Народ против Агамбена: что превратило модного философа в опасного фрика?

Итальянский философ Джорджо Агамбен (род. в 1942 г.) помимо цикла «Homo Sacer» и теории чрезвычайного положения известен публицистическими статьями и политическими заявлениями. В 2004 году философ отказался преподавать в Нью-Йоркском университете в знак протеста против новой американской политики снятия отпечатков пальцев у прибывающих в страну иммигрантов. Начиная с 2020 года имя Агамбена встречается в основном в статьях о коронавирусе – там цитируют тексты Агамбену с сайта его издательства Quodlibet. В эпоху пандемии Агамбена стали осмыслять в резко критическом ключе и, как замечает издание The New York Times, позиция философа «стоила ему значительной поддержки среди представителей итальянского интеллектуального истеблишмента». И не только итальянского.

В марте 2020 года Агамбен заявил об «изобретении пандемии» COVID-19. По Агамбену, коронавирус «не слишком отличается от обычного гриппа», а реакция на эпидемию является «непропорциональной» и «вопиющей». Это был первый громкий текст Агамбена о пандемии. Именно он чаще всего цитируется сегодня, хотя почти два года Агамбен непрерывно пишет публицистические тексты на Quodlibet, критикуя и ограничительные меры разных государств (в частности, Италии), и поведение граждан (в частности, университетских преподавателей). В русскоязычном переводе большинство его статей представлено на сайте Центра политического анализа, в дальнейшем они будут цитироваться в основном по этому источнику.

Так, в статье с красноречивым названием «Граждане второго сорта» философ критикует и вакцинацию, и систему green pass («зелёного паспорта/пропуска»): «…вакцина превращается в своего рода политико-религиозный символ, предназначенный для дискриминации граждан <…> “Зеленый пропуск” превращает тех, у кого его нет, в виртуальных носителей жёлтой звезды». Следом идёт критика системы QR-кодов. QR-код, по Агамбену, это не столько допуск к благам, сколько банальная слежка: «тщательный и безусловный контроль над всяким передвижением граждан».

Самыми скандальными стали слова Агамбена об университетских преподавателях, которые согласились преподавать онлайн: «Профессора, которые массово соглашаются подчиниться новой телематической диктатуре и проводить свои курсы только онлайн, являются идеальным эквивалентом университетских профессоров, поклявшихся в 1931 году в верности фашистскому режиму».

Студентам Агамбен посоветовал не расслабляться и придумать что-то своё взамен онлайн-университетов: «Студентам, которые действительно любят учиться, придется отказаться от обучения в таким образом изменившихся университетах, и, как в прошлом, создавать новые universitates, и только там <…> может выжить слово прошлого и родиться нечто вроде новой культуры».

  • Giorgio Agamben peint. ©Alfons Preire

Массовая реакция на публицистику Агамбена – в первую очередь на его текст «Изобретение пандемии» – не представляет собой хоть сколько-нибудь серьёзной попытки фактами опровергнуть сказанное «ковид-диссидентствующим» философом.

Хотя это было бы очень несложно сделать – в одном из интервью сам Агамбен признаёт свою некомпетентность в медицинском вопросе: «Я не вирусолог и не врач <…> я лишь дословно процитировал, что тогда было мнением Национального исследовательского центра Италии. Но я не собираюсь вступать в дискуссии между учеными об эпидемии; меня интересуют чрезвычайно серьезные этические и политические последствия, которые вытекают из нее».

Как замечает автор одной из немногих аналитических статей об «Изобретении пандемии» Агамбена, философу совершенно безразлично, сколько людей умерло: он настаивал на искусственном происхождении COVID-19, когда смертность в Италии составляла 12 человек, и не отказался от этой мысли, когда количество умерших перевалило за 20 тысяч. Резко возросшая смертность уже не была похожа на «обычный грипп», однако Агамбена, судя по всему это несильно тревожит.

Но именно в этом – в медицинской некомпетентности – Агамбена как раз и не уличают. Максимум, в чём его упрекают, – что он пытается «натянуть» свою теорию о чрезвычайном положении на огромный коронавирусный глобус и, конечно же, в чрезмерной увлечённости конспирологией. Так об Агамбене пишет исследователь Даниил Жайворонок, собравший досье на многих публичных интеллектуалов, которые стали делать о вирусе преждевременные выводы.

Однако куда больше материалов, где тезисы Агамбен не анализируется, а просто провозглашаются опасными. И где в центре критики оказываются не факты, а позиция философа.

Здесь мы подходим к главному. «Антиагамбеновские» тексты интересны тем, что в них можно почувствовать «гуманитарный нерв современности». И в очередной раз убедиться в том, что в актуальных дискурсах под видом знаний о человеке и обществе выступает нечто такое, что больше напоминает даже не новую этику, а новую религию, в рамках которой место истинного и ложного прочно заняли доброе и злое (вариант: полезное, безопасное vs вредное, опасное).

Начать стоит с «умеренных» текстов, где против Агамбена не используются пейоративные эпитеты (а текстов, где эти эпитеты встречаются, – множество, в том числе написанных интеллектуалами).

Агамбена критикует философ Панайотис Сотирис в статье «Против Агамбена: возможна ли демократическая биополитика?». Автор настаивает, что вирус создаёт возможность демократической биополитики «снизу»: то есть граждане сами стремятся к изоляции во время пандемии, основываясь на знаниях экспертов. Но статью Сотириса можно назвать такой же умозрительной, как и тексты Агамбена. Так, Сотирис приводит борьбу с ВИЧ как пример удачной «демократической биополитики», при этом не уточняет, что ВИЧ, в отличие от коронавируса, не передаётся воздушно-капельным путём и не требует всеобщей изоляции. И что «биополитика снизу» в случае с ВИЧ не является массово-принудительной, как в случае с коронавирусом.

Или вот ещё один пример передернутой аргументации Сотириса. Он как бы невзначай указывает на то, что произвол чрезвычайного положения, о котором пишет Агамбен, самого Агамбена на самом деле и не касается: «Можно заявить против Агамбена, что «голая жизнь» (ключевой термин книги Агамбена «Homo Sacer. Суверенная власть и голая жизнь», означающий сведение человека исключительно к его телу и биологическим процессам, – Д.Т.) ближе к пенсионеру, стоящему в очереди на респиратор или койку в реанимации, из-за краха системы здравоохранения, чем к интеллектуалу, имеющему отношение к практическим аспектам карантинных мер». Вероятно, Сотирис под «интеллектуалом» понимает самого философа, хотя и не называет его напрямую. Кстати Джорджо Агамбен относится к обоим типам людей, которых приводит в пример Сотирис: интеллектуалу Агамбену почти 80 лет, то есть он вполне может оказаться «пенсионером в очереди за респиратором».

Другой публичный интеллектуал – философ Славой Жижек – ссылается на наиболее художественный и метафоричный текст Агамбена 2020 года «Когда твой дом горит». В этой статье, , хотя она и написан уже во время пандемии, Агамбен вообще не использует слова «вирус», «пандемия», «эпидемия» и т.д. Он пишет о «конце культуры» и «разрушении цивилизации».

Жижек полемизирует с Агамбеном по нескольким пунктам – главным образом, тем, где присутствуют рассуждения о том, была ли «цивилизация до» чем-то благим или нет. Здесь Жижек, чтобы обеспечить себе публицистически «безупречные» стартовые позиции, начинает с того, что просто сравнивает Агамбена с косными и консервативными последователями Трампа. И уже дальше атакует своего оппонента по коронавирусной теме (хотя в анализируемом Жижиком тексте Агамбена о коронавирусе – вообще ни слова!): «Означает ли это, что если мы выступаем против Агамбена (являющегося, как известно, идейным противником государственного авторитаризма, – Д.Т.), то мы должны смириться с потерей человечности и забыть о социальных свободах, к которым мы привыкли? <…> Если мы будем придерживаться старого образа жизни, то наверняка всё закончится новым варварством. В США и Европе новые варвары – это именно те, кто яростно протестует против мер против пандемии во имя личной свободы и достоинства – такие, как Джаред Кушнер, зять Дональда Трампа, который еще в апреле хвастался, что Трамп “отнимает страну у врачей” – словом, у тех, кто только может нам помочь». Хотя Жижек впрямую не называет Агамбена «опасным» и выдерживает текст в нейтральной стилистике, упоминание Трампа и Кушнера вряд ли можно толковать как положительное сравнение.

Куда более эмоциональной и оценочной  оказывается реакция на Агамбена в массе текстов, написанных вполне серьёзными авторами. Так, американский социолог из Университета Калифорнии Бенджамин Браттон априорно констатирует, что Агамбен «разрушил всё, что осталось от его репутации публичного интеллектуала, своими многочисленными взволнованными, бредовыми и откровенно неловкими» статьями о пандемии.

На сайте Critical Legal Thinking опубликована статья под названием «Должно ли общество быть защищено от Агамбена?», ее автор – Тим Кристенс – называет тексты философа «бессвязными разговорами 77-летнего мужчины из Италии».

На сайте PICT (The Paris Institute for Critical Thinking) философ Карло Сальцани укоряет публицистику Агамбена в «эмоциональной» и  «риторической» эксплуатации и «небрежных аналогиях». И подробно анализирует «нацистские» метафоры в текстах Агамбена о пандемии: green pass – как «жёлтая звезда наоборот», онлайн-профессоры – как новоиспечённые нацисты в 1931 году и т.д. Метафоры, связанные с нацизмом, Сальцани называет  вырванными из исторического контекста и уличает в «неприличности». Вдогонку исследователь приводит и другие примеры моральной неправоты ковид-диссидентов: «извращённый» лозунг Black Lives Matter – «Жизни невакцинированных имеют значение» и неологизм «Greenstapo». И хотя эти высказывания и принадлежат не Агамбену, они в итоге тоже оказываются тоже на его совести.

Философ Евгений Кучинов обвиняет Агамбена в безразличии к жизням других людей и трактует это в контексте «отягчающих обстоятельств»: «В сущности речь идет о том, что Агамбену безразличны жизни конкретных индивидов, то есть его теория буквально не различает их – тех, кто прямо сейчас хотел бы (и мог бы) жить, но умирает от новой заразы. Этим индивидам, то есть каждому из нас, нужна, полагается этика, в которой каждая жизнь рассматривается как драгоценность, каждая жизнь заслуживает «спасения», понимаемого как сохранение. На фоне подобных обвинений то, что Агамбен пишет в “Вопросе” (“мученики учат нас, что нужно жертвовать жизнью, а не верой”), кажется, не только подтверждает вердикт, но и служит отягчающим обстоятельством».

В The Irish Time опубликован посвящённый Агамбену материал философа Мэттью Коллинза. Коллинз представлен в статье как противник Агамбена «слева», и частично повторяет тезисы, которые уже звучали у неомарксиста Жижека. Коллинз задаётся вопросами: «Левым следовало бы спросить, не воспринимались бы карантины так ужасно, если бы людям не приходилось тратить 40 часов в неделю на выполнение неприятной и часто ненужной работы? Были бы ограничения такими суровыми, если бы мы перенаправили корпоративную прибыль в нашу систему интенсивной терапии и систему тестирования и отслеживания?». И отвечает: «Это важные вопросы, которые не позволяет задать аналитика “голой жизни” Агамбена».

Но главное в статье Коллинза – это даже не его левая риторика, а  заголовок материала, хорошо отражающий эмоциональную составляющую мейнтсримно-интеллектуальной реакции на Агамбена: «Левая критика локдауна: правильная постановка вопроса – или опасная болотовня?»  – «The left’s lockdown critique: Right on, or dangerous prattle?» (по современным «идейным шкалам» Агамбен, как и его оппоненты, считается «левым»): Самое важное в этом заголовке – эпитет «опасный». Не «ложный» или «ошибочный» взгляд, а именно «опасный».

Слова Агамбена действительно можно истолковывать как жонглирование фактами и идеологическими штампами, как стремление к медийному хайпу, а не к поиску научной истины. Но упрекают его интеллектуалы не в этом, а в том, что он опасен.

Некоторые философы, хотя и осуждают Агамбена, но в то же время признают справедливость его наблюдений. Так, в паблик-токе «Пандемия глазами интеллектуалов» философ Артемий Магун говорит об Агамбене так: «…он занимает позицию ковид-диссидента … и это на его совести надо оставить – я не согласен с таким подходом, понятное дело, что научные данные и государственные действия здесь осмысленные <…> но он уловил многие вещи верно о нынешнем кризисе, проблема только в том, что с этим делать» [тайм-код, Магун об Агамбене: 23.00 – 25:30].

Стоит задаться вопросом: что же именно заставило современную гуманитарную науку в случае критики Джорджо Агамбена превратиться в яростное морализаторство? Чем так напугал Агамбен «приличных людей», включая статусных учёных, – тех, кто настаивает на всеобщей безопасности и стоит на страже green pass?

Самый очевидный ответ в том, что Джорджо Агамбен опасен как провокативная информационная единица. С точки зрения его оппонентов, он сеет «антимедицинское мракобесие» и заражает им общество.

Однако будем честны. Агамбена сложно назвать «селебрити» с миллионом подписчиков в Instagram, чтобы его мысли могли масштабироваться с дикой скоростью среди «обывателей». Влияние Агамбена на философские дискуссии может быть огромным, но в вопросе влияния на мир он проигрывает какому-нибудь Илону Маску, из-за шуточных твитов которого может обрушиться биткоин.

Агамбена как будто бы и незачем бояться: он действительно противостоит не только большинству публичных философов, но и всему миру, где знаменитости от Арианы Гранде до Долли Партон призывают вакцинироваться. Более того, о том, что Агамбен – ковид-диссидент, многие узнали только после того, как на философа обрушилась критика.

Так что этот – самый простой – ответ на вопрос о том, «почему все против Агамбена?», не кажется убедительным.

На самом деле Агамбена ненавидят за то, что он «покусился на святое» современного мейнстримного интеллектуального класса. А именно, на его оруэлловский новояз, в котором «свобода» давно уже стала «рабством». Больше всего современные «модные инфлюенсеры» боятся признаться в том, что, рассуждая в традиционных категориях «либерализма», «демократии», «прав человека», «прав меньшинств» и других священных коров цивилизации Запада, они вместо свободы проповедуют безопасность, а вместе с ней – этатизм и дирижизм. Одним словом, «доброе полицейское государство», по сути – социальный тоталитаризм.

И вот тут приходит Джорджо Агамбен и заявляет: «А король-то голый! А принудительная по факту вакцинация – несвобода! А green pass и QR-код – электронный концлагерь!» Может, даже пионерский, но всё же лагерь!

Агамбен настаивает: культ безопасности – это вред. В тексте «Биобезопасность и политика» он спрашивает: «Можно ли еще определить такое общество как человеческое? И утрату непосредственного общения, лица, дружбы, любви можно ли реально компенсировать абстрактной и, предположительно, абсолютно фиктивной безопасностью для здоровья?»

Для самого Агамбена ответы очевидны: «голая жизнь» и стремление обезопасить своё биологическое существование лишает человечество – человеческого. Своими претенциозными текстами Агамбен столкнул интеллектуалов с тем, что «социально-справедливая» и «безопасная» жизнь, где нужно постоянно думать о том, как бы неумышленно не огорчить чем-то или, не дай бог, не заразить товарищей по цеху, это уже не жизнь.

В этой антижизни происходит разделение людей на первый и второй сорта. В этом вывернутом наизнанку ницшеанском мире есть победители – и есть рабы, которым приходится идти на разного рода ухищрения, чтобы выжить: добывать QR-коды, менять медицинские маски… Только теперь это не сильные «пассионарии» – и слабые конформисты. Это – те, кто успешно встроился в социал-тоталитарную систему, и те, кто остался за её бортом.

Агамбен обращает внимание на ограничения для «не вполне здоровых» или «несертифицированно» здоровых. Доступ к преподаванию, обучению, путешествиям и многим другим благам в обществе восторжествовавшей безопасности предоставляются только при наличии особых документов: green pass, QR-код, свидетельство о вакцинации, ПЦР-тест и т.д. Те, у кого этих документов нет, даже если они уверены в том, что совершенно здоровы и безопасны для окружающих, или если они не хотят проходить через все эти биополитические процедуры по каким-то веским для себя основаниям, – автоматически становятся второсортными. Агамбен специально приводит в пример и тех, кто оказывается «второсортным» по интеллектуально-этическим причинам: «Я приму вакцину только когда и если буду убежден в том, что это правильно, и, конечно, не для того, чтобы пойти в ресторан, на концерт или еще куда-нибудь. Даже не для того, чтобы не потерять работу. Давайте вспомним, что “не хлебом единым жив человек”».

Но тоталитарный социум такую позицию не приемлет. Ну, и что, что чудодейственность вакцинации ещё не доказана? Ну, и что, что прививка не защищает от новых штаммов вируса? Это не имеет значения! Ты обязан вступить в колхоз привиться, если хочешь, чтобы мы тебя считали «своим», а не изгоем.

Антижизнь, описанная Агамбеном, кастрирует коммуникацию: люди теряют чувствительность из-за потери собственных лиц, спрятанных под масками. По Агамбену, у граждан, которые подчиняются государственным мерам и покорно ходят в масках, не только значительно уменьшаются возможности общения, но и теряется политическое участие: «Именно глядя друг другу в лицо, люди узнают друг друга и увлекаются друг другом, люди различают сходство и разнообразие лиц, дистанцию и близость. Страна, которая решает отказаться от своего лица, накрыть масками повсюду лица своих граждан, является, таким образом, страной, которая стерла с себя все политические измерения. В этом пустом пространстве, постоянно подвергающееся ничем не ограниченному контролю, теперь перемещаются изолированные друг от друга люди, которые потеряли непосредственный чувственный фундамент своего сообщества и могут обмениваться только сообщениями, направленными на безликое имя».

В антижизни Агамбена есть антирелигия – медицина, которая не приносит человеку спасения и не избавляет от страха смерти, а лишь даёт возможность умереть позже. В государстве всеобщей биобезопасности эта религия – обязательная. Потому что заразный человек («еретик», если он оказался больным по причине своей «безответственности») может сделать больным («невольным еретиком») другого человека.

В статье «Медицина как религия» Агамбен говорит, что медицина окончательно вытеснила три, по его мнению, основные в прошлом религии Запада – христианство, науку, капитализм. Как пишет Агамбен, христианство, подобно «медицинской религии», также предполагало спасение, побуждая человека добровольно становиться аскетом. Но всё же это требование не было тотальным: «Враг, вирус, всегда присутствует, и с ним необходимо бороться безостановочно и без передышки. Такие тоталитарные тенденции знала и христианская религия, но они касались лишь немногих людей – в основном монахов, – которые решили посвятить всё свое существование требованию “непрестанной молитвы”». Кроме того, по Агамбену, медицина как религия, в отличие от христианства, не сплачивает, а разобщает людей – чтобы они не заразились и не заболели.

Наконец, самое страшное, считает Агамбен, в новой «безопасной антижизни» случается с образованием и культурой: они попросту исчезают. Если все предыдущие аспекты (религия, политика и т.д.) сохранили хотя бы подобие прежней формы, то жизнь университета заканчивается вместе с торжеством ковидной эпохи.

«Реквием по студентам», который так возмутил интеллектуалов нацистскими метафорами, является и самым пугающим тезисом Агамбена – с наступлением онлайн-режима университетская западная жизнь, по его мнению, закончена. Агамбен пишет так: «В том, что ныне творится, гораздо важнее нечто, о чём вообще ничего не сказано, а именно, конец коллективности как формы жизни. Европейские университеты родились из студенческих ассоциаций – universitates – и они обязаны своим именем именно им. Быть студентом означало, прежде всего, вести образ жизни, при котором обучение и прослушивание лекций, безусловно, имело важное значение, но не менее важным была встреча и кропотливый обмен мнениями с другими scholarii, которые часто приезжали из самых отдаленных мест и группировались в соответствии с местом их рождения в nationes. <…> Все это, существовавшее почти десять веков, теперь заканчивается навсегда. Студенты больше не будут жить в городах, где расположены их университеты. Вместо этого они будут слушать лекции, запертые по своим комнатам и иногда разделенные сотнями километров от тех, кто раньше был их однокурсником. В маленьких городах некогда престижных университетов с улиц исчезнут сообщества студентов, которые составляли самую живую их часть».

Несложно увидеть, что Джорджо Агамбен своими небольшими публицистическими статьями столкнул западных и российских интеллектуалов с осознанием антиутопичности современного западного мира. То есть его противоположности классическим идеалами либерализма.

Современный «безопасный Запад» – это мир, в котором нет привычного образования, прежней культуры, в нём религия не обещает спасения, а человеческие взаимоотношения не сулят счастья, а лишь грозят всевозможными «опасностями» пятидесяти оттенков чёрного. Это мир, о котором мечтает часть человечества, погружённая в левый интеллектуальный мэйнстрим с культом сэйф-спейсов и глобальной политкорректности. Это мир, где главенствует не свобода, а безопасность, не дух, а тело. Нет, это не банальный ремейк коммунистической утопии. Это электронно-сетевая версия «нового дивного мира», которую нам ещё предстоит принять как вызов и по возможности отразить. Но которая сегодня торжествует, увлекая за собой мириады интеллектуальных попутчиков, очаровавшихся «новыми светлыми горизонтами тотальных телесных гарантий».

Возможно, именно поэтому Агамбену так редко отвечают по существу и предпочитают вместо этого или игнорировать его, или иронизировать над ним. Возразить-то по существу ему особо и нечего. Король – и в самом деле голый.

Дина Тороева