Население России будет сокращаться. Но так ли уж это плохо?

Владимир Путин распорядился установить ежемесячную выплату при рождении первого ребенка. Говорят, это потрясающий предвыборный ход. Но скажется ли это на демографии? Какое население вообще необходимо России? Может ли запрет абортов повысить рождаемость? Почему в Исландии случился беби-бум, а в России его не будет?

Об этом «Городу 812» рассказал Сергей Захаров, заместитель директора Института демографии НИУ «Высшая школа экономики».

– Что эффективнее для повышения рождаемости: кнут, то есть запрет абортов, или пряник – материнский капитал?

– Во-первых, в России в 2000-е годы уже дважды сокращался список социальных показаний для позднего прерывания беременности. В 90-е годы таких показаний было 13: плохие жилищные условия, маленькая зарплата, муж в тюрьме… В 2003-м часть из них отменили. Но еще разрешали делать поздний аборт, если отец ребенка погибал или получал инвалидность, или если мать сидела в тюрьме. Сейчас аборт на сроке от 12 недель можно сделать только в двух случаях: если это нужно по медицинским показаниям и если беременность произошла в результате изнасилования. Да и с абортами на ранних сроках беременности борются изо всех сил: и психологическим воздействием на беременную, и сокращением числа лицензированных клиник. Во-вторых, бороться надо не с абортами, а с самим возникновением нежелательной беременности. В 90-е годы боролись, поэтому рождаемость сокращалась по ряду причин, но и число абортов при этом снижалось.

– То есть неожиданно у наших людей проявились сексуальная культура и деньги на контрацепцию?

– Правительство Гайдара сделало два антикризисных шага: освободило цены на алкоголь и ликвидировало монополию Минздрава на лекарственные препараты. И очень скоро в страну – не через централизованные закупки, а через дистрибьюторов – стала поступать качественная гормональная контрацепция, а также презервативы, которых у нас до этого не было.

– Были советские презервативы. Я видела.

– Где?

– В Музее эротики.

– Вот именно, что им место в музее. В общем, молодежь стала быстро перестраиваться с помощью женских глянцевых журналов и телевизионной рекламы – помните, у нас тогда шла борьба со СПИДом? То же самое с внутриматочными спиралями: в Советском Союзе долгое время использовали только «Петлю Липса», которую придумали еще до войны. И только в конце 1980-х закупили финские современные ВМС, когда поняли, что число абортов зашкаливает и надо что-то делать. Так что бороться с абортами у нас начали в советское время еще. В 90-е появились две президентские программы – «Дети России» и «Планирование семьи». Потом, году в 1996-м, их заблокировала левокоммунистическая Дума. Но в стране успели создать центры планирования семьи и репродуктивного здоровья, начали бесплатно распространять ургентную контрацепцию для подростков. И абортную культуру удалось переломить. Правда, в последние годы темпы снижения абортов снизились. Нет, кривая по-прежнему идет вниз, но если бы не наш московский патриархат, снижение шло бы заметней и веселее.

В 90-е годы Россия опережала по темпам снижения абортов соседние экс-советские страны, а сейчас на Украине и в Белоруссии ситуация лучше. Потому что там нет этих бессмысленных игр в традиционализм и морализаторство. Можно подумать, есть такие женщины, которые с радостью делают себе аборты! Но и рожать 12 детей желающих мало. А у нас некоторые стремятся запретить не только аборты, но и контрацепцию. И сексуальное просвещение заодно.

– Материнский капитал сказался на рождаемости?

– Он не столько увеличил число детей в семьях, сколько поспособствовал тому, что интервал между первым и вторым ребенком сократился до исторического минимума: с 4,5 лет до 3-х. Это утопия – заставить людей желать больше детей, чем им хочется. Все эти программы по повышению рождаемости пляшут вокруг цели: простимулировать тех, кто хотел, но не мог завести второго ребенка. Пока не мог. Благодаря материнскому капиталу матери рожали второго сразу вслед за первым, но если бы его не было – родили б все равно, только позже.

– А опыт других стран что говорит?

– В Швеции в середине 1980-х объявили, что детские пособия на второго ребенка будут давать в полном размере, если только разница между первым и вторым составит не более 2,5 лет. Тамошние ученые пришли к выводу, что при такой контролируемой рождаемости и матери и второму ребенку удастся максимально сохранить здоровье. Все стали поспешно рожать второе чадо – но среднее число детей на одну женщину к 50 годам при этом не увеличилось. Сейчас в России тоже получился минимальный промежуток между первым и вторым ребенком, даже меньше, чем было в СССР в 1980-е годы, когда ввели отпуска по уходу за ребенком. Tогда это было повсеместное веяние: не выходя из первого декретного отпуска, уходить во второй. Не меньше 30% матерей так поступали, в основном горожанки с высшим образованием: учителя, врачи, инженеры.

– Значит, если маткапитал отменят, рождаемость не снизится?

– Опыт других стран показывает, что нет.

– Все говорят, что Россию сейчас ждет демографический провал, потому что некому рожать. В 90-е годы рождаемость была низкая, сейчас те немногочисленные девочки, которые тогда родились, не смогут обеспечить воспроизводство на нужном уровне.
– Да, нам тоже кажется, что население будет в перспективе сокращаться. К 2030 году мы можем потерять 8 миллионов, а лет через 30 нас останется миллионов 135. Причин для роста населения я не вижу. В России по-прежнему идеальной считается семья из двух детей, но не всем хочется и удается жениться и выйти замуж. Судя по нашим опросам, брак перестал быть обязательной составляющей успеха. «Лучше плохой муж и дети, чем никакого», – так почти никто не считает.

– Премьер Медведев поручил Минздраву повысить среднюю продолжительность жизни в России до 76 лет. Но ее же можно реально повысить, а можно правильно посчитать?

– Конечно, то, что говорит министр Скворцова – якобы смертность снизилась оттого, что продолжительность жизни выросла, – это чушь. Но у нас действительно в 2012 году подскочила младенческая смертность оттого, что изменились критерии: раньше живым ребенком считался плод от килограмма и выше, а пять лет назад планку понизили до 500 граммов. Но несмотря на одноразово ухудшившийся показатель, это большой прорыв, потому что в советские годы и мечтать не приходилось о том, что будут выхаживать такого слабого ребенка. А сейчас перинатальные центры, новейшее оборудование – все есть.

В СССР было невыгодно вытаскивать таких детей, потому что мертвый плод не сказывается на показателе «младенческая смертность», а вот если ребенок чуточку пожил и потом умер – тогда сказывалось. И это влияло на общую статистику продолжительности жизни.

– Так удастся нам достичь заданной Медведевым планки?

– Может, и удастся. Вот небогатая Португалия достигла этого результата – 76 лет – еще в конце 1990-х. А ведь там еще остались люди, которые помнят страшную бедность. Португальцы побороли младенческую смертность – она сейчас в несколько раз меньше, чем в России. И взялись за улучшение качества жизни. Но им, конечно, трансферты от Евросоюза помогли.

– А зачем нам, в России, большое население, если все больше профессий заменяются роботами?

– Лишние люди – вопрос из области философии, а не экономики. На перспективе нескольких ближайших поколений не будет таких принципиальных изменений, что люди станут не нужны. Хотя бы потому что у нас страна занимает странное геополитическое место: территория ну о-очень большая, а население, ну о-очень маленькое.

– Так какое оптимальное число жителей для России с ее огромными неосвоенными территориями?

– Это никому неизвестно, потому что и ресурсы и производительность труда подсчитать очень сложно. Беда всей нашей экономической и демографической политики в том, что неправильно выстроено взаимодействие государства и индивида. «Стране надо больше людей, потому что солдат не хватает и просторы надо осваивать». Это подход XIX или начала ХХ века. Сейчас развитые страны спокойнее относятся к перспективе сокращения населения из-за низкой рождаемости. Посмотрите опросы разных правительств, которые регулярно проводит ООН, и вы увидите, что совсем немного стран ставят в число приоритетных задач повышение численности населения.

– Западным странам прирост населения мигранты обеспечивают – рождаемость у них не чета европейской.

– Люди, которые едут в Европу из Африки и с Востока, – они все-таки хотят интегрироваться, за редким исключением. Поэтому если не у них самих, то у их детей будет столько потомства, сколько в семьях коренных французов или шведов: двое, максимум трое детей.

– А мигранты в Россию из Средней Азии?

– Что касается иммигрантов в Россию, то у нас имеется новость – отмечен приток пожилых иммигрантов. На родине у них – в Закавказье, в Центральной Азии и в Молдавии – давно подняли пенсионный возраст, а у нас тормозят. Вот они оперативно получают российское гражданство (язык еще помнят, а жить какое-то время в России теперь необязательно), приезжают – и сразу пенсия.

– В России рождаемость зависит от региона. Она высокая на Северном Кавказе. Это несет для нас какие-то риски?

– Понятно, что у чеченцев, ингушей, аварцев, кумыков и др. еще не состоялся переход к контролируемой рождаемости. Да, они немножко на другом этапе демографического развития: мы этот этап миновали в первой половине прошлого века. Да, возможны проблемы, потому что грядет аграрное перенаселение. Одни уезжают в города, в столицы. Те, кто уже жил в городе, рвутся в Европу и Америку. Некоторым удается. Город Грозный теряет население, что бы там ни говорили про новые красивые дома и развитую инфраструктуру. И, конечно, уезжают люди оттуда не в деревню.

Тектонические сдвиги неизбежны, недоразвитые районы отдают население более развитым. Но Москва и Петербург пережили массовое переселение крестьян из сельской местности в города, переживут и других мигрантов. Хотя в прошлом веке это была колоссальная проблема: люди приезжали из деревни в Москву и не знали, как ходить по улице, как ходить в туалет…

– Если у нас рождаемость в разы меньше, чем на Кавказе, то в армии скоро русских будет столько же, сколько кавказцев. Конфликты неизбежны.

– А тут все должно зависеть от армейского руководства и контроля со стороны общества: любой конфликт можно упредить, если не зарывать голову в песок. Правда, примешиваются религиозные компоненты… Но татары в Москве тоже когда-то были особой популяцией, так что возникали трения. Но все утряслось. Все равно кавказские республики не столь многочисленны, чтобы так сильно повлиять на демографию всей страны. И потом, рождаемость в Дагестане, Чечне и Ингушетии все-таки активно снижалась в последние десятилетия. Причины для этого есть: все больше девушек там получают образование, больше женщин находят себя в бизнесе и иных профессиях. Мужчины предпочитают работать не в сельском хозяйстве, а в промышленности, переезжают в города. Потом приобщаются к Интернету, к современному телевидению, и рождаемость снижается до идеального с точки зрения европейца показателя – двух детей.

Кстати, во Франции уровень рождаемости не меняется уже лет 30–40. В Швеции – полвека! И это несмотря на наплыв мигрантов, которые, как уже посчитано, обеспечивают всего 5–10 процентов новорожденных.

– Власти Чечни кричат: не трогайте наши  традиционные ценности! Что я понимаю так: грозные мужья не разрешат своим молодым женам сидеть в Интернете, получать образование и т.п.

– У них выбора нет, если они хотят жить богато и счастливо. Хотят жить в человеческих условиях – переедут в город. А там запереть жену в четырех стенах уже не удастся. Согласитесь, что в таких условиях, когда жена – всего лишь придаток мужа, этот муж должен отвечать очень высоким требованиям. И таких мужчин не очень много. Посмотрите на пример Италии, Японии… Вы знаете, что в Италии уровень рождаемости сейчас – один из самых низких в мире?

– А в итальянских фильмах всегда куча детишек.

– Со времен итальянского неореализма много воды утекло. А столь развитая Япония или Южная Корея? Там традиционный семейный уклад никуда не делся. Замужняя женщина должна заниматься только хозяйством. Но поскольку насильно там замуж никого не выдают, а культ замужества – он был и у нас в России, и в Японии, но сошел на нет, рождаемость падает. Молодые итальянки и японки просто не выходят замуж: при выборе только из двух вариантов –остаться незамужними или быть запертыми дома – они предпочитают первое. Так что на Северном Кавказе может пойти развитие по такому сценарию.

– Можно усердно бороться с абортами и получить в итоге проблему отказных детей. Она есть еще где-нибудь, помимо России?

– Во многих странах восточнее Берлинской стены. Сначала больше всего проявляла себя Румыния с ее во многом цыганским населением. Недалеко ушли православные Молдавия и Болгария. Рядышком Литва и Польша, несмотря на их католическое прошлое и настоящее. Все это страны, пострадавшие от социалистического синдрома обобществления, заторможенные государственным патернализмом, привычкой государства вмешиваться в судьбу каждого гражданина, даже нерожденного. Социальные и гендерные революции там, конечно, состоялись, но все-таки чтобы переломить ситуацию, понадобится как минимум смена поколения.

В России ежегодно фиксируется несколько тысяч отказников. Подсчитать их легко: есть статистика детей, которых регистрировали в загсах не их родители, а организации. Впрочем, младенца-отказника усыновят почти сразу, тут можно не волноваться. Хуже со старшими детьми, особенно подростками, у которых матерей лишают родительских прав.

А еще на постсоветском пространстве – в Азербайджане и Грузии – развились селективные аборты: когда мальчиков оставляют, а от девочек избавляются. Прямо как в Китае.

– Как, по вашему, надо грамотно проводить демографическую политику в мегаполисах – Петербурге, Москве?

– Просто отвечать интересам людей, а не властей. Если горожане видят, что власти не заинтересованы помогать им в решении каждодневных проблем, они родят одного вместо двоих, двоих вместо троих. У нас недаром социологи все время считают уровень счастья. Вот где этот уровень высок, там и с рождаемостью все будет в порядке. Научный факт, полученный на международных данных. Допустим, пособия по уходу за ребенком и материнский капитал – это хорошо. Но если при этом над жителями висит риск быть выселенными из жилья – как в Москве из пятиэтажек с перспективой оказаться на кудыкиной горе да еще и с доплатой, – то это плохая демографическая политика.

– Значит, беби-бума в России больше не будет?

– А его и не было. Да, в 80-е за короткий промежуток времени родилось очень много детей. Благодаря введенным отпускам по уходу за ребенком. Но если сравнивать два поколения – кто родился в 1980-е и их родителей, – то количество детей будет даже ниже.

– А вообще в истории известны случаи, когда одно поколение матерей рожало больше, чем предыдущее?

– Было короткое исключение в 50–60-е годы в ряде развитых стран: в США, Великобритании, Швеции, Швейцарии, Новой Зеландии, Австралии и отчасти Франции. Мамы, которые сами появились на свет в тяжелые предвоенные или депрессивные годы, воплотили в жизнь нереализованные намерения своих родителей.

– Они так рассудили: у меня не было братика, мне было одиноко, и у моей дочки братик непременно будет?

– Нет, все сложнее. Консервативное представление о семье еще не изменилось, но улучшились экономические условия. В 30-е годы детей родилось меньше, чем хотелось. А в 50-е – ровно столько, сколько хотелось.

– Недавно появилась новость, что в Исландии случился беби-бум – ровно через 9 месяцев после того, как исландцы очень неплохо сыграли на Евро. Похоже на правду?

– Любопытно, но ненаучно. В Исландии 300 тысяч населения, меньше одного района в Петербурге. На таких небольших цифрах теорию не построишь. Но если это правда, то мы увидим здесь главное отличие Исландии и России. Происходит какое-то нерядовое событие, в результате которого у многих случается внеплановый незащищенный секс. Чаще всего это блэкаут, когда свет гаснет на несколько дней, но может быть какой-нибудь общенациональный праздник с повсеместными вечеринками. Увеличивается число незапланированных беременностей. Исландки в итоге рожают, а наши идут на аборт. И никакого всплеска рождаемости. В начале 2000-х весь Дальний Восток сидел в потемках, а в 1990-е годы – Армения, и что-то я не помню, чтобы это как-то отразилось на демографии.

Цифры

  • Средняя продолжительность жизни на Земле – 48,5 лет.
  • В частности, в Японии – 82,15 лет (мужчины – 78,5, женщины – 85,6). В Свазиленде – 32 (31,8 и 32,6). Это означает в первую очередь, что в Свазиленде и других африканских странах наиболее высока детская смертность: те же, кому удалось дожить до двух лет, успешно доживают и до 50-ти.
  • В России недавно отрапортовали о достижении показателя – 72 года. В России советского периода максимальные показатели – 70 лет – пришлись на 1964 год, к концу 80-х был отмечен спад до 68 лет. В начале 2000-х средняя продолжительность жизни упала до 64 лет в среднем: 57 – у мужчин, 71 – у женщин.
  • Российская медицина старается как может: детская и материнская смертность за последние пять лет снизилась на 30 и 48% соответственно, достигнув абсолютного минимума. Смертность пожилых и трудоспособных граждан тоже пошла на убыль. Но борьба со смертью всех проблем не решает: есть риск, что к 2030 году на одного работающего россиянина будет приходиться по одному неработающему пенсионеру, а дальше – перекос в сторону неработающих усилится еще больше.

Нина Астафьева