5 июня 1455 года случилась в городе Париже жуткая драка, кошмарная поножовщина прямо на церковной паперти! Клирик Филипп Сермуаз бросился с ножом на сорбоннского лиценциата Франсуа Вийона, порезал ему лицо и получил по заслугам – камнем по голове. Чего ради забрел Вийон в церковь и где взял камень, теперь уже не расскажет никто, но клирик практически на месте драки закончил свой жизненный путь и дал возможность Вийону в одиночку владеть дамой, из-за которой расстался с жизнью. Но Вийону уже было не до дамы: не надеясь на справедливое понимание французских правоохранительных органов, он свалил подальше от парижского суда.
Бродяжничал более полугода в ожидании оправдательного приговора и в конце концов нашел себе компанию – это было не просто сорбоннское студенческое хулиганствующее братство, а настоящая провинциальная шайка, хозяева большой дороги, средневековые бандиты. Что Вийон делал вместе с бандой эти полгода, он написал сам, но прочесть эти баллады не могут даже французы, они написаны на сленге кокийяров (так звали французских уголовников) и расшифровке пока не поддаются.
“У французов Вильон воспевал в площадных куплетах кабаки и виселицу и почитался первым народным певцом” – так писал про Вийона Пушкин и, безусловно, интонационно ошибался, очевидно, не желая признать, что читает тексты величайшего таланта и что “первый народный певец” скорее положительное, чем отрицательное определение. К тому же о Вийоне известно только то, что рассказал он о себе в стихах (судейские и тюремные бумаги, которые сопровождали Вийона всю жизнь, творческие возможности его не учитывали). При внимательном прочтении сразу виден умысел на легенду, автобиографию. Не так прост был Вийон, чтоб без тайной мысли писать про кабаки, и не первым был Александр Сергеевич, создавая свой образ словом и стилем жизни.
Через полгода бродяжничества Вийон вернулся в Париж (что удивительно, суд оправдал его самооборону), но заниматься теологией и болтаться без денег он уже не мог. С компанией новых друзей он грабит Наваррский коллеж (в учебных заведениях он чувствовал себя увереннее), получает двадцать пять золотых ливров и во второй раз сваливает из Парижа. Ему двадцать шесть лет, и куда он подался, что делает, убежав в очередной раз от правосудия, придумывать не стоит, а фактов ни у кого нет.
В 1457 году он был замечен в Анжере, вернее, в Анжерской тюрьме, где ожидал приведения в исполнение приговора, а приговорен он был к повешению. По счастью, политическая ситуация во Франции была неустойчивой, а каждое ее изменение сопровождалось амнистией, под которую дважды попадал Вийон. Кроме того, дважды его освобождали из тюрем письма – королевские помилования (letters de remission) от Карла VII и Людовика XI.
В 1460 году Вийон обнаруживается в тюрьме Орлеана, бог весть за что, но смертная казнь обещана отчетливо. Именно там на стене углем и было написано знаменитое четверостишие в ожидании очередной казни.
Я – Франсуа, чему не рад.
Увы, ждет смерть злодея.
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
Это – перевод Ильи Григорьевича Эренбурга, стараниями которого и получился русский Вийон. Удивительно, хотя сам Эренбург был слабоватым стихотворцем, переводы его лучше всех. Похоже, что переводы Вийона – лучшее, что сделал Илья Григорьевич в литературе.
Однажды между своим сидением в разных тюрьмах Вийон забрел в замок Блуа на Луаре, в культурный центр принца Оранского, основного культуртрегера Франции на пороге Возрождения. Шарль Оранский тоже был поэтом, и не будь рядом Вийона, может быть, он и олицетворял бы для нас сегодня средневековую Францию. Но Вийон спутал ему все карты – именно в замке Блуа на турнире поэтов Вийон написал “От жажды умирая над ручьем” и смоделировал (чтоб не говорить высоких слов) с помощью описания своих собственных переживаний универсальные.
Российские филологи, занимающиеся Вийоном, высказывали крамольную мысль (только просили никого не обижаться), что Вийон – французский Данте. Похоже, что они правы, только ад Вийона – на земле, и он знает, как к нему приспособиться и жить в нем.
Лучший русский текст о Вийоне написан Осипом Мандельштамом, в интернете он есть, можно прочитать, хотя существует опасность, что понять написанное непросто. Эмма Герштейн, например, утверждала, что беседу Мандельштама с Пастернаком о Данте понять, запомнить и определить как антисоветскую сумел только доносчик в ОГПУ, остальные всю жизнь думали о том, что хотел сказать автор. О Вийоне Мандельштам написал в ту же силу.
Когда, где и как умер Франсуа Вийон – неизвестно.
Кстати, Франсуа – значит француз, а вдруг это не имя, а просто кличка?
