Экономисты и социологи все чаще используют слово «прекариат». Сложно объясняя, что прекариат – это не просто свободная занятость, а практически новый общественный строй, который в цифровую эпоху будет стремительно развиваться. Так ли это? – рассказывает профессор СПбГУ, доктор социологических наук Ирина Сизова.
– Мы уже привыкли к слову «фриланс». А чем оно отличается от прекариата?
– Первыми слово стали использовать французские социологи, чтобы изучать современные формы неравенства между людьми. Сейчас так говорят о нестабильности и незащищенности трудовых отношений. Прекарий – это человек, который работает, но у него нет уверенности, что он получит зарплату и ее хватит на жизнь, что завтра его не уволят, а если он заболеет или не дай бог получит производственную травму, что ему будут платить социальное пособие.
– Тогда что такое фриланс?
– Фриланс – это только вид взаимоотношений между заказчиком работ и исполнителем. Человек сам выбирает работать на себя, а не на других, не наниматься в фирму. Для нас это относительно новое явление, потому что еще совсем недавно подавляющее большинство работало по найму, и часто на одном месте всю жизнь.
– Значит, прекарий – современный пролетарий?
– Есть разница. Пролетарии имели шанс изменить свою жизнь к лучшему, у них были какие-то ориентиры, условия, которые позволяли создавать планы – например, больше работать, больше получать. Прекарий планов составлять не может, он не уверен в завтрашнем дне. Прекарий может быть университетским преподавателем, фрилансером или сотрудником хорошей фирмы, но все равно его положение незавидное.
– Это молодые люди или старые?
– Все. В том числе молодежь – потому что вузы инертны и очень медленно запускают программы, которые создают востребованных специалистов. Сами студенты не слишком понимают, чему и где они хотят научиться.
Все, чьи знания в современной экономике легко заменяемы, могут считать себя прекариями. И самым уязвимым становится класс, который трудится не в индустриальном секторе, а занят в СМИ, образовании, культуре.
– В индустриальный сектор скоро придут роботы, и рабочие станут не нужны.
– Сейчас прогнозируют, что в ближайшие 20 лет исчезнет половина профессий. Например, появление беспилотной техники несет риск для водителей, а развитие смартфонных приложений для вызова такси – для диспетчеров.
Облачные технологии и работа с Big Data и Smart Data – это сырье, из которого можно вырастить микрохозяйства, основанные на самообучающихся алгоритмах, интернете вещей, 3D-печати и т.п. Это позволяет выстроить новую реальность, содержащую глобальные промышленные сети, виртуальные валюты, автономный транспорт. Можно будет полностью изменить жизнь больного человека, если вещи вокруг него (ковер, например) будут связаны с Интернетом, можно будет отслеживать, как он ходит: если, например, он упал, автоматически вызывается скорая помощь. Если газовый счетчик поставляет данные в специальные службы, можно быть уверенным, что взрыва газа в жилых домах больше не произойдет. В результате появляется новая модель труда и занятости, которую теперь называют «Работа 4.0», – это деятельность в цифровом пространстве, и работники нужны, чтобы управлять или, лучше сказать, направлять рабочие процессы. Не случайно прогнозы связаны с развитием менеджерских профессий.
– Какие профессии в зоне риска?
– Отпадут скорее не целые профессии, а определенные трудовые задачи или виды деятельности, то есть профессия менеджера останется, но заниматься они будут чем-то другим. Так, например, уже сейчас происходит с юристами, какие-то их функции заменяются компьютерными программами. Точно востребованными будут IT, инженерия. А еще – профессии, связанные с развитием личности: например, в сфере предоставления социальных услуг. На больших предприятиях эти тенденции уже заметны в сфере информации, финансов, страхования, автомобилестроения, электротехники. Далее по этому же пути пойдут здравоохранение, образование, социальное обеспечение. Зато в сферах воспитания, жилищного хозяйства, гостиничного бизнеса изменения происходят медленнее, поскольку больше ценятся персонализированные отношения и услуги.
– Женщина в новых реалиях будет неуязвимей?
– Самое уязвимое положение вне зависимости от пола как раз у тех, кто вынужден за незначительные вознаграждения выполнять простые задачи. В России больше женщин, чем мужчин, они составят основной трудовой ресурс. Есть прогноз, что у мужчин на три потерянных рабочих места будет появляться одно новое, а у женщин – одно на пять, но еще можно поспорить, насколько это действительно мужские рабочие места.
– Но кто-то же от новых технологий и выиграть должен?
– Обычно в выигрыше немногие, в то время как остальные едва сводят концы с концами. Инновации – это не только развитие техники. За всем этим стоят люди, и нужны законы, которые бы регулировали изменения. Если общие векторы современных изменений сохранятся, ценность труда и занятости будет и дальше девальвироваться. И прекарии будут находить плюсы в своем положении. Можно выбирать, что и когда я делаю, выстраивать условия жизни вокруг себя. Уже сейчас популярен home office: сижу дома или на курорте, и если есть Интернет, я могу прекрасно все это совмещать. Никто уже не называет таких людей тунеядцами.
– Значит, все прекрасно – надо только Интернетом уметь пользоваться.
– Этого мало. Мы со студентами интервьюировали молодых людей, которые не очень-то рьяно искали работу, брали после получения диплома какую-то паузу, потом начинали читать объявления с вакансиями (в общем, искали место самыми простыми путями), быстро разочаровывались и в итоге предпочитали осесть где-то в торговле и общепите. И даже это не всем удавалось. Кто-то даже встает на учет по безработице и получает пособие – 850 рублей. Такой «типичный трудовой путь». Молодежь хочет хорошее место и зарплату, работодатель – опытного работника. И они друг другу не подходят.
– Вузы отстают?
– Вузы стараются. Во многих теперь вводятся учебные программы, которые учат студентов работать с Big Data. Вопрос заключается в том, что необходимо постоянно учиться. Потому что современная экономика требует все больше навыков, знаний. У нас из наемных работников только 8% сказали, что их посылали на учебу. Правда, они сами не слишком в этом заинтересованы: только половина опрошенных хочет на какие-нибудь курсы.
Если раньше человеческий потенциал каждой страны определялся по уровню грамотности – умении читать, писать и считать, то теперь нужно владеть навыками работы с компьютером. В Германии только 8% занятых людей не обладают базовыми компьютерными навыками. Средний показатель по странам ОЭСР – Организации экономического сотрудничества и развития – 19,5%. В России 34% не умеют пользоваться клавиатурой и мышкой. В то же время 43% – весьма продвинуты и используют Интернет для работы. Таковы данные исследования программы международной оценки компетенций взрослых (PIAAC). Кстати, в России централизованно такие мониторинги не проводятся, а следовало бы.
– Совсем никакие не проводятся?
– Есть отдельные исследования. Наше исследование показало, что большинство опрошенных не использует рабочий компьютер, то есть их работа с Интернетом не связана.
Также исследование показало, что самозанятые работники вовсе не обладают большей компьютерной грамотностью, чем наемные. Потому что самозанятый – вовсе не означает высокообразованный фрилансер. Это может быть грузчик, сиделка.
– Я думала, самая популярная профессия у фрилансеров – таксист.
– Нет, 44% работают в торговле и бытовом обслуживании, 19% в строительстве, а в транспорте только 7%. Связь, образование, наука и культура собрали от 4 до 6 процентов.
– Вся эта история с прекариями должна же изменить общество. И что будет меняться?
– Определенные последствия уже наступили. В Финляндии идет эксперимент, а в Швейцарии прошел референдум по вопросу о пожизненном базовом доходе, который не зависит от того, есть у тебя работа или нет . Вопрос в том, что будут делать люди, получая этот базовый доход, найдут ли они себе занятия вместо работы. И будут ли те, кто захочет продолжить работать.
– Базовый доход – это для богатых стран история. А в небогатых странах будут другие последствия?
– Главное, что теперь каждый, кто работает, должен подумать, как выстроить свою карьеру или жизнь. Пресекать изменения бесполезно, вместо этого нужно менять государственные системы регулирования труда и занятости. Но не одномоментно, а шаг за шагом: например, стимулировать самозанятость населения, предлагать новые варианты пенсионного страхования и т.д. Рано или поздно наемный труд исчезнет, скорее всего, вместе с выходом на пенсию современных работающих поколений, а большинство работников будут сконцентрированы на цифровых рынках труда. Государство должно проявлять внимание к этому вопросу уже сейчас. А у нас ничего толком не исследуется.
– Может ли у прекариев появиться что-то вроде профсоюза, который станет защищать их интересы?
– Я думаю, никто из работающих не хотел бы признать, что он прекарий. Те, кто нестабильно работает – либо самостоятельно занят, либо получает низкие доходы и имеет незначительное образование, – они, конечно, объединяются. В России – реже, но это вопрос демократизации общества, а не конкретной профессии. В Германии традиционные профсоюзы привлекают самозанятых: предоставляют бесплатную юридическую помощь для регулирования отношений с заказчиками. Заказчиков и исполнителей оценивают на сайтах, о недобросовестных работодателях сразу становится известно. Люди свободных профессий – например, переводчики – объединяются в профессиональные сообщества. Но институт классического профсоюза будет постепенно отмирать в постиндустриальной системе, раз уж каждый работает сам по себе и нет общих работодателей.
– А ряды оппозиции прекарии будут пополнять?
– Политически активными являются как раз те, кто имеет уверенность в себе и в своем будущем. Люди, которые живут одним днем, они, конечно, сильно недовольны, но они не будут оппозиционерами. Скорее для них важно остаться в рядах общества, не утратить достигнутый статус, не стать изгоями.
Нина Астафьева
