Новый фильм Алексея Балабанова «Кочегар», который обещают выпустить в прокат в октябре, поразителен. И поразить он способен, думается, и просвещенную публику, и непросвещенную. И даже ту, экзотическую, которую никак не отнести ни к одной из этих двух категорий и которая зовется «поклонники творчества Алексея Балабанова».
Потому что если не суметь досмотреть фильм “Кочегар” до финальных титров с именем режиссера (а не суметь этого – ох как несложно), или же досмотреть, но не знать, что Алексей Балабанов – один из ведущих, выдающихся и центральных, то догадаться об этой самой выдающести и центральности нет никакой возможности. Можно не сильно скорбеть о полном отсутствии признаков режиссерского ремесла, если его пытается искупить сложная и точная авторская мысль. Можно, с другой стороны, наплевать на скудость мысли, если речь о феерии кинотрюков и профессиональной изобретательности. Можно, на совсем уж худой конец, позабыть и о содержании, и об авторском мастерстве, если на экране царят актеры, всего лишь позволяя камере снимать их захватывающую и проникновенную игру (добрая половина классических советских фильмов сделана по этому немудреному образцу). Но вот чем бы искупить отсутствие чего бы то ни было?
Фильм “Кочегар” рассказывает о некоем небольшом захолустном городишке, где живут сплошь отморозки. (Городишко северный и занесенный снегом, так что это, вероятно, каламбур. Хотя сам городишко – вероятно, Кронштадт.) Есть братва, есть родственники братвы, есть знакомцы братвы; все дешевки. Время от времени на разборках одни дешевки убивают других, после чего неизменно тащат сжигать трупы в большую кочегарку. При которой живет и служит кочегар: якут, майор саперных войск, Герой Советского Союза, контуженый ветеран Афгана. У дочки пушной бизнес, жена в Детройте, а контуженый майор-якут сидит и – пока одни дешевки сжигают в его просторных печурках трупы других дешёвок – годами печатает на допотопной машинке рассказ про плохого русского, сосланного к несчастным якутам и наделавшего там переполоху. Зарплату ему, бедолаге, не платят, но и потребностей у него никаких. Потому что он тут один не дешевка и положительный. Что в кинематографе Алексея Балабанова означает контуженый.
Во всем этом не то чтобы совсем не может быть никакого смысла. Может. Убогий, куцый, с мизантропией на грани паранойи и образностью за гранью гротеска – но может. Однако ни сценарист Алексей Балабанов, ни режиссер Алексей Балабанов, ни актеры, отобранные Алексеем Балабановым, ни даже музыка, подобранная Алексеем Балабановым, не оставляют фильму ни единого шанса. И тут, несмотря на все изложенное, есть о чем горевать. Сюжет-то, разумеется, тоже дешевка. Но, видите ли, в отличие от видного и выдающегося, а также его героев (в том числе приснопамятного Данилы Багрова), мне все же не кажется, что дешевкам не надо оставлять ни единого шанса. Что их так уж непременно надо истреблять, а затем испепелять до полного исчезновения. Трэш тоже имеет право на существование. Проблема фильма “Кочегар” в том, что до уровня трэша он не дотягивается.
Потому что это не плохие диалоги – это не диалоги вовсе, а черновые наброски к сочинению “Когда я перейду в третий класс, то стану совсем крутым”. Это не плохая актерская игра – это самодеятельность, рядом с которой театральная студия при третьем кременчугском мясокомбинате – МХАТ в годы расцвета. (Исключение составляет Петр Семак, который свои четыре минуты экранного времени отрабатывает честно, хотя и без видимых признаков напряжения.) Это не плохая раскадровка и не плохой монтаж – это плоды деятельности звукооператора-первокурсника, который на досуге подошел к монтажному столу и был отчислен из ВГИКа за общую невменяемость. И это не фонограмма – это рекламная кампания Дидюли. Гитарные трень-брени которого настелены на фильм, как палас на сочинской съемной даче: от стены до стены.
Изгаляться над фильмом “Кочегар” можно сколь угодно долго, но можно поговорить и всерьез, если коротко и осторожно. Как ни мерзки призывы высокодуховных зрителей (а также производителей) к “человечности” кинематографа, как ни мало в них смысла, один резон тут все же имеется: даже дешевый малайский хоррор про зомби-мутантов невозможен, если в нем нет никого, кроме зомби-мутантов. Мертвечина интересна, если есть хоть что-нибудь, кроме нее, – хотя бы на правах пищи для мертвечины. Если от мертвечины спасает лишь контузия – что ж, так тому и быть; но финал фильма “Кочегар”, при всех попытках режиссера предъявить положительного героя, не оставляет и этого варианта. Все, что может предложить Балабанов в качестве апологии своего кочегара, – это его способность к мести и самоубийству. Он и вправду, кажется, считает, что это – высший (да и единственный из оставшихся) признак человечности. С вашего разрешения, я побуду немножко против подобных моральных кодексов.
Есть и еще одно, последнее обстоятельство, о котором сказать надо, хотя и совсем уж вполголоса. Обычно в фильмах, насквозь проникнутых личной интонацией (а у Балабанова это всегда так), несложно опознать героя, с которым автор себя “идентифицирует”. Попросту говоря – чьими глазами он смотрит на созданный им же экранный мир. Иногда этих героев несколько, и авторский взгляд между ними поделен, чаще всего – идентификация не абсолютна. И все же – опознать можно.
Так вот: увы, нет никаких сомнений, что взгляд Балабанова в фильме “Кочегар” – вовсе не взгляд кочегара. Тот ему интересен, как и дружащим с кочегаром братанам; он испытывает к нему жалость, иногда – уважение, подчас – сочувствие, – в общем, весь тот набор чувств, который издревле на Руси лихие люди испытывали к юродивым. Частенько подавая им милостыню, частенько – дружески трепля по плечу, но никогда не поступаясь ради них интересами большака и общака – и никогда не исцеляясь. Разбойник знает, что он разбойник, что он великий грешник, осужденный и в общем-то уже мертвый; он знает, что юродивый – лучше, хотя и слабее. Но это – в лучшие свои минуты. В остальные же, – чтобы выжить, чтобы сохранить рассудок, – он непременно примется утешать себя: соображениями о звериных законах мира и о том, что и юродивый стал бы бандитом, если бы привелось. И утешает весьма успешно.
Фильм Балабанова “Кочегар” – милостыня, которую автор подает своему контуженому герою. С тем, чтобы в финале сделать-таки его убийцей-мстителем – и тем утешиться. И благодаря этому – выжить. Насколько благородна эта цель и насколько непотребны эти средства – пусть решают зрители. В конце концов, это всего лишь кино.
А может, и нет.