Директор Института глобалистики и социальных проблем Борис Кагарлицкий полагает, что нынешний экономический кризис будет тяжелее Великой депрессии. О том, как такое могло случиться, он рассказал на лекции в Высшей школе экономики.
Пожар есть, а тушить нечем
Нынешний кризис имеет структурный характер – та модель мировой экономики, которая была сформирована примерно с середины 1980-х годов, полностью себя исчерпала, она разрушается, и это разрушение – необратимый процесс.
После Великой депрессии, в период с 1929 до 1946 года, были сформированы институты, в функции которых входило недопущение второй Великой депрессии. Но одна из задач неолиберальной реформы состояла в том, чтобы демонтировать эти институты либо дать им значение прямо противоположное тому, ради которого они были созданы.
Классический пример – Мировой банк и Международный валютный фонд. Сейчас они продвигают свободный рынок, приватизацию, то есть управляют механизмом дерегулирования экономики. Если посмотреть бреттонвудское соглашение, которое привело к их созданию, то в нем четко прописаны задачи прямо противоположные, а именно: регулирование финансовых рынков, ограничение свободы рынка, управление экономикой с помощью правительств и т.д. Иными словами, сейчас в мире нет того инструментария, с помощью которого можно справиться с кризисом. Демонтировали все основательно.
Мы сейчас как на складе пожароопасной продукции, где на протяжении многих лет последовательно и целенаправленно убирали все необходимые для безопасного хранения ограничения. Зачем пожарная инспекция, если она мешает бизнесу? Убрать к чертовой матери! Зачем подводить какие-то пожарные шланги, это же лишние расходы! Убрать к чертовой матери! Рентабельно – вот как правильно!
И вот сейчас, когда случился кризис, видно, с одной стороны, что экономическая модель себя исчерпала, с другой стороны, механизма перестройки экономического процесса – нет. То, что сейчас делают правительства разных стран, в действительности не является реальными антикризисными мерами, потому что они бессистемны. В общем, что-то делается, а эффекта, которого все ждут, нет.
Мир потребителей и бедняков
Почему модель современной экономики себя изжила?
Американский социолог и экономист Джеффри Сомерс написал довольно любопытный доклад, показывающий, что в основе неолиберальной модели капитализма, в сущности, лежит задача, которая на первый взгляд кажется математически не решаемой. Задача состояла в следующем: как одновременно понизить заработную плату в наиболее развитых и богатых странах (соответственно снизить социальные издержки бизнеса) и при этом увеличить потребление, тем самым стимулируя рост производства.
С точки зрения математической логики задача – не решаемая. Когда снижаются доходы у физических лиц, потребление расти не может. Но на самом деле задача успешно на протяжении многих лет претворялась в жизнь.
Но поскольку в действительности все процессы происходят в открытой экономической системе, то бизнес, для решения этой задачи, просто начинает переносить производство в страны с наиболее дешевой рабочей силой. Таким образом, вы получаете много дешевых товаров, необязательно хороших и разных, но обязательно дешевых. То есть при общей тенденции к снижению средней заработной платы создаются определенные сегменты социума, где эта зарплата растет и даже растет со скоростью непропорциональной общей тенденции.
В итоге сформировывается достаточно большой сегмент общества, основной задачей которого с точки зрения его экономических функций является потребление. Эти люди формально работают, они даже не бездельники, но их основная экономическая задача – не в том, что они делают в своих офисах, а в том, сколько они потребляют. Потому что только благодаря этому механизм работает.
Страшно дорогие африканцы
Чтобы механизм продолжал работать, нужно находить страны со все более низкими заработными платами. Так начинается гонка на спуск. То есть каждое правительство заинтересовано в том, чтобы люди в его стране жили как можно хуже. Логика: чем ниже уровень жизни в государстве, тем меньше зарплаты, тем страна привлекательнее для капитала. Например, в Индии количество хороших рабочих мест при общем росте экономики имеет тенденцию к снижению. И на самом деле Индия, считающаяся страной успеха, в социальном плане деградирует.
Занимаясь вот таким поиском все более дешевых стран, рано или поздно бизнес приходит к точке, когда снижать ее уже некуда, дно достигнуто. Где-то 3 года назад китайские бизнесмены стали плакаться о том, что в Китае слишком дорогая рабочая сила, ресурс снижения себестоимости рабочей силы исчерпан. Тогда китайские бизнесмены пошли в Африку. Но не тут-то было. Эксплуатировать Африку, как Китай, не получилось. Дело в том, что китайская модель экономики работает благодаря огромному наследию коммунистического режима, когда есть дармовые структуры: образование, инфраструктура, военные заводы, склады, портовые сооружения и так далее; все это можно забесплатно использовать в экономических целях. Поэтому, когда китайские бизнесмены пришли в Африку и начали учить людей, выяснилось, что африканцы по количеству затрат, которые требуются, чтобы дотянуть их до китайского уровня производительности, страшно дорогие.
Латвийский синдром
Что делать, когда исчерпан ресурс эксплуатации? Если нельзя обеспечить поступление все более и более дешевых товаров и тенденцию к стагнации заработной платы, можно поддерживать потребление за счет выдачи кредитов. Так начинается кредитная экспансия. Чем больше кредитов – тем больше потребление, экономика растет.
Но вот какая беда – долги ведь нужно возвращать. Конечно, за счет роста экономики частные лица и компании могут перекредитовываться. И система какое-то время будет функционировать, но есть предел.
Вот пример, который меня больше всего восхитил, – история с Латвией. Более года назад в Латвии было закрыто последнее предприятие обрабатывающей промышленности, причем это была сознательная политика властей, декларируемая как великое достижение. С сельским хозяйством чиновники пытаются сделать то же самое, что и с промышленностью. Хорошо, не все крестьяне пока сдались.
Но что в итоге имеет страна. Не помню, какая точно сумма долга сейчас приходится на 1 латвийца, но транш МВФ, который идет только на реструктурирование текущей задолженности, – это где-то $9 млрд. А в стране проживают 2 млн 400 тыс. человек, включая грудных детей.
Сколько должна стоить нефть
Чтобы давать бесконечные кредиты, нужно где-то брать деньги для обеспечения финансового потока. С этой целью раздуваются “мыльные пузыри”. Цена на нефть $147 на баррель – очередной “пузырь” Что, думаете, на нефть был такой спрос? Если посмотреть на динамику спроса, рост был мизерный, а цены росли заоблачно. Смысл существования “пузыря” в том, чтобы накопить денежные ресурсы, которые потом будут сброшены на финансовый рынок для осуществления кредитной линии.
Еще один важный момент. Когда есть экономический рост, цены на нефть, да и в целом на сырье, растут быстрее, чем цены на готовую продукцию. Когда мировая экономика приходит в точку кризиса, цены на сырье начинают падать быстрее, чем цены на готовую продукцию. Соответственно, если в период роста страны-производители субсидировали поставщиков сырья, то во время кризиса все должно быть наоборот.
И одним условием выхода из кризиса является перераспределение ресурсов в пользу производителей: то есть нефть должна упасть ниже себестоимости, а себестоимость российской нефти – это где-то $18 – 20.
