Прошло более полугода с тех пор, как открылась новая станция метро «Спасская» (7 марта 2009 г.). По истечении месяца с момента открытия планировалось собрать компетентный совет в составе – лучшие петербургские лингвисты, Всемирный клуб петербуржцев, четыре последних главных архитектора города, авторы доски и пр. Чтобы решить принципиальный вопрос – стоит ли исправлять ошибки на памятной доске в честь петербургских архитекторов, установленной на станции. В частности, добавлять еще одно «р» к и без того красивой фамилии «Монферан». Совет так и не собрался. Поэтому ничего и не исправили.
Иван Уралов, один из четырех авторов художественного оформления станции и, в частности, “шрифтовой композиции”, ошибочно воспринятой петербуржцами как мемориальная доска, провел исторические изыскания, из которых становится ясным (даже для него самого), почему фамилии архитекторов на станции “Спасская” написаны так, а не иначе. Меньше всего в этих изысканиях говорится о том, кто больше всех взволновал петербуржцев – автор Александрийского столпа.
– Имя Анри Луи Огюста Леже Рикара де Монферрана в части источников упоминается в написании с двумя буквами “р”, как “Монферран”, а в части источников с одной буквой “р”, как “Монферан”, – рассказывает Иван Григорьевич.
– Конечно, в большинстве книг весьма компетентных авторов по истории архитектуры он пишется через два “р”, но в ряде книг, не менее серьезных авторов – через одно. В сущности это вопрос транслитерации. Мы послали запросы по поводу Монферрана лучшим лингивистам Петербурга и во многие профильные институты, и хоть бы один человек ответил! Если компетентные люди докажут, что нужно добавить одно “р”, мы с удовольствием это сделаем. Это не займет много времени и труда. Более того, мы даже очень заинтересованы в этом. Однако никто из специалистов не взялся помочь нам, а, не будучи уверены, мы ничего исправлять не можем.
Как рассказывает Иван Уралов, все четыре автора доски – Сергей Репин, Василий Сухов, Никита Фомин и сам Уралов (между прочим, все четверо – заслуженные художники РФ, лауреаты госпремий, профессоры, а Репин еще и академик), подготавливая текст доски, писали Монферрана все время по-разному, неоднократно обсуждали этот вопрос, однако к единому мнению так и не пришли.
– В итоге “Монферан” написано сознательно?
– Я не могу припомнить момент, когда коллективное бессознательное перешло в коллективное сознательное или наоборот.
Подобных примеров в истории немало. Сказочник Hofmann вошел в русскую историю как Гофман, а артист кино с точно такой же фамилией – как Дастин Хофман, хотя на самом-то деле в русском переводе их обоих следовало называть Дворниками (от немецкого – hof – “двор”, mann – “человек”). При этом никто не пишет Хофманн и Гофманн. Зачем повторять “н”, если это ничего не добавляет ни к звучанию, ни к сути. За идиотов всех считать? Также и с Монферраном. Зачем рычать? Он что, похож на тигра?
Для общественности, однако, вопрос остается спорным, и пока кто-нибудь, кроме четырех авторов доски, им не озаботится, все будет так, как есть. Однозначно только одно – по-французски знаменитый архитектор пишется как Auguste de Montferrand. При транслитерации какие хотите буквы – такие и выкидывайте. Я для себя такой вариант выбрал – Август Ферра. В этом и что-то французское есть, и римское, что как нельзя лучше подчеркивает сущность архитектора – классициста и в то же время его происхождение.
На втором месте по обсуждаемости стоял Жан-Батист Вален Деламот, упомянутый на доске как просто ДЕЛАМОТ. Большинство петербуржцев решили, что это тоже опечатка. Ан нет! – говорят создатели доски. Почти все имена и фамилии архитекторов умышленно сокращались, так как в противном случае они просто не влезли бы на доску или влезли ценой уменьшения шрифта, что воспринималось бы как скопище тараканов на стене, что, согласитесь, не очень органично для столь удавшейся в архитектурном плане станции. Ни одно из сокращений не производилось бездумно, случайно или в результате окончательно не вынесенного приговора. Так если бы мировая общественность решила, что Жан-Батист – мот (что похоже на правду, если читать его биографию), так бы и написали МОТ. Но пока что она так не решила. В протоколе заседания Совета Академии художеств от 12 февраля 1775 года записано: “уволить господина адъютант-ректора Деламота из Академии по его желанию с наступающего 1 числа июня”. Могло ли это быть ошибкой? Вряд ли. В трудовых книжках ошибок не делают. А Указ от 22 мая 1761 года гласит: “Гостиный двор строить о двух этажах и таким манером, как на сочиненном архитектором Деламотом плане назначено”. Гораздо реже, хотя и правильнее с учетом происхождения архитектора, его называли по-другому: в 1766 г. академик Якоб Штелин писал о строительстве дворца графа Разумовского: “…поскольку в нем были обнаружены крупные ошибки, исправление было поручено французскому архитектору мосье Ла Моту”. Увы, такое написание не прижилось.
– Если императрица при жизни его и своей называла архитектора Деламот, почему мы должны называть по-другому? – вопрошает Иван Уралов.
В результате обсуждения был выбран не самый радикальный вариант: не Ла Мот, а Деламот. Довольно странная в России сложилась практика – правильным считается то, что привычно. Четыре уважаемых в Петербурге художника решили побороться с этим явлением, рискнув своей репутацией. Их пока никто не понял. Зато про довольно известных людей выяснилось много нового. Например, удалось вывести на чистую воду безусловно талантливого самозванца. Приблизительно в 1791 году Жан Франсуа Тома, родившийся в Париже в небогатой семье мелкого буржуа Франсуа Тома, стал выдавать себя за дворянина, прибавив к своему имени фамилию Де Томон. Подробнейшим образом этот факт из жизни Тома Де Томона описаны в книге историка архитектуры В. К. Шуйского “Зодчие Санкт-Петербурга XIX – начала XX века”. Фигурант везде упоминается одинаково как Де Томон, и так он и вырублен на станции “Спасская”, только крупными буквами ДЕ ТОМОН.
– Написано не “Детомон”, а “ДЕ ТОМОН”. К сожалению, промежуток в написании между ДЕ и ТОМОН действительно несколько мал, что приводит к некоторому впечатлению слитности. Эта графическая небрежность, возникшая при вырубке текста, к счастью, легко устранима и, несомненно, будет устранена, – поясняют авторы украшения Репин, Сухов, Фомин и Уралов, объединенные в творческий коллектив “ФоРУС”, название которого расшифровывается очень просто For Rus. (“Все для России!”). Заметьте, и здесь одна буква “р” выкинута, что концептуально.
С остальными архитекторами вообще все очень просто. Просвещенная публика, следуя характерной для русских привычке уконтрапупить (см., например, рассказ Шукшина “Срезал”), постаралась найти в доске максимальное количество ошибок. Но и авторы оказались не лыком шиты. Ответы на остальные вопросы, возникшие у публики:
1. Фамилия братьев Квасовых (Андрея и Алексея) вырублена в единственном числе, потому что степень влияния на петербургскую архитектуру Андрея не идет ни в какое сравнение с влиятельностью Алексея.
2. Николай Бенуа и его сын Леонтий Бенуа так же, как И. А. Фомин и сын его И. И. Фомин, записаны отдельно в разные части доски, потому что работали в разные эпохи. Какое значение имеют родственные связи, когда создается вечность?
______________________________________________________________
Комментарий специалиста:
Яна Шенессо, русский специалист по французскому языку, работающая во Франции:
– Auguste de Montferrand на русском принято писать как Огюст де Монферран. Au по-французски произносится закрытым о, так и транскрибируем. t в такой позиции не произносится, поэтому и не транскрибируем. Что касается вопроса про удвоенные согласные, то он самый противоречивый. Твердого правила нет, разнобой. Если говорить о произношении: во французском удвоенные согласные произносятся как одна, а вот в русском – удваиваются или удлиняются, по крайней мере.
Тем не менее, есть тенденция (цитирую по учебнику перевода В. Г. Гака, куда уж авторитетней): сдвоенные согласные в положении между гласными передаются на русский двумя согласными (случай с Монферраном), а на конце слова или перед согласной пишется только одна буква, например: Laffitte – Лафит, La Mettrie – Ламетри, Cotton – Коттон.
