Мы с матерью, пока было тепло, гуляли во дворе, сидели на скамеечке (она со своей сломанной ногой не особый ходок), ну и невольно знакомились с окрестным народом.
Разные экземпляры попадались – старик, например, с клюкой: подойдет и начнет толкать монологи про «людей с песьими головами», прямо как Феклуша-странница.
Или старушка, у которой в голову вделан маленький калькулятор – вот раньше, мол, что-то стоило столько-то, а теперь на семь рублей подорожало. И так без конца.
Или женщина, приятная, любезная, голубей кормит. «Когда, – вздыхает, – уже эта паднемия закончится?».
Мне понравилось – «Паднемия». Красивое имя.
Сидим, беседуем на отвлеченные темы, и я, пялясь в телефон, говорю, что мы поздно ложимся и поздно встаем, и женщина эта мне: «Ой, вот у меня знакомые, тоже евреи…».
Тут я встрепенулась на это «тоже евреи», от телефона отвлеклась, и думаю, а почему «тоже»? А кто еще «евреи»? Кроме нас тут, вроде, нет никого. Ну, мать моя блондинка, и не «евреи» совсем, а я-то да, отчасти, пусть и на пятьдесят процентов, но кто считает, и все-таки, как она, эта женщина меня раскусила! Впрочем, предупреждали, что бить будут не по паспорту.
Но потом, в последующие наши встречи я поняла – это «тоже евреи» было вообще не про меня. У дамы присказка такая – «вот у меня знакомый врач, еврей…», или «у нас работал один инженер, еврей», или «у мамы моей была подруга, еврейка…».
Ну, типа, как если бы мы рассказывали про собак или кошек, уточняя – у меня собака, лайка. А у меня кот – русский голубой.
На днях собеседница моя поведала, что ей балкон ремонтируют, и я сама спросила: «Евреи?». Она удивилась: «Почему? Нет…».
Подумала и сказала: «Чукчи».
Марианна Димант
