Ваш покорный слуга давно наблюдает за белорусским кино и удивляется: как же так – актеры те же, бабки меньше, а фильмы – ну, принципиально другие. Вот недавно посмотрел «Снайпер» с Дмитрием Певцовым. Хороший фильм. То есть, у нас Певцов играет в «Бандитском Петербурге», а у них – здорового на голову хорошего военного стрелка. Мифология сменилась – у наших стран разные герои.
И, вы уж меня простите, но народ-то у нас тот же самый. Следовательно, дело все в “последнем диктаторе Европы”, стоящем на пути у демократии. А если судить по нам, что получается, что демократия – это такой строй, при котором зло имеет такие же права, как и добро (а значит – больше), ложь не менее уважаема, чем правда (то есть – больше), а выродки имеют такое же право называть себя элитой, как и герои (то есть, у них преференции).
Разница в результатах, естественно, поразительная. У нас – “Великое Кино о Великой Войне” с дырявыми ложками, парусными танками и усами, а у них – “Брестская крепость”.
Мужчины. Они выглядят в кино, как мужчины. Они – мужья, сыновья, отцы, командиры, солдаты. Они – воины и защитники. Они дают врагу достойный отпор. У них есть оружие, есть мужество, есть умение, есть желание сражаться. Они знают, за что они сражаются – за свою Родину, за честь, за семьи. Если мы вспомним своих дедов и прадедов, мы признаем правоту авторов фильма. Непонятно только, почему белорусы помнят, а нам как будто вспоминательный аппарат отключили. Или испортили. Или заглушили.
Да. Я опять про Николая Карловича
Женщины. Они выглядят в кино как женщины. Они не раздвигают ноги перед захватчиками, они в них стреляют. А еще они матери, жены, дочери, учительницы, санитарки, возлюбленные, бабушки. Если мы оглянемся назад и вспомним наших бабушек и прабабушек, мы увидим, что создатели фильма правы: они были именно такими и никакими другими.
Фильм снят красиво. Смотреть его нужно в качестве – в кино или на ДВД. Оно этого заслуживает. Что характерно, бюджет значительно (в 6,5 раз) меньше, чем у Великого Кино о Великой Войне, а выглядит все так, словно было наоборот. Но смотреть кино про самую страшную в истории человечества войну – страшно. Как и должно быть. То есть до смерти страшно.
История. Она выглядит в кино как история. Не как содержание отдельно взятой головы отдельно взятого российского интеллигента, а как история. Как то, что было. И осталось с нами. В нашей крови, в наших генах. Как бы ни старалась российская интеллигенция все это засрать.
“Впервые приказ об отступлении немецкое командование отдало 22-го июня 1941 года. Здесь…”
На этом месте я чуть не заплакал. Но не от мастерства режиссера, а от ощущения. Что у меня с души с грохотом и уханьем валится какой-то огромный камень. Есть все же Правда на земле. Хранит кто-то честь русского и советского народа. Тут нужно немного поговорить о технологии сохранения чести.
Сценарий сделан на основе фактов, которые представил и выверил мемориал “Брестская крепость”, его руководитель генерал-майор Боренко выверял каждый факт. Множество фактов, которые были не проверены, которые мы очень хотели вставить в картину, просто не вошли. В частности, эпизод с психической атакой чеченцев. Это был один из таких голливудских эпизодов… Когда убили командира чеченского подразделения, они бросились в атаку, и часть их прорвалась. Белорусы ссылались на то, что факт не доказан, мы просим исключить это из картины.
Родился этот сценарий так: Игорь Угольников вернулся из Белоруссии с рассказом о том, что был в Брестской крепости, где ему рассказывали легенду о какой-то Кудлатой, “фрау мит автомат”, которая появлялась ночами в августе-сентябре 41-го, просто как тень, и убивала немцев. В войсках вермахта была паника, потому что “фрау мит автомат” появлялась отовсюду. Мы сделали документальный фильм “Брестская крепость”, где этот сюжет есть. Но при работе над этим фильмом нам сказали: не надо этой мистики. Да, возможно, она была, это была одна из жен погибших командиров, но она была сумасшедшей, и с ней не все понятно, надо выбрасывать ее из сценария. Мы так устали от борьбы с белорусской стороной, что уже шли на все.
Прочтя это интервью и представив себе, что было бы, если бы не “борьба белорусской стороны”, я понял, что получилось бы то, что и получается у нас обычно. То есть “городские легенды” с женщиной-призраком, кавказскими рэмбо и прочими прелестями, составляющими мифологию нашей современной жизни. То есть не фильм про Войну, а фильм про умственное состояние нашей творческой интеллигенции. Это тоже, конечно, по-настоящему страшно. Но это другой страх – привычный, скучный и унылый. Молодцы белорусы. Отстояли Брестскую крепость от фашистов еще раз.
НКВД в фильме занято тем, что и должно делать НКВД – выявляет вражеских диверсантов и ликвидирует. А затем геройски гибнет в бою с врагом. Новость, что НКВД было нужно за чем-то, кроме массовой и беспричинной стрельбы по своим, может взорвать мозг новичку. Тут надо, конечно, осторожнее.
Немцы выглядят, как и должны выглядеть сверхчеловеки и колонизаторы – как насильники, убийцы и грабители. После такого Сванидзе Угольникову руки не подаст потому, что если “Сталин хуже Гитлера” и это всем известно, то как же Гитлер за время своего правления вырастил монстров без чести, совести и милосердия, а Сталин – советского человека? Есть над чем подумать.
Апофеозом фильма является момент, когда мальчик – один их главных героев, доставляющий приказ о прорыве в другое крыло Крепости – видит немца вблизи. Немец ходит по руинам того, что еще недавно было мирной жизнью. Его работа здесь уже почти закончена – можно идти дальше – в Минск, в Ленинград, в Москву… Немец роется в шкафах и жрет конфеты. Мальчик стреляет в него из найденного ТТ и убивает.
Это вопрос, который вот то поколение задает этому. И то и другое побывало на руинах того, что когда-то было их жизнью. И те и другие видели разрушение, смерти близких. Так почему ж это поколение не защищает свою жизнь? Кто лишил его воли?
Самое главное качество мальчика как главного героя и главное его отличие от героев других современных фильмов о Войне в том, что тут главный герой знает, кто он такой и на чьей он стороне. И сторона это – не европейская и не цивилизованная. В современном российском кинематографе такое – не в моде. В отличие от интеллигентских соплей про то, что они вообще родились в Этой Стране случайно, случайно тут выросли – зачем же с них спрашивать про русскость? Они – граждане человечества и тут в мелких разборках погрязать не хотят. Пусть хоть всех вокруг изведут – лишь бы их не беспокоили. Современный герой должен сначала долго и мучительно думать, а не предать ли родину? Послужить у фашистов попом, сделать немцам пару минетов, потом оказаться в штрафбате и повоевать с одной винтовкой на троих. Ну, а потом в ГУЛАГ. Однозначно любить Родину и сражаться за нее – никак нельзя. Это – возрождение сталинизма.
В конце фильма все-таки наврали. Сказали, что майор Гаврилов был репрессирован. Никто его, конечно не репрессировал. Он был восстановлен в РККА в прежнем звании и занял должность начальника лагеря для японских военнопленных. Прекращал злоупотребления японских офицеров по отношению к рядовым, остановил эпидемию тифа. Как сказал бы какой-нибудь Подрабинек – вертухайствовал.
Наврали, я так подозреваю, совершенно осознанно. Это была дань захватившему наш кинематограф и наше телевидение антинароду, в который выродилась интеллигенция. Очевидно, что без этого картину просто не выпустили бы на экраны.
По итогам просмотра фильма, особенно на фоне “Сволочей”, “Штрафбатов”, “Предстояний”, “Краев” и “Одних войн” и сравнив ответы на поставленные вопросы относительно того, что такое верность, мужество, патриотизм и так далее, как-то особенно остро начинаешь ощущать, что в нашей кино и телеиндустрии рулят в основном, проститутки, трусы, предатели и диверсанты. Поэтому у них шалавы ни в чем не виноваты, предатели – герои, а во всем виновато НКВД и лично Сталин. Словом, все творческие усилия направлены на то, чтобы как-то себя оправдать. У кого-то за прошлое, а у кого-то и за будущее. Все по Станиславскому.
Особое же, ни с чем не сравнимое достоинство фильма заключается в том, что он – правдив. Правдив совершенно и документально. Создатели “Штрафбатов” и “Сволочей” не утруждают себя изучением реальных жизней и судеб, настоящих документов и свидетельств. Они прикрываются “художественной правдой” – “да, так не было, но так могло быть”. Эта “художественная правда” позволяет им приписывать СССР создание детских диверсионных школ, создавать “реалистичные” персонажи штрафников-комдивов, тупых и кровожадных комиссаров, насмехаться над советской героикой, утверждать, что ее и не было никогда. Но эта “художественная правда” ничего не сможет сделать с правдой настоящей – правдой майора Гаврилова, комиссара Фомина и других, чьи биографии сухо и точно говорят сами за себя. Нужно только услышать эти тихие голоса за воплями “разоблачителей”.
Короче говоря, картину “Брестская Крепость” смотреть не только можно, но и нужно. А еще ее нужно покупать на лицензии и держать дома. Вдруг кто зайдет, кто не видел.
В сухом остатке мы имеем понимание очевидного – белорусское общество, в отличие от нашего, – здорово. Оно воспроизводит жизнеспособную, не дегенеративную мораль, которая позволяет снимать духовно здоровое кино. Настоящее кино. Поэтому у Белоруссии есть будущее, что бы там ни говорили про Лукашенко.
Есть ли оно у нас с нашими Сванидзе, Млечиными и прочей нечистью?
Не знаю. Известно доподлинно одно: забитые битком кинозалы четко и явно свидетельствуют – зритель у кино есть. И этому зрителю на фильм, снятый для него, не помешал прийти ни Госдеп США, ни заговор пятидесяти блоггеров против духовности. И привело его на сеансы не что-то там, а именно тот самый искомый днем с огнем, да так и не найденный просвещенный консерватизм. Не найденный потому, что искали во всех углах и подворотнях – во власовщине, в западничестве, в евразийстве, черт знает где. Не искали только в центре всего здания – в самом освещенном месте – в советском идеализме и истории Священной Великой Отечественной Войны.
А этот просвещенный консерватизм есть. Он заключается в консервативной человеческой любви к своей стране и в уважении к отцам и дедам. И в непризнании тех¸ кто все время покушаются нагадить на их память за своих. Это и есть консервативные ценности. А что вы хотели? Это бессмысленно – искать консервативность в постмодернизме. Это – ахтунг и идиотизм.
И народ у нас есть и он – тот, что бы кто о нем ни говорил. Он тот. Он тот самый, что нужен Этой Стране. Кто бы, что про нее ни говорил. И вообще – разговорились тут некоторые. Это ведь они сначала укатывали тарковщиной и замысловатым декадансом всё вокруг, потом бомбардировали сиськами и жопами, выжигали реалити шоу, а теперь жалуются, что вокруг них как-то все недостаточно пасторально, консервативно и духовно.
О духовности. Нет никакой духовности в том, чтобы пытаться любой ценой доказать окружающим, что они – бездуховное быдло. Это надо усвоить нашей творческой элите насмерть. Накрепко. Навеки. Этот приём сам по себе не имеет к духовности никакого отношения.
К патриотизму никакого отношения не имеет антисоветчина. Это все не работает. Люди, наши хорошие, умные, просвещенные, консервативные люди не форматируются под ваше ублюдочное понимание правды и добра.
И полные залы на “Брестской Крепости” – лучшее этому доказательство.
