Уходящий год в отечественном кино выдался довольно бурным, но мерой этой буре служил все тот же прежний стакан воды. Коллеги пристально следили, не появятся ли новые тенденции или концепции, – без них скучновато; нет, не появились. Развивались старые, принимая все более чванливые и гротескные формы.
1. “Сумасшедшая помощь” Бориса Хлебникова.
Пусть не вровень с его же “Свободным плаванием”, пусть с запоротым финалом, отдающим дурной проникновенностью, и избыточно навязчивыми культурными аллюзиями. И все равно фильм выдающийся, и точка. Снайперское попадание в дух времени.
Блестящий дуэт Сергея Дрейдена и Евгения Сытого: первого представлять не нужно, второго же пора накрепко запомнить – в России появился новый актер по-настоящему большого таланта. (Впрочем, те, кто видел “Свободное плавание”, запомнили его уже там.)
Возможно, лучшая актерская работа в отечественном кино за год – роль второго плана в фильме Хлебникова, мент в исполнении Игоря Черневича. Тем, кто хочет отправить Рашида Нургалиева в отставку, достаточно подсунуть ему этот фильм (или любой пятиминутный фрагмент с участием Черневича): честь офицера не позволит министру более возглавлять этих людей.
Впрочем, не в деталях дело. Просто-напросто Хлебников вновь доказал, что во всей молодой российской кинорежиссуре он – единственный, кто одновременно знает: а) где и когда он живет, и б) что такое кинематограф. Да чего уж там – не так много людей, из работающих ныне в отечественном кино, знает хотя бы что-то одно из этого.
2. “Царь” Павла Лунгина.
Если от Хлебникова выдающегося фильма ждали, то от Лунгина – определенно нет; а он возьми да всех обмани. Главным образом он обманул две категории граждан: кинокритиков и поклонников “Острова”. В отличие от первых, вторые обман просекли. И возмутились.
Кто там вздыхал, что население впало в спячку? Полюбуйтесь на мгновенную реакцию: уже через два дня после премьеры автору “Острова” быстро припомнили, что он еврей. Сионистский заговор против Ивана Грозного – это звучит, согласитесь. А фильм-то между тем удался (см. “Город 812”, № 43).
“Царь” – отличный урок для тех, кто привык ассоциировать “большой стиль” с госзаказом. На самом-то деле “большой стиль” труден и требует изрядных профессиональных навыков. Беда в том, что обладающие этими навыками отечественные режиссеры на госзаказ не покупаются, а коли покупаются – так, словно по волшебству, эти навыки теряют. Лунгин же пошел против течения. Само по себе это не более чем почетно; но тут важно, что – дошел.
3. “Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину” Андрея Хржановского.
Классическое кино в старом смысле слова – тех времен, когда “поэтичность изображения” и “свобода творчества” означали четкость конструкции и отлаженность фантазии, а не вмонтированные в слезливую мелодраму размытые пейзажи на оконных и вагонных стеклах. Причем это не советская классика, скорее итальянская: фильм Хржановского о Бродском снят словно бы отчасти Феллини, отчасти Антониони – то же сочетание деликатности с витальностью. Для Хржановского, работавшего с Тонино Гуэррой, эта интонация понятна и удобна. Но тут еще важно, что Бродскому она к лицу.
4. “Морфий” Алексея Балабанова.
Вызвал в критической среде (да и в зрительской тоже) привычную свару. Может, меньшую, чем предыдущий его фильм “Груз-200”, – но все равно: вот уж скоро двадцать лет, как ни один отечественный режиссер не провоцирует киносообщество на драки и раздоры столь же уверенно, а главное – регулярно, как Алексей Балабанов. В спорах о “Морфии” аргументация осталась прежней с обеих сторон: одни обвиняли автора в смаковании и расчесывании язв (которые, может, в одном лишь воспаленном авторском воображении и существуют), другие расхваливали его за суровую отвагу антропологии и умение не идти на поводу у чьих бы то ни было “предпочтений” и “ожиданий”.
Одно, однако же, сомнений не вызывает: “Морфий” – самый стильный и изощренный по изображению из всех балабановских фильмов со времен “Уродов и людей”. Что, по нынешним временам, само по себе – не просто заслуга, а едва ли не чудо.
5. “Миннесота” Андрея Прошкина.
Ее если хвалить, то обязательно под именем “Миннесоты” Александра Миндадзе: гениальность сценария заставляет не замечать неуверенную все еще руку молодого все еще режиссера. Вкус к картинам “российской провинциальной юности” проявился у Прошкина с первого же его фильма. Как и любовь к истории “про молодой талант, который мается в глубинке и бьет стекла, потому что дорога лежит ему дальняя, вот только где ж она”. Но именно Миндадзе придал всем составляющим этой истории – и маете, и звону стекол, и сказочной стране Америке за горизонтом – бескомпромиссно артистический извод. Привычно – и виртуозно – оделив души персонажей фактурой наждака. Что правильно.
