«На этот раз нападавшие действовали более жестко. Один из них молотком разбил стеклянную дверь в офис «Ленты», кто-то в пылу драки выронил крупную сумму – несколько десятков 100-долларовых бумажек… Но, несмотря на попытку отвлечь внимание дерущихся, и второй штурм захлебнулся. Милиция на этот раз церемониться не стала…» – так описывал репортер интернет-газеты «Фонтанка.ру» происходившее возле штаб-квартиры «Ленты» на улице Савушкина 14 сентября этого года.
После этого “Лента” разделилась на две неравные части. С одной стороны укрепились мощнейшие структуры – TPG Capital и “ВТБ Капитал”, с другой “физики” – мажоритарий Август Мейер и миноритарий Дмитрий Костыгин.
А статья эта начиналась с фразы “Времена Бандитского Петербурга давно прошли, но сегодня…”, заканчивалась строчкой: “все участники событий были отпущены на свободу”.
На свободе мы встретились с участником бизнес-потасовки Дмитрием КОСТЫГИНЫМ и выяснили, что мультимиллионеру Дмитрию Костыгину именно переводы с английского языка помогли понять нутро бизнеса. Сегодня, несмотря на свои активы, он разочаровался в неограниченном капитализме. Недавно его упрекнули в том, что он не “money animal”, а Костыгин этому только рад.
– Набираем в “Яндексе” “Дмитрий Костыгин”, и паутина тут же добавляет слово “Лента”. Первая же ссылка несет нас на сайт “Компромат.РУ”, где лид статьи заканчивается словами “о профессиональных качествах последнего и поговорим подробнее”. Поговорим?
– А первая же главка этой статьи называлась “Апологет Айн Рэнд”. Я читал как-то перед сном.
– Айн Рэнд писательница глубокая. Но ее мало кто знает. Так, насколько вы ее апологет?
– В начале было слово. Это не моя мысль. В начале я был ее читателем, потом почитателем, потом переводчиком, затем действительно апологетом, ныне я разочаровавшийся в философии Рэнд. Увы, мои оппоненты пользуются тухлыми новостями.
– Вы взялись за перевод ее книги толщиной в “Войну и мир”. Долго жалели?
– Было дело. По неопытности хватанул. Конец восьмидесятых – книжный бум. Какие угодно книги печатают везде и вагонами возят вдоль и поперек страны. Помните появившиеся развалы? А я уже начал зарабатывать деньги. Языку в арзамасской школе меня научили. Случайно мне попался роман Айн Рэнд “Атланты расправили плечи”, о котором я ничего не слышал. Я будто нырнул ему внутрь. Это такой Драйзер, но прокапиталистический. Архитектура ее апологетики меня захлестнула. Эпические три тома. К тому же узнал, что Айн – это Алиса Розенбаум. Она родилась в Петербурге, закончила университет, работала экскурсоводом в Петропавловке и сумела сбежать от репрессий. А когда я листал ее работу, вокруг кишели уже девяностые. Пришла идея. Текст убеждал в торжестве индивидуализма и свободного рынка, а ведь стране и в философиях социалистических взглядов было много, начиная с тяжелого Адама Смита, заканчивая нашим всем – Марксом. А капиталистических?
– А вы в это время чем занимались?
– Так в “Компромате” все изложено. Бесчинствовал.
– Так я о вашей версии.
– Делал деньги, как все энергичные люди. Подробней?
– В пределах сенсаций.
– Я начинал с торговли джинсами – этого советского признака роскоши.
– В джинсы мы верим. Правда, англо-русский словарь с вещевым рынком не женится.
– После всех движений приходишь домой, надеваешь шлепанцы и до двух-трех ночи сидишь за переводами. Зато я по ресторанам не ходил.
– Братва не отвлекала?
– Порой. Заходили на огонек, как у Сюткина – “конечно, Вася”. “Васи-Тюменские” и “Васи-Брянские”. Вы в прошлом номере упоминали Брянского, в связи с интригой по убийству Влада Листьева. Они же и были тогда фактическим арбитражем. Государство-то самоустранилось.
– Смешно.
– Не то слово.
– Так сколько времени ушло на перевод?
– Три тома – три года. Издал в 1996 году. Уже раз пять переиздавались.
– Заработали?
– Вы про “брянских”? Вы же понимаете, что потратил.
– Не могу не процитировать киногангстерскую фразу: “Вы разбили мне сердце”.
– Я понял – вы не миллионер, иначе бы имели сострадание к этой драме. Так вот, потратил я формально, а, в общем, конечно, приобрел. А до “Атлантов” я размялся на романе Рэнд “Мы живые”. Это литература проще, без метафор, без тонкого описания. Что-то вроде “Доктора Живаго”. Просто это был ее первый текст в Америке, и она плохо еще владела языком.
– На ваши поступки повлияла работа?
– Повлияла наоборот. Со временем я разочаровался в идеях агрессивного свободного капитализма. Я исповедую скорее средневековый, если можно так сказать, алгоритм управления.
– Насколько средневековый?
– Должна быть мера раздробленности. Плановость, но асоветская – на самом низу. Швейцария – это ведь не 26 конфедераций, а 3000 деревень. Там рынка свободного нет, правда, и не свободного тоже нет. Например, если в деревне есть физиотерапевт, и он всех устраивает, то вам не дадут лицензию. А каждый год врач отсылает счета и правительство кантона смотрит, какова загрузка. Плановая экономика, но на очень локальном уровне.
– Глобалисты нам не друзья?
– Да. У нас же все и везде решает биг-босс. Между жирными госконтрактами он заодно рисует, каков должен быть единый стиль передников у продавщиц.
– В результате сходит с ума.
– Я бизнес называю золотыми наручниками. Жизнь большинства богачей разрушена.
– А ваша?
– Есть шансы.
– Существуют “швейцарские” примеры в корпорациях?
– Да. Немецкая розничная компания Аldi, похожая на нашу “Ленту”. Там один из принципов – максимальное делегирование: все, что должно решаться на соответствующем уровне, должно там решаться.
– Децентрализация вместо иерархии?
– Грубовато, но так. Алиса Розенбаум, кстати, за минимальное правительство. По ней, так его роль – суды, армия, полиция. И все. Но я уверен, и она не права. Вот на углу две булочные. Вроде бы выживет сильнейший. Но и Дарвин сомневался в этом. Выживет выживший. К тому же мы знаем, кто и отчего у нас выживает. А если это сталелитейный завод? То крякнет весь город. В теории должно все как-то восстановиться, но бизнес не подчиняется теориям. Все проще – если самолеты не летают, то их строить не будут.
– Вы же находите теории в Алисе Розенбаум.
– Они мне и мешают. Поверьте, ученость мешает деньгам. Тут недавно Стивен Пил…
– Кто это?
– Звезда американского инвестиционного фонда ТPG. Когда я с ним спорил о генеральном директоре в рамках уже всему Питеру известного корпоративного конфликта в “Ленте”, он мне возразил, мол, они “money animal”.
– Дайте подстрочник.
– И меня заинтересовало это как переводчика. Если бы я переводил рифму, то написал “ничего святого”, если в публицистической манере, то “за копейку в божьем храме”.
Это не из рынка фраза.
– Все верно. С точки зрения фонда – In прибыль we trust.
– А как тогда судить крокодила с других позиций? Money animal – это налозависимый.
– Ваша пагубная бизнес-привычка?
– На английском языке роман называется “Аtlas Sugged”, то есть атлант согнулся, пожал плечами. Потом я подумал – нет. Он все-таки расправил плечи.
– Тяжело не сутулиться, если в фаворе горбатые?
– Пусть так. Скука смертная.
В этот момент к столику подошел веселый дорого одетый знакомый Костыгина. Они обменялись шуточками, приятель Костыгина заявил, что он и не сомневался в его безумности, цитируя статью из прессы о том, что Костыгин пытается бодаться с финансовыми монстрами. Потом рассказал, что залез на пик в 7300 метров при температуре минус 37 и с хохотом перестал мешать разговаривать.
– Из русской прозы что вам милее?
– Страшно нравится Кропоткин. Его вечные слова: “как можно сравнить венецианского дожа с французским главой муниципалитета, который снимает шляпу перед писарем”.
– Это ваш основной текст?
– Главный текст Петербурга – “Медный всадник”. Вы часто его перечитываете? Он сильно на вас повлиял? Я не спрашиваю – я отвечаю. Тем не менее, думаю, повлиял. Меньше лебезим перед табличками на кабинетах, где указано – “Типа атлант”.
– С переводами покончено?
– Несколько лет пишу работу о менеджменте. Трудно. Пытаюсь сделать ее интересной.
– Так расскажите кратко и интересно.
– Когда-то легкоатлеты прыгали в высоту “ножницами” и остановились на 2,05. Брумель перешел на технику грудью вперед. Результат дошел до 2,24. Затем Фосбери нашел себя в прыжке спиной. Высота достигла 2,45. И встала вновь. Инструментов у спортсменов немного: руки, ноги, грудь. А вот новый алгоритм последовательности применения их и повлияет на золото.
– Так какой алгоритм должен быть у менеджера?
– Нобелевками не раскидываюсь.
– Первые слова речи в стокгольмской ратуше продумали?
– Money animal прошу покинуть помещение.
Кто есть Костыгин
Родился в городе Арзамасе в мае 1972 года. Первый день жизни упал между днями рождения Карла Маркса и Фрейда. Дмитрий Костыгин из семьи технической интеллигенции. В 1989 году закончил школу с одной четверкой по общественным наукам из-за идейного несогласия с политической системой СССР. Проучился четыре курса в Военно-медицинской академии. Получил диплом финансово-экономического института в 1996 году.
Первый десятицентовик заработал в 1988 году на Рижском рынке в Москве и хранит его до сих пор. Поэтому любимый мультгерой дядюшка Скрудж. Первый миллион долларов заработал в 1994 году. У Костыгина есть мечта: “Чтобы лето не кончалось”. Хотя в разговоре с журналистом он оговорился: “Чтобы “Лента” не кончалась”.
Алиса неограниченного капитализма
Алиса Розенбаум родилась в Санкт-Петербурге в год первой русской революции, а жизнь закончила в Нью-Йорке в год смерти Брежнева. Последние 53 года ее звали Айн Рэнд. В 1991 году, согласно данным Конгресса США, ее книга “Атлант расправил плечи”, опубликованная в 1957 году, стала второй после Библии, что изменило жизнь читателей. К 2008 году роман прочитало 8% американцев. В своих политических убеждениях Рэнд защищала неограниченный капитализм, а государству пророчила лишь функцию защиты прав и собственности граждан.
Дама создала философию объективизма, замешанного на индивидуализме и разумном эгоизме, в противовес социализму.
В России Рэнд до сих пор остается малоизвестной. Но ее поклонниками являются наш земляк, в прошлом советник президента Путина Андрей Илларионов и опальный столичный бизнесмен Евгений Чичваркин.
