В Петербурге, а вслед за тем и в сетевых СМИ вдруг стала обсуждаться тема установки памятника Григорию Распутину.
Чтобы сразу стало ясно, что речь идёт об очередной бронзовой поделке неандертальского типа, место которой – в пещере Тешик-Таш, а не в Санкт-Петербурге, вот макет этого ваяния почти в полный рост:
- Макет памятника Григорию Распутину в Петербурге. Фото: ООО РНТМ Артпроект
А чтобы был понятен масштаб культурно-исторической компетенции инициаторов этой богоугодно-монументальной затеи, вот несколько цитат из Евгения Королёва – руководителя московской скульптурной мастерской «Артпроект», в недрах которой неким неизвестным пока скульптором был разработан этот проект:
«До сих пор оценка не дана тому времени, тем деятелям. Это перелом нашей истории. Почему это всё произошло: сначала убийство Столыпина, потом Распутина, потом императорской семьи?»
Здесь стоит пояснить, что противники Г.Е. Распутина из числа приверженцев премьер-министра П.А. Столыпина, погибшего от руки террориста при загадочных обстоятельствах в начале сентября 1911 года, были убеждены в том, что организация убийства премьера (бывшего последовательным гонителем скандального царского фаворита) – дело рук «старца» и его монарших покровителей.
Цитируем дальше:
«Все претензии к Распутину не подтверждены реальными документами, так на чем же строится обвинение этого человека? Один из историков, с которыми я общался, написал восемь томов, в которых он развенчивает эти мифы. Его книга, возможно, станет достоянием, люди прочтут ее и разберутся».
Речь, судя по всему, идёт о многотомнике историка-любителя Сергея Фомина, который действительно собрал огромное количество фактов, – что само по себе историографически ценно, – но при этом, вместо того чтобы дать им исторически убедительную оценку, попытался – голословно и зачастую вопреки фактам – доказать святость «старца», которому якобы противостоял международный «масонский заговор».
И, наконец:
«Как руководитель творческой мастерской, я не имею права запретить творческому человеку делать то, что он считает нужным. Скульптор выбрал известную фотографию, где Распутин переносит цесаревича через лужу или ручеек. Почему бы и нет?»
Да потому что нет таких фотографий – ни известных, ни неизвестных!
Зато есть другие фото:
- Помощник «дядьки» царевича боцмана А. Деревенько – Клементий Нагорный с Алексеем Николаевичем. Из альбома Пьера Жильяра
- 6 марта (21 февраля) 1913 г. Торжественное празднование 300-летия Дома Романовых
- Григорий Распутин с детьми Матрёной, Варварой и Дмитрием
Вероятно, из этих (и других снимков, на которых Алексея держат на руках его «дядьки» и другие слуги) и склеился в творческом воображении безвестного скульптора, а затем телепортировался в сознание руководителя мастерской «Артпроект» комбинированный «сикстинский» образ Распутина с Алексеем на руках.
Но даже если предложенный проект – просто малограмотный православный китч, значит ли это, что Григорий Распутин не достоин монументального воплощения?
Ответ на этот вопрос уже есть. В Тюмени, как известно, поставлен компактный памятник прославленному земляку, выполненный в стиле малой городской пластики бизнес-туристического назначения.
Сфотографироваться на венском стульчике рядом со знаменитым «стацем» так и тянет! По крайней мере, меня – точно. Одним словом, тюменский памятник Распутину абсолютно уместен и к тому же – как и положено бизнес-продукту – идейно нейтрален.
Но нужен ли памятник Распутину в Петербурге?
На этот вопрос я бы ответил так. Память о Распутине – есть. Ученые собирают о нём всё новые факты, пишут статьи, монографии, проводят конференции, посвященные «распутинскому фактору» в российской истории и памяти о нём. В литературе, искусстве, в общественной жизни эта память продолжает развиваться, наполняться новыми смыслами и образами.
У Петербурга – города, который по-настоящему «спродюсировал» Распутина и как влиятельную личность, и как демонизированный медийный феномен, – есть все основания монументально увековечить память об одном из самых известных в стране и мире «петербуржцев первого поколения», долгие годы жившем в этом городе. И погибшем здесь же, на берегах Невы.
Вопрос только в том, каким должен быть этот памятник. На мой взгляд, он призван отсылать не к старому, общественно-очерняющему, и не к нынешнему, православно-обеляющему мифам о «старце». Петербургский памятник Распутину должен стать памятником той трагедии, которой завершился петербургский период русской истории, когда образованные классы возненавидели царя, народ возненавидел всех образованных, а окруженные всеобщей ненавистью со всех сторон царь с царицей, не понимая толком, что делать, попытались укрыться под воображаемой молитвенной защитой «Нашего Друга». И тем лишь ускорили гибель – свою и страны в целом…
Возможен ли такой памятник? Вот на этот вопрос могли бы ответить скульпторы. Но только не те, которые не понимают ровным счетом ничего ни в русской истории, ни в Петербурге, ни в Григории Распутине.
И в заключение – статья о «сибирском старце» как петербургском феномене, опубликованная 20 лет назад в петербургском еженедельнике «Дело».
ГРИГОРИЙ РАСПУТИН: ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СДЕЛАЛ И ПОГУБИЛ СЕБЯ САМ
Даниил Коцюбинский
«Дело», 01.2001 г.
Казалось бы, между кряжистым выходцем из резко континентальных «кондовых» сибирских глубин – и влажным, исполненным чахоточной рефлексии столичным мегаполисом нет и не может быть ничего общего. А между тем Григорий Распутин – по крайней мере тот Распутин, которого знает история, – истинно петербургский феномен. Нет никакого сомнения в том, что, не будь Санкт-Петербурга – города, в котором рационализм и мистика сплелись в причудливый модернистский узел, не будь этой огромной европейской декорации на краю бесконечной евразийской пустыни, – косноязыкий и егозливый пилигрим с вечно всклокоченной бородой и глазами, «зацепляющими» все и всех вокруг, затерялся бы где-нибудь на дальних перегонах между монастырскими подворьями, постоялыми дворами и придорожными кабаками. И наша страна лишилась бы одного из самых известных в мире, наряду с Лениным, Сталиным и прочими руководителями государства российского, отечественных VIPов 20-го столетия…
Пожалуй, самой яркой особенностью Григория Распутина как литературного персонажа научных является огромное количество сказочно-мифологических деталей, «украшающих» его житие. Поэтому очерк о Г.Е. Распутине целесообразно разбить на несколько главок, в каждой из которых пойдет о разоблачении некоторых – далеко не всех! – мифов, утвердившихся в мировой распутиниаде.
Миф первый: «Святой Черт»
Именно так – «Святой Черт» – была озаглавлена книга-памфлет монаха-расстриги Илиодора, бывшего поначалу одним из ближайших распутинских приятелей, а впоследствии превратившегося в одного из злейших врагов «старца». Илиодор, конечно же, использовал в данном случае эпитет «святой» в гротескно-ироническом смысле, дабы подчеркнуть дьявольски порочную сущность Григория Распутина, прикинувшегося святошей. Памфлет Илиодора имел главной целью разрушить созданный в непосредственно окружении царской семьи миф о «святом старце Григории» и утвердить вместо него миф о Распутине – хищном и порочном злодее.
С тех пор прошло почти 90 лет. Но и по сей день спор о Распутине зачастую протекает в плоскости решения вопроса о том, кем же он был в действительности – «божьим человеком» или же «исчадьем ада»?
Распутин, однако, не был ни тем, ни другим. Точнее, все те «демонически сврхъестественные» его проявления, которые обычно служат предметом ожесточенной дискуссии, являлись не более чем игрой. С той важной поправкой, что игра составляла основной смысл его жизни.
Это, разумеется, не означает, что Распутин никогда не был искренен, что он попросту «кривлялся» или «лицемерил». Главная цель, которую преследовал «отец Григорий» в каждом своем слове и жесте, заключалась в привлечении максимального взимания и, по возможности, восхищения со стороны окружающих. Короче и точнее всех характер Распутина определил английский посол в Петербурге Джордж Бьюкенен: «Его основным принципом было себялюбие».
«Он всегда требует к себе исключительного внимания и очень мнителен», – вспоминала о Распутине одна из его близких знакомых, Елена Джанумова.
Характерно, что с одинаковой силой Распутин мог обидеться на невнимание со стороны как влиятельных, так и абсолютно незнатных особ. В Царицыне он вступил в жаркую перепалку со старушкой Таракановой, у которой остановился, из-за того, что та его «не уважила», обнеся рукомойником: «А ведь мне цари руки моют, воду несут, полотенце, мыло… Смотри у меня. Твово чая я не буду пить. Ты меня обидела…».
Но, разумеется, внимание со стороны аристократов и особенно царской семьи являлось для Григория Ефимовича наивысшей ценностью.
«Прежде была у меня хатенка, – возбужденно рассказывал он приехавшему к нему в гости Илиодору, – а теперь дом-то, домина настоящий. Вот этот ковер стоит 400 рублей, его мне прислала жена вел. кн. Н. за то, что благословил их на брак. А видишь на мне крест золотой? Вот, смотри, написано: “Н”. Это мне царь дал, чтоб отличить… Вот этот портрет цари сами заказывали для меня; вон эти иконы, пасхальные яйца, писанки, фонарики – царица мне в разное время давала. Эту сорочку мне шила государыня. И еще у меня есть сорочки, шитые ею».
Нетрудно заметить, что даже хвастаясь дорогими вещами, Распутин в первую очередь демонстрировал не свое материальное благополучие, а свою личную значительность, влиятельность и «обожаемость» со стороны знатных дарителей.
Распутин не стеснялся хвастать и своей непосредственной властью над царями. Когда в присутствии Илиодора фрейлина царицы Анна Вырубова упала перед Распутиным на колени, тот с удовлетворением пояснил:
«Это – Аннушка так. А цари-то, цари-то… Папа-то (Николай II – авт.) с трудом меня слушается, волнуется, ему стыдно, а мама (Александра Федоровна – авт.) говорит, что “без тебя, Григорий, я ни одного дела не решу…”. А царь, тоже поднявши руки, закричал: “Григорий! ты Христос!”…»
В другой раз он бахвалился перед одной из своих почитательниц:
«Мне ничего не стоит любого министра сместить! Кого захочу, того и поставлю!.. Захочу, так пестрого кобеля губернатором сделаю. Вот какой Григорий Ефимович… Все могу».
Говоря языком современной медицинской психологии, Григория Распутина следовало бы охарактеризовать как «истероида». То есть как человека с выраженным актерским, демонстративным типом характера, для которого основным жизненным мотивом служат похвала, аплодисменты, слава и т.п. При этом истероидные черты характера Распутина были заострены до патологической степени – степени психопатии, то есть поведенческого гротеска. Что, в свою очередь, не позволяло «старцу», как показывает история его жизненного пути, нормально адаптироваться в обществе и толкало на путь перманентных социальных приключений – бродяжничества, в основе которого лежала неспособность продуктивно трудиться и удерживаться на каком-то одном месте. Уникальным «местом работы», на котором Григорий Ефимович смог продержаться по-настоящему долго, хотя также не без срывов, оказался императорский Двор. Однако данное обстоятельство, скорее, характеризует степень патологичности или нормальности не столько самого «отца Григория», сколько той атмосферы, которая царила в среде высшей российской аристократии в последнее предреволюционное десятилетие.
Довольно быстро обнаружив «ахиллесову пяту» консервативно-славянофильски настроенного бомонда, до смерти напуганного событиями 1905-1907 гг., Распутин «с особой любовью… ругался и издевался над дворянством, называл их собаками и утверждал, что в жилах любого дворянина не течет ни капли русской крови».
Присутствуя впервые на обеде у графини С.С. Игнатьевой – хозяйки известного в Петербурге консервативного салона – и услышав, что она в чем-то ему перечит, Распутин «приблизил свое лицо к лицу графини, поднес свой указательный палец к самому ее носу и, грозя пальцем, отрывисто, с большим волнением заговорил: “Я тебе говорю, цыть! Я, Григорий, тоби говорю… понимаешь? Много на себя не бери, ведь все же ты баба…”».
Характерно, что когда в ответ на свою бесцеремонность и наглость он встречал резкий отпор, Григорий мгновенно менялся и тут же пасовал. Услышав от изруганной им знакомой, что он «гадина и падаль», Распутин запустил в обидчицу тяжелым дубовым креслом, однако, увидев в ее руке пистолет, тут же завопил жалобно: «Ой! Ой! Не убей! Не согреши, подумай, вспомни дочку, вспомни, малую свою вспомни! Пропадешь, сироту оставишь, мужа погубишь! Оставь, оставь! Спрячь! Не пугай!» – голос Распутина становился все более отрывистым и высоким, пока наконец подвергшаяся нападению женщина, к удивлению своему, не обнаружила «старца» забившимся под стол и закрывающим лицо и голову «своими пятернями».
Распутин не был ни святым, ни чертом. Он был таким, каким его хотели видеть окружающие, которым он, в свою очередь, желал понравиться. Поскольку же у окружающих, в том числе самых высокопоставленных особ, в ту переломную эпоху у самих не было твердой определенности в том, чего им больше хочется – туманно-неведомой конституции или проверенной веками севрюжины с хреном, постной догматики или «скоромной» мистики, – Распутину приходилось быть и «святым», и «чертом» одновременно…
Миф второй: «Спаситель наследника»
В начале века беспрецедентное влияние Григория Распутина принято было объяснять его любовной связью с царицей Александрой Федоровной. Ныне, как правило, говорят о том, что Распутин обладал уникальным «экстрасенсорным» даром и являлся единственным, кто умел «заговаривать кровь» царевича Алексея, страдавшего гемофилией, что, в свою очередь, провоцировало психологическую зависимость «обезумевшей от горя матери» – от сибирского чудо-лекаря. О сексуальных талантах и возможностях Григория Ефимовича – чуть ниже, а что касается попыток «медицинской» интерпретации его феномена, то при ближайшем рассмотрении они не выдерживают критики.
Многочисленные очевидцы свидетельствуют, что у «старца Григория» действительно имелся выраженный дар к внушению. Что, впрочем, ничуть не удивительно, если вспомнить об «актерском складе» распутинского характера. В полной мере этот свой дар «отец Григорий» использовал и при лечении впечатлительного царевича.
Звонок Распутину. У наследника болит ухо, и он не может уснуть. «Старец» берет трубку. «Ты что, Алешенька, полуношничаешь? Болит? Ничего не болит. Иди сейчас ложись. Ушко не болит. Не болит, говорю тебе. Спи, спи сейчас. Спи, говорю тебе. Слышишь? Спи». Через пятнадцать минут позвонили и сообщили, что у Алеши ухо не болит и он спокойно уснул.
Известно, что начало и окончание приступов гемофилии находятся в зависимости от психологического состояния больного, которое, в свою очередь, может являться производной от душевного состояния его близких. Иными словами, больному гемофилией можно до известной степени «внушить улучшение состояния» и тем самым помочь преодолеть кризис. Один из самых известных случаев такого рода – исцеление Алексея от страшного приступа этой смертельной болезни в 1913 году, для чего оказалось достаточным получения успокоительной телеграммы от Григорий Ефимовича, находившегося в тот момент за тысячи километров от пациента.
Разумеется, нелепо было бы отрицать, что умение лечить наследника никак не влияло на прочность положения Григория Распутина при Дворе. И тем не менее есть основания утверждать, что все же не медицинский фактор лежал в основе власти Распутина над царями. В пользу этой точки зрения говорит несколько аргументов.
Прежде всего хронологический. Впервые в качестве лекаря «старец Григорий» был допущен к наследнику (и успешно остановил ему кровь одной лишь молитвой) в конце 1907 года, то есть уже после того, как сумел стать царским фаворитом.
Первое знакомство Григория с царской четой состоялось 1 ноября 1905 года, а к лету 1906 года он уже оказывается самым влиятельным среди находящихся при Дворе «божьих людей» и участвует в семейных царских чаепитиях. В ходе одного из них он укрепляет мистически настроенного Николая в решимости разогнать I Государственную Думу (находившийся под впечатлением от событий 9 января и всего, что последовало за ними, царь колебался и никак не решался осуществить эту радикальную меру, предложенную министром внутренних дел Столыпиным). При этом Распутин, по воспоминаниям царского духовника Феофана, действовал следующим образом:
«Старец Григорий вдруг как выскочит из-за стола, как стукнет кулаком по столу. И смотрит прямо на царя. Государь вздрогнул, я испугался, государыня встала, наследник заплакал, а старце спрашивает государя: “Ну что? Где ёкнуло? Здеся али туто?” – при этом он сначала показал пальцем себе на лоб, а потом на сердце: “Здесь, сердце забилось!”. “То-то же, – продолжал старец, – коли будешь делать для России, спрашивайся не ума, а сердца. Сердце-то вернее ума”… государь сказал: “Хорошо”, а государыня поцеловала его руку, произнесла: “Спасибо, спасибо, учитель”…».
Психологическое завоевание императрицы осуществлялось по несколько иному сценарию. Вот лишь один характерный эпизод. Как-то вечером царица с Вырубовой сели поиграть в четыре руки «Лунную сонату». Время к полуночи. Рядом в полуосвещенную комнату по уговору с Вырубовой входит Распутин и встает в дверях неподвижно, вперив взор императрице в затылок. Часы бьют полночь. А.Ф. оборачивается и, увидев Григория, вскрикивает и начинает биться в истерике. Распутин подходит ласково и принимается гладить голову, щеки, плечи, приговаривая: «Не бойся, милая, Христос с тобою». Царица тут же успокаивается и вся в слезах припадает к груди столь удачно напугавшего ее «старца».
Но, пожалуй, нагляднее всего о том, что огромная психологическая власть Распутина над царями проистекала не из его лейб-медицинских дарований, свидетельствует высочайшая переписка. Несмотря на то, что едва ли не в каждом письме императрицы к Николаю присутствует имя «Нашего Друга», проблема лечения царевича Алексея при этом в подавляющем большинстве случаев не упоминается. Речь идет о политике, о кадрах, о том, что Николаю необходимо расчесать голову «Его», то есть Распутина, гребнем, – о чем угодно, только не о здоровье больного сына. Думается, это обстоятельство исчерпывающим образом доказывает, что Распутин был необходим царям в первую очередь не как «народный целитель».
Григорий Ефимович, будучи человеком от природы сильным, смышленым и напористым, своей талантливо оранжированной «мистической энергетикой» восполнял недостаток воли и смысла, который явно обнаруживали последние Романовы. Он играл при Дворе одновременно роль «гласа народного» и «гласа Божьего», который к тому же говорил в большинстве случаев именно то, что от него хотели услышать, но делал это «по-настоящему», то есть по всем канонам высокого актерского мастерства. «Он актер, но не балагур», – отзывался о Распутине один из современников.
Вообще, Григорий Распутин, несмотря на всю свою малограмотность и всю гротескность своего характера, был Личностью. То есть человеком, способным, во-первых, «сметь свое суждение иметь», а во-вторых, настаивать на своем убеждении. Так, интуитивно чувствуя, какой смертельной опасностью и царскому режиму в целом, и ему лично, грозит вступление России в войну 1914 года, Распутин позволил себе настолько резко возражать императору, что угодил на несколько месяцев в фактическую опалу. Что лишний раз подтверждает: в основе психологической зависимости царской четы от «старца Григория» лежало не его умение оказывать царям те или иные «эксклюзивные услуги», а его вполне объективное личностное превосходство перед ними, помноженное на великий актерский талант.
Разумеется, помимо всего сказанного, в отношении императрицы к Распутину присутствовала, как нетрудно заметить – хотя бы из вышеприведенного эпизода с «Лунной сонатой», – выраженная сексуальная составляющая. Однако, вопреки устоявшемуся предубеждению, дело было не в банальном адюльтере…
Миф третий: «Любовная машина»
Бесспорно, самым популярным – особенно на Западе – мифом о Григории Распутине является миф о его феерических сексуальных возможностях и причудах. В действительности, однако эротический мир «отца Григория» выглядел не совсем таким, каким он вошел в бытовое сознание миллионов.
Детальный анализ сохранившихся свидетельств не оставляет сомнений: Григорий Ефимович Распутин не был той «русской любовной машиной», песнь о которой разнесли по планете очаровательные солистки «Бони М». Реальный Распутин был человеком с резко сниженной сексуальной потенцией, вся модель поведения которого была направлена на компенсацию этого недостатка, тем более нестерпимого для истероида, желающего тотальной любви к себе со стороны всех и вся.
Распутин действительно рвался к завоеванию как можно большего числа женщин, однако сама технология «завоевания» выглядела весьма своеобразно. По словам одной из его поклонниц, Распутин «совершенно особенный человек», ибо дает женщине «такие ощущения, … что наши мужчины ничего не стоят». Что же это были за «ощущения»?
Собравший на Распутина обширное «сексуальное досье» Илиодор разделал всех соблазненных «старцем» женщин на четыре категории. К первой относились те, кого Распутин только целовал и водил мыться в баню, ко второй – те, к кому он определенным образом прикасался, к третьей – те, из кого Распутин «изгонял беса» и лишь к четвертой – те, с кем, по мнению Илиодора, Григорий совершал грех плотского совокупления. При этом первых насчитывались сотни (а в женских монастырях, в которые наведывался Григорий, «их не перечтешь»), вторых и третьих – также довольно много. А вот представительниц четвертой категории Илиодор смог насчитать лишь 12, да и то занес в этот список заведомо сомнительные имена (например, Анны Вырубовой, чья девственность была впоследствии официально установлена экспертами Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства).
Традиционный сценарий интимного общения Распутина с женщиной – «радения» – выглядел следующим образом (по воспоминания 28-летней послушницы Ксении, исповедовавшейся впоследствии Илиодору):
«Григорий приказал мне раздеть его. Я раздела. Потом приказал раздеваться самой – я разделась. Он лег на приготовленную кровать и говорит: “Ну, милка, ложись со мной”. Я… повиновалась… легла около него… Он начал меня целовать, так целовал, что на моем лице не осталось ни одной точки, старцем не поцелованной. Целовал меня, как говорится, взасос, так что я еле-еле не задохлась. Я не вытерпела и закричала: “Григорий Ефимович, что вы со мной делаете?”. – “Ничего, ничего, лежи и молчи…” …. Я у него спрашиваю: “Брат Григорий! То, что вы со мною делаете, и батюшка Илиодор знает?… И царь-батюшка, и царица-матушка об этом знают?”. – “Фу, да они-то больше всех знают; я с ними то же делаю, что и с тобою; пойми это, голубушка!”… Мучил он меня четыре часа. Потом пошла домой».
Примечательно, что посвященный во все детали Илиодор не отнес этот случай к «четвертой категории».
У Распутина была разработана целая «гомеопатическая» доктрина изгнания «большого блуда» посредством осуществления «малого блуда», которую он и реализовывал в подавляющем большинстве случаев. Сохранилось всего одно воспоминание жертвы распутинской половой агрессии о полноценном контакте с ним, которое представляет «старца» мужчиной более чем скромных сексуальных запросов и возможностей (сама свидетельница отнюдь не ставила целью принизить половые качества Григория, напротив, она писала своего рода донос на насильника).
Распутин, несмотря на все свои радения, разглагольствования о пользе малого блуда и бравирование пониженной потенцией («Мне прикоснуться что к бабе что к чурбану – все одно!»), все долгие речи о пользе «ласки некупленой» – в противовес грубому плотскому соитию, – стремился преодолеть свою мужскую неполноценность, для какой цели тайно посещал салон тибетского лекаря Бадмаева и принимал его травяные «пилюли».
Однако именно развитая до необычайной степени способность Григория Распутина сексуально распалять женщин, оставляя их без полноценного удовлетворения, позволяла ему получать власть над теми из них, кто и без того находился в состоянии хронического сексуального напряжения (как, например, Анна Вырубова или Александра Федоровна). Таким образом, свой природный недостаток Григорий Распутин сумел обратить в сильнейшее оружие, при помощи которого он успешно брал реванш у сексуально и социально сильных мира сего.
Прочие мифы
Среди мифов и тайн, которыми окружена вся жизнь Григория Распутина, особой драматургичностью и масштабностью исторического контекста выделяются те, которые относятся к последнему периоду жизни «старца».
Здесь и толки о «немецком шпионаже», и рассказы о тайной подготовке Распутиным и Александрой Федоровной сепаратного мира за спиной у Николая, и выстраивание различных гипотез, касающихся заговора против Распутина, его гибели и посмертной судьбы. То ли его убили на политической, то ли на сексуальной (точнее, гомосексуальной) почве, то ли на обеих сразу. То ли он умер от цианистого калия, то ли от ударов гирей по черепу, то ли от выстрела в голову, то ли от попадания воды в легкие. То ли эксгумированный труп его сожгли солдаты в Парголовском парке, то ли представители новой власти в кочегарке Политехнического института. Обо всем этом, конечно же, будет написано еще не одно историческое исследование.
Однако уже сегодня можно с уверенностью сказать, что Григорий Ефимович Распутин вошел в историю неслучайно. По крайней мере куда более заслуженно, нежели многие из тех, кто пролез на ее страницы, так сказать ex officio. Это был бесспорно яркий человек, который от начала и до конца сделал себя сам, в итоге погибнув под бременем своего ошеломляющего успеха.
В жизни и смерти Распутина причудливым образом соединились утонченно-декадентский, «гиблый» аристократизм петербургского периода русской истории – и ее тысячелетнее витально-деревенское клокотание, последние зарницы эпохи бродячих «святых старцев» – и первые всполохи сексуальной революции.
История Распутина – это, помимо всего прочего, история любви и ненависти «образованных» и «простонародья», не способных ни жить друг без друга, ни найти общий язык. Любви-ненависти, которая была обречена закончится чем-то страшным и кровавым, как и жизнь самого Григория.
И не случайно все это – и убийство Распутина, и крушение старой России – произошли именно в Петербурге, городе, который был призван преобразовать эту страну и примирить всех со всеми, но который с этой своей миссией не справился…
