Почти все мои сверстники, сдающие сейчас ЕГЭ, собираются идти в вузы на специальности, которые им не по душе. А те, кто немного старше, учатся тому, что им неинтересно. Почему так происходит? И надо ли что-то с этим делать?
Пять историй
Анна, 17 лет. Вот она сидит рядом со мной и корпит над учебником алгебры и сборниками заданий ЕГЭ повышенной сложности. Аня не терпит свободных минут и перерывов между уроками (это – «катастрофическая потеря времени!»): бьется над задачами, сравнивает ответы, подсчитывает баллы, ищет ошибки. Каждый день она преодолевает себя – свою нелюбовь к точным наукам.
Соотношение затраченных сил и полученных результатов оказалось непропорциональным – на пробном экзамене Аня не проходит порог минимального балла. В ее планах – поступление на экономический факультет по профилю бухгалтерского учета, в мечтах же – преподавание в начальных классах.
Мечта эта появилась еще в детстве, и не беспочвенно – Аниному таланту общения с детьми, терпению, выдержке, искренности в отношениях с малышами можно позавидовать. Но она не идет учиться на педагога. Спрашиваю: почему? В ответ вздохи сожаления и невнятные аргументы об уровне будущей зарплаты и социальной одобряемости. «Да, это монотонная работа с бумагами и цифрами. Да, мне это не нравится, но ведь и отвращения не вызывает. Зато уверенность и стабильность…»
Ирина, 20 лет. Учится на третьем курсе юридического факультета, получает повышенную стипендию и демонстрирует отличные результаты. Ира говорит, что один из самых больших ее страхов – работа по специальности. «Помню, как в десятом классе хотела поступать на журфак. Помню, как отговаривали и направляли в совершенно другую сторону. И вот перед тобой будущий, не дай бог, юрист».
Ира учится по принуждению – вероятно, родительскому – и не находит смысла в своем образовании. Она умна, организованна и ответственна, что радует преподавателей; на деле же – отсутствие заинтересованности, хроническая усталость, темные круги под глазами и нелепо торчащий из дамской сумочки Уголовный кодекс.
Нина, 20 лет. Занимается музыкой с раннего детства. Нина – студентка музыкального училища. Нина упорна: она прекрасно разбирается в теории и истории музыки, играет на фортепиано и сама пишет музыку. Скоро Нина защитит дипломную работу; следующий этап – поступление в консерваторию. Она уже ходила туда на день открытых дверей. И не слишком рада. «Мне было там так тоскливо и скучно, что теперь я пребываю в ужасе от того, как я проведу свою жизнь; а другого решения нет. Я снова пойду по четко намеченной, проторенной дорожке, как всегда и делала. И никогда не решусь поменять свою жизнь на то, что я действительно хочу. Там работают знакомые мне люди, но я слишком люблю свободное творчество – возможно, академическое образование не для меня. И вместо поступления на факультет с большим конкурсом и популярной специальностью, я подаю документы на схожую, но гораздо менее популярную специальность – не хочу выходить на конкуренцию. Не считаю себя к этому достаточно способной».
Андрей, 22 года. Его специальность – лесное дело; он отчислился из университета в конце четвертого курса, но восстановился через пару месяцев. «Долгов было немерено, и тут уж стоял выбор: либо ухожу сам, либо меня отчисляют принудительно. Я и сейчас, восстановившись, тяну долги за собой. Курса с третьего я физически не мог заставить себя пойти на лекции: мне казалось, что мое время уходит впустую, утекает в какую-то черную дыру. Конечно, было несколько интересных предметов и прекрасных преподавателей, но в целом – тоска. Сфера лесной промышленности в России не имеет никаких перспектив».
Сейчас он числится на заочном, а сам работает в столярной мастерской. Андрей из тех людей, о ком говорят, что у них золотые руки. Он справится с чем угодно: может табуретку сделать, может – ремонт, может – украшение из слоновой кости; в мечтах – открытие собственной мастерской. Андрей никогда не будет работать по специальности. Он получит «корочку» и продолжит заниматься делом, которое, в общем-то, не требует наличия высшего образования.
Мария, 17 лет. Идет на золотую медаль и красный аттестат. За отличную успеваемость расплачивается свободным временем, сном, нервной системой и общением со сверстниками. Маша живет под жестким давлением родителей, возлагающих на нее большие надежды и перекладывающих на ее плечи собственные несбывшиеся планы. Мария поступает на экономический. «Это стабильность, универсальность, уверенность в завтрашнем дне». У самой Маши нет увлечений: «Я не нашла себя». Да и как может найти себя тот, в ком с раннего детства задавили желание к живому поиску?
Статистка и размышления
По статистике, каждый пятый российский студент твердо уверен в том, что не пойдет работать по специальности, среди выпускников вузов лишь 40% нашли работу в соответствии с дипломом.
Для человека в 18 лет выбор дальнейшего жизненного пути практически непосилен. Но его приходится делать – в результате молодые люди попадают в крепостную систему российского высшего образования, и мы получаем миллионы несчастных, неудовлетворенных своей жизнью людей, занимающих не свое место. Понятно, что невозможно изменить молодежь, заставить 18-летних принимать не спонтанные, а обдуманные решения. Значит, нужно изменить систему, сейчас катастрофически ограничивающую их возможности и свободы.
Что делать? Ответы умных людей
Проблема – в консервативности нашей системы образования. А решение проблемы – в изменении этой системы по лучшим западным образцам. Так считает Даниил Александров, декан Санкт-Петербургской школы социальных и гуманитарных наук НИУ ВШЭ СПб. Вот что он рассказал «Городу 812»:
«Российское высшее образование находится в маразматическом состоянии преувеличенной специализации; детализация номенклатуры образовательных специальностей чудовищна. Вузы вообще не должны готовить людей по точной специализации, затачивая специалиста для узкой специальности. Предприятиям надо брать на практику лучших студентов независимо от узкой направленности полученного ими образования: если человек хорошо учился, он способен и энергичен – он все освоит на месте.
Сверхспециализация наших вузов в конечном итоге создает совершенно бессмысленную ситуацию. Сейчас у людей есть ощущение, что весь мир открыт – и это правда, – поэтому они делают выбор, а по прошествии некоторого времени обнаруживают, что хотели бы заниматься совершенно другим делом, но выясняют, что свободы они лишились. Из-за надуманной, преувеличенной специализации у студентов практически невозможно поменять специальность.
У нас абсолютно крепостная система: раз уж попал сюда, четыре года будешь мучиться. Там, где у людей есть возможность выбора, падение настроения и энтузиазма всегда существенно меньше.
Западная система высшего образования, гарантирующая свободу выбора учебных курсов, устроена самым правильным образом. Наши же вузы настолько консервативны, что никто не готов отказаться от системы специализации.
Возможно, что несколько вузов в какой-то момент решат эту проблему путем введения существенной свободы выбора студентов и будут продвигать более общие программы. Эти вузы будут на переднем плане – в том числе и мировой науки. Таких учебных заведений будет десять или двадцать на всю страну, а остальные так и будут жить по-старому и продолжать производить специалистов по узким старым направлениям».
Мария Шумилова
