Вчера, увидев Сережу, я подумала, что это глубокий старик. А ему оказалось 32 года, моложе моей младшей дочки. У ночного автобуса, где «Ночлежка» раздает еду бездомным, он подошел ко мне стрельнуть сигарету. Спросил вежливо, назвал доброй душой, тактично ждал, когда я выну ее из пачки и аккуратно, чтобы не коснуться моих пальцев , взял сигарету за кончик. Я поняла, что он стыдится грязных рук, смутилась ужасно и протянула ему пачку: «берите всю».
Пока я рылась в сумке в поисках зажигалки, щелкала, чертыхалась на ветер, давала Сереже прикурить и в свете пламени разглядывала морщинистое лицо и крошки в седой бороде, он успел рассказать, что живет за бензоколонкой, там есть угол, где навес и не дует, кассирши – добрые женщины, дают ему горячий чай и списанные булочки, поэтому он редко ходит к ночному автобусу за едой – ему и так хватает. На жизнь он не жалуется, потому что на зиму его обещали пустить в монастырь, и все шло хорошо, но недавно он нашел на скамейке бабушку.
Я попрехнулась:
– Как бабушку?
– Ну я шел домой, погода была дрянь, а там – на скамейке у бизнес-центра – бабушка лежит, от дождя вся мокрая. Я ее потряс за плечо, она ничегошеньки не соображает, ни имени не помнит, ни года, ни дня. Я ее сгреб в охапку и дотащил к себе за бензоколонку, вот она там у меня и живет. Сейчас ничего, я ее укрыл чем мог, добрые женщины на заправке нам теперь два чая дают и плюшечки иногда. А как снег пойдет, что делать? И мне в монастырь не уйти, и бабушка шевелиться отказывается. А ведь холодает. Я теперь сюда за горячим супом прихожу – бабушку им согреваю.
Волонтеры налили Сереже куриного супа с рисом в пластиковую тарелку, которую он поставил на газон, прикрыл курткой – чтобы не остыло – и пошел к врачу в автобусе за аспирином. Потом распихал по карманам хлеб, пряники и таблетки и, прикрывая тарелку супа от ветра, медленно, чтобы не расплескать, побрел к своей бензколонке.
Я всю ночь просыпалась и перед глазами стояла картина: Сережа в темноте идет по набережной Смоленки и несет куриный суп в пластиковой тарелке.
***
Если честно, написала я про бомжика Сережу и бабушку, которую он нашел на лавочке, и людей с предложением помощи откликнулось море, а я все время переживала – а вдруг Сережа все нафантазировал? И нет никакой бабушки и он просто на жалость давил, зачем – не знаю, денег не просил , помощи тоже.
Сомнения усугубила Юлия Волкова, которая в 9 утра написала, что из аппарата омбудсмена СПб туда поехал человек, но Сережи с бабушкой на месте не нашел, только тряпки и одеяла.
Я рванула на Васильевский. К счастью, или к несчастью, через дорогу от бензоколонки сидел мой Сережа, весь продрогший, а рядом безмятежно спала бабушка. В полиэтиленовом пакете лежал кусок хлеба, рядом ничком валялся пустой пакет из-под молока. Бабушка лежала в обнимку с пустой бутылкой, а Сережа был трезв и почти бодр.
На вопрос, есть ли у них еще еда, Сережа мечтательно сказал «вот бы горячего чая». Бабушка, не просыпаясь, пробурчала: «И вареного яйца».
В ближайшей столовке нашлись котлеты и вареная картошка, которые я попросила нагреть по максимуму. А вот яиц не было. Но тут из кухни вышел повар и игриво сказал: «Ну, если мадам хочет вареные яйца, я сварю вам яйца. Обождите 10 минут». Когда я уже расплачивалась, повар торжественно вынес яйца, но я смазала ему триумф, заверив, что бомжики будут чрезвычайно благодарны.
С Сережей договорились, что как только пристроят бабушку, а ею обещали заняться помощники омбудсмена, я его как-либо оттащу в «Ночлежку», где он попробует восстановить документы.
P.S. Торопилась, забыла написать. Бабушку зовут Нина Николаевна, фамилию она тоже назвала, бомжует уже как минимум год, просит не искать родню, потому что «туда мне возвращаться ни за что нельзя». Это я к тому, что в полицию идти не стоит, как кто- то предлагал.
Диана Качалова
