузой». Да, в этой истории в самом деле ни у кого не получилось быть истинным либералом. «Медуза», говоря словами из песни Михаила Круга, поступила, «как фраер», и «сдала назад»: сперва пыталась «отмазать» проштрафившегося Колпакова, потом всё же подтолкнула его на выход. И «Медузу» можно понять, ибо очень скоро стало ясно, что ярому профеминистскому изданию – после всех публикаций о Слуцком – не простят «симметричную» историю с главредом. Нечестность позиции, когда «богатым – нельзя, а нам, бедным, можно» практически сразу стала очевидной. И никто из этого оксюморона не смог вылезти чистым: Колпаков – «насильник», руководитель «Медузы» Тимченко и вся редакция – «фашисты», которые запретили высказываться о произошедшем сотрудникам, соответственно, сами сотрудники – «терпилы». Ну, и жертва харассмента и уволенный сотрудник – тоже, в общем, не в шоколаде. Опозоренный Колпаков вряд ли теперь сможет найти нормальную работу в медийном пространстве. Его репутация разрушена после того, как в Сети раздули скандал. Опозорены и супруги К.. И это несмотря на то, что подвергшаяся харассменту жена К. не стала подавать на насильника-Колпакова в суд, а значит, вряд ли хотела публичного обсуждения этой ситуации. Все трое объективно пострадали. Наименее пострадавшей является, пожалуй, только редакция «Медузы», которая «скинула кадровый балласт», поменяла руководство и пообещала впредь так не делать. Тем не менее, фраза «Ты единственная на этой вечеринке, кого я могу харасить, и мне за это ничего не будет» – не даёт интерсециональному феминизму покоя. Фраза, сказанная, скорее всего, в пьяном угаре, символизирующая то самое угнетение, оказалась важнее, чем три поломанные судьбы… И по этой причине я считаю обвинительный феминисткий дискурс – фашистским. Потому что он ломает судьбы конкретных людей. У которых есть права на личную жизнь и достоинство. На то, чтобы самим разбираться в своих проблемах, без участия всего озлобленно-прогрессивного человечества.
Люди могут поступать плохо и некрасиво, а потом приносить извинения, но клеймить нужно того, кто причиняет реальный вред, и защищать тех, кто является реальной жертвой насилия. В конце концов, Колпаков никого не убил, не изнасиловал и жизнь никому не растоптал. А вот редакция в угоду феминистской общественности – растоптала. «Медуза» поступила нечестно, ибо, сев в лужу со своим профеминистским дискурсом, крайними назначила «стрелочников» – Колпакова, К., его жену. На мой взгляд, в феминистском провале «Медузы» виновата сама тоталитарная повестка прогрессивного феминизма, которая не позволила действительно профессиональному изданию выйти из сложившейся ситуации с достоинством. Потому что сделать это, как оказалось, невозможно, даже если «насильник» принес самые искренние извинения, а «жертва насилия» вовсе не настаивает на всероссийском товарищеском суде.
Вывод
Если для того самого интерсекционального феминизма, самого прогрессивного на планете, нашего светлого будущего, нашей беспрестанной борьбы, слово «либеральный» – однозначно ругательное, значит, этот самый феминизм не принесёт миру ничего хорошего и прекрасного. И, значит, он ничем не отличается от клеймимой им токсичной маскулинности, ибо ничего не может, кроме как запрещать.
Я считаю, что мир где слово «либеральный» – ругательное, обречён на провал. Мне грустно при мысли, что почти все мои приятели и друзья из молодёжной/прогрессивной/студенческой среды сочувствуют интерсекциональному феминизму и что единомышленников у меня нет. Да, перегибы политкоректности – конечно, лучше, чем перегибы неполиткорректности. Но что делать, если перегибы превращаются в цензуру и травлю? Думаю, надо просто дальше продолжать бороться за свободу и против запретов. В том числе феминистских.
Мне странно осознавать, что повестка интерсекционального феминизма близка оппозиционно настроенным людям, живущим в полицейском государстве, которое говорит, что нельзя оскорблять верующих и чиновников. Мне странно осознавать, что в прогрессивных молодёжных кругах «либеральный» – это что-то плохое, непопулярное, гнобимое иконой отечественного феминизма с 435 тысячами подписчиков.
Для меня либерализм: 1) права человека, 2) свобода слова и мнений, 3) частная собственность, свободный рынок и вот это вот всё. И, видимо, с феминизмом, по крайней мере, с тем, что шумит вокруг, – это несовместимо.
Дина Тороева
