Бондарчук сын Бондарчука, Герман сын Германа, Кончаловский сын Кончаловского, Михалков сын Михалкова, Тодоровский сын Тодоровского, Янковский сын Янковского и так далее. Династии в кинематографии уже не удивляют. Что странно. Может, Россия уже превратились в кланово-родовое общество, в котором одна каста людей наследственно занимается культурой, тогда как остальные должны, очевидно, заниматься чем-то еще, только им про это еще не сказали. Надо ли приветствовать появление каст в нашем обществе? – спросили мы у петербургского философа Александра Секацкого.
Бондарчуки
– Как так получилось, что вдруг все наше кино оказалось состоящим из династий и родовых кланов?
– Исторически “аристократия крови” – первичная форма становления и воспроизводства элиты. Вся история пронизана борьбой между традиционным древним способом формирования элиты и попытками разомкнуть этот способ. В частности, такой грандиозной попыткой была сама политическая демократия. Но что мы наблюдаем сегодня?
– Да, что?
– На мой взгляд, дело не ограничивается шоу-бизнесом – в политике кланов гораздо больше. Строго говоря, такие фигуры, как Буш-джуниор или Хиллари Клинтон, плохо сочетаются с американской классикой. То и дело возвращается некоторый рудимент, который мы, вероятно, должны воспринимать как часть социального сопромата. Клановость как первичный рудимент возвращается, когда притупляется некая социальная чувствительность. И сделать с этим ничего нельзя.
– Так это хорошо – что клановость как “первичный рудимент” возвращается?
– Культура в период своей максимальной производительности странным образом двигается вперед не кланами, а группировками или тусовками. Агональная, т.е. пронизанная духом борьбы и состязательности, тусовка – подлинная форма бытия культуры начиная с ХХ века – будь то французские импрессионисты или наши мирискусники. Это структура, где “все свои” и есть элемент предпочтения “своего” просто потому, что оно “свое”. Культура максимально жизнеспособна, когда в ней существуют именно такие группировки. Впоследствии они могут себя облагородить, в том смысле, что о них напишут как о великих творческих людях, им поставят памятники, будут читать или слушать, но стадия агональной тусовки неизбежна – в пример можно привести даже немецкую классическую философию.
Германы
– Но в таких тусовках маркировка “свой-чужой” происходит не на основании кровнородственных отношений.
– Да. Это, во-первых. А во-вторых, в тусовках возникает азарт по принципу “мы банда, поэтому мы их сделаем”. Я сам был свидетелем такого рода азарта – достаточно упомянуть “Новых тупых” или Новую академию изящных искусств Тимура Новикова. Этот азарт может показаться противоречащим романтическому мифу, согласно которому художник в одиночестве неспешно творит или обдумывает свои строки, но подлинная жизнь культуры устроена до сих пор так – ею движут агональные тусовки. На мой взгляд, это исторически оптимальная форма трансформации культуры и преумножения логоса.
Но при этом все время возникают элементы архаики, т.е. воспроизводства клановой формы культуры, которая, безусловно, древнее. Мы видим, что клановость в принципе существует в замкнутых участках культуры: лучший пример здесь – цирковые династии или династии иллюзионистов. Чем компактнее и древнее форма производства, тем сильнее там клановость. Чем она новее, тем решительнее тусовки противостоят кланам.
– Разве кинематограф – не одно из новейших искусств. Откуда там кланы?
Кончаловские
– На мой взгляд, династии кинематографистов – это симптом упадка творческой силы. Чем еще внутренне противоречив культурный клан или династия? Там не всегда выполняется принцип “не спутайте меня с кем-то другим”. Ту идентификацию (“мы банда”), которую можно азартно и яростно предъявлять в рамках агональной тусовки или группировки, в рамках семейной династии приходится делать с элементами некоторого цинизма. Нет той полноты мощи. Всегда что-то такое исподволь.
Перед нами действует, например, образцовый клан Михалковых – предельно циничный, где, по-видимому, такого рода поправка не делается. Но это пример абсолютного цинического разума.
А есть многочисленные кланы, где приходится делать оговорки, всегда приходится спрашивать с надеждой: может, все это хорошо, и в конце концов талант пробьется сам в той или иной ситуации.
По отношению к каждому отдельному клану – будь то Германы или Тарковские – нельзя сказать ничего плохо, каждый отдельный случай может быть само по себе великолепен. Мне, например, понравился “Бумажный солдат” Германа-младшего. Но одно дело – каждый конкретный случай, а другое – общий симптом, тем более нарастающий.
Чем больше кланов, тем меньше, на мой взгляд, творческая сила культуры. Тем больше она консервируется в мумифицированную форму, где чистый хюбрис (от греч. ubris — необузданность, невоздержанность. – Авт.), дерзость, борьба спадают. Потому что для хюбриса или агона оптимальная форма – это либо одинокий вызов, либо тусовка. Соответственно, повышение клановости – в шоу-бизнесе, в частности, – свидетельство ниспадающей в данный момент творческой активности и определенного кризиса. Значит, прорыв будет в другом месте – где-нибудь в компьютерной графике или анимации – неизвестно, но там, где мы кланов пока не видим.
– Что сломалось в социальном механизме, что вдруг отсеялись просто люди и на поверхности остались только родственники.
Михалковы
– Кланы и династии все равно существовали всегда. Но в здоровой ситуации всегда присутствует некоторое замалчивание, скромность, понимание того, что как же вот ты предстанешь перед людьми, только потому, что ты родился у того-то. А в какой-то момент – как раз когда к власти пришла одна из самых мощных формаций цинического разума – нам совершенно открыто предъявляют, что мир устроен так, этого уже даже не принято стесняться.
Когда этого принято стесняться, это свидетельствует о нормальном градусе общественного самочувствия. Когда барьер пройден и уже можно не стесняться, это показатель нездорового состояния дел.
– И что же со всем этим делать?
– А ничего сделать нельзя. Можно анализировать и замерять градусником. Но есть, например, территория компьютерного искусства, которая выигрывает уже только за счет того, что в ней нет клановости. В каком-то смысле поэтому за ней будущее.
– Как же существовать тем, кто лишен родственного допуска?
– Строить свою тусовку Нас туда не пускают – ну и ладно, мы учредим свою территорию, и все остальные сами туда придут. Это определенный способ убедительности. Конечно, 9 из 10 тусовок распадутся, но какая-нибудь одна промелькнет, заявит о себе.
Выход только один – создавай свою банду, которая, может быть, победит, а может, проиграет. Но иного способа поддержать витальность нет. Сама шевелящаяся плазма живой жизни ничем не может быть заменена.
Ольга Серебряная
