Прошедшая перепись населения вызвала у переписываемого населения – главным образом – недоумение. Зачем? Для чего? Но прошла вроде бы довольно гладко. А, между прочим, так было не всегда. Скажем, перепись 1937 года обернулась трагедией.
Кому считать?
Сама история российских переписей не предполагает, что у населения должен возникать особый энтузиазм. Впервые переписать жителей решили монголы в XIII веке, чтобы четко назначить размер дани. С начала XVIII века, с Петра I, стали проводиться ревизии. С теми же целями – установить размер податного налога. О достоверности ревизских “сказок” можно судить хотя бы по поэме Гоголя “Мертвые души”.
В либеральную эпоху Александра II встал вопрос о всеобщей переписи. Чтобы было, как в Европе. Повод, правда, нашли чисто российский – введение всеобщей воинской повинности. Надо же знать, кого и в каком количестве призывать.
Главным лоббистом всеобщей переписи выступал географ и статистик Петр Семенов-Тян-Шанский. Дело казалось ему не слишком сложным. У нас, уверял он, будет проще, чем в Европе, потому что крестьяне привыкли подчиняться начальству. Наивный путешественник не учел, что крестьяне привыкли также безбожно это начальство обманывать.
Вопрос решался – согласно российским традициям – не быстро, почти четверть века. Наконец, первую всероссийскую перепись населения назначили на 28 января 1897 года. Перепись, по тогдашним западным образцам, проводилась в один день. Руководил процессом подготовки и проведения переписи Главный переписной комитет, чисто бюрократическое учреждение. Общественность оказалась отстраненной от руководства, что вызвало протесты. Впрочем, довольно вялые. В каком-то смысле правительство можно понять. Привлеки прогрессивную общественность – и уж она бы не упустила случая покричать о печальной участи населения, изнывающего под гнетом самодержавия.
В итоге общественности осталось только поплакать, как отвратительно организовано дело. Надо сказать, основания к этому были. Счетчики оказались в массе своей неподготовленными и некомпетентными. Набирали, кого попало. Хотя встречались и вполне приличные люди. Например, Антон Чехов, который в письмах обрисовал свои впечатления. “У нас перепись. Выдали счетчикам отвратительные чернильницы, отвратительные аляповые знаки, похожие на ярлыки пивного завода, и портфели, в которые не лезут переписные листы”. “Земские начальники, которым вверена была перепись в уездах, вели себя отвратительно. Они ничего не делали, мало понимали и в самые тяжелые минуты оказывались больными”.
Киргизы-католики и московские калмыки
Кроме того, вопросов было слишком много для неграмотной и некультурной страны. Изначально – 14: 1) имя, 2) семейное положение, 3) отношение к главе хозяйства, 4) пол, 5) возраст, 6) сословие или состояние, 7) вероисповедание, 8) место рождения, 9) место приписки, 10) место постоянного жительства, 11) родной язык, 12) грамотность, 13) занятие, 14) физические недостатки. Потом добавили еще несколько, в том числе о воинской повинности, что делало перепись в глазах населения чисто полицейским мероприятием.
Проблемы возникли с вопросом о вероисповедании. При тогдашней политике преследования старообрядцев трудно было ожидать от них правдивых ответов. Кое-где власть и сама постаралась, чтобы исказить картину. В украинских и белорусских местностях с униатским населением решили у людей про веру не спрашивать, а брать данные у местных должностных лиц. Иначе “перепись могла бы только укрепить упорствующих в их заблуждениях”. Так что данные о вероисповедании – весьма сомнительны. Перепись зафиксировала 2,17 млн раскольников и сектантов, а, по сведениям специалистов в этих вопросах, их реальная численность достигала 14 – 15 млн.
Обработка данных была возложена на Центральный статистический комитет (ЦСК). “История разработки есть поучительное повествование о том, как не следует разрабатывать переписного материала”, – писал сотрудник этого комитета Котельников. Листы передавались барышням, “в большинстве случаев мало развитым и малообразованным”, которые шифровали показания для перфокарт. Карты потом подсчитывались на электрических счетных машинах американского инженера Холлерита, который заработал на российской переписи $67 571.
Шифровали – как Бог на душу положит. К примеру, крестьяне не умели отличать главного занятия от побочного. Перепись проходила в январе. Зимой массы крестьян находились на сезонных работах в городах. Их отмечали то земледельцами, то рабочими. Но чаще – тогда в моде был марксизм – пролетариями. Россия превращалась на бумаге в развитую индустриальную державу.
С машинами Холлерита тоже поначалу обстояло неблагополучно. Ими заведовал некий старший редактор Аленицын. Он ввел режим строжайшей секретности, никого к дорогостоящим аппаратам не подпускал. Потом приехали американские специалисты, и выяснилось, что Аленицын просто не умеет этими машинами пользоваться. Его погнали. Но процесс явно затягивался. Тогда начальник ЦСК принял мудрое решение: перевести барышень-шифровальщиц с поденной оплаты на сдельную. Так дешевле и быстрее. Барышни стали брать работу на дом, перепоручать ее всем, кто под руку попадется. Показатели выросли до стахановских. Но через пару лет обнаружилось, что киргизы в России католического вероисповедания, а французы – православного. Что в московской губернии массами кочуют калмыки. Редакторы исправляли абсурд по-простому: кочующих калмыков заменили на православных крестьян.
Так или иначе, за 8 лет результаты обработали и издали. Как писал Котельников, “труды отдела переписи навсегда останутся сборником цифровых данных, имеющих весьма сомнительное значение для статистики России”. Что, впрочем, не мешает историкам этими данными активно пользоваться.
Размножаться по-социалистически
Следующую всеобщую перепись провели только в 1926 году. Она проходила в спокойной деловой обстановке. Партийная верхушка в это время грызлась за власть, и ей было не до статистики с демографией.
Очередную перепись запланировали на 1932 год, по итогам первой пятилетки. Но итоги были таковы, что результаты переписи вызывали опасения. Ее постоянно откладывали, но все-таки назначили на 6 января 1937 года. Всех жителей переписали за один день – единственный раз в истории Советского Союза.
Руководство страны объявило перепись важнейшим политическим делом и всячески в него вмешивалось. Журнал “План” писал, что “переписной лист тщательно редактировал лично тов. Сталин”. Видимо, так оно и было. Генсек отнесся к переписи крайне серьезно. Скажем, для улучшения демографических показателей он за год до мероприятия, в 1936-м, запретил аборты.
Статистики оказались в трудном, почти безвыходном положении. Никого не интересовала объективная картина. Как в пятилетнем плане, показатели были заданы заранее, в постановлениях съездов и речах тов. Сталина. Именно они были непреложной истиной.
Еще в 1934-м, на XVII съезде партии, Сталин объявил, что в СССР проживает 168 млн человек, а к 37-му будет 180 млн. Считалось, что повышение уровня жизни ведет к повышению деторождаемости. Как несколько брутально заявил Сталин на совещании передовых комбайнеров и комбайнерок, “население стало размножаться быстрее, чем в старое время”. Ему подпевала газета “Правда”: “Богатеющая наша страна дает прирост населения куда больший, чем капиталистические страны, но это приводит ко все большему богатству, а не к нищете”. Ожидались “бурный рост”, “грандиозные сдвиги” и “величайшие победы” в области грамотности и образования.
Первые же результаты повергли руководство в шок. Уже 10 января на имя начальника Центрального управления народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ) Ивана Краваля пришла телеграмма с Украины: “Результаты переписи по УССР… делают этот материал совершенно секретным”.
Статистики насчитали в СССР 162 млн. Меньше, чем 168 млн, о которых говорил Сталин в 1934-м. Наибольший прирост – в Карелии, Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Это еще можно было обосновать: за счет индустриализации, а не за счет зэков и ссыльных. Но колоссальную убыль населения на Украине и в Казахстане, кроме как коллективизацией и голодом 1932 – 1933 гг., никак не объяснишь. По сравнению с 1926-м украинцев стало меньше на 5 млн – на 15%. (К вопросу о том, был ли Голодомор геноцидом украинского народа.)
Не вселяли оптимизма и другие данные. В середине 1930-х было объявлено, что неграмотность в СССР полностью ликвидирована. Ожидался 100%-ный показатель. На поверку вышло 86% грамотных у мужчин и 66,2% у женщин. И это при крайне низком критерии: грамотный – кто умеет читать по слогам и написать свою фамилию. С уровнем образования – еще хуже. Среднее имели 4,3%, высшее – 0,6%. Очень далеко от прогнозов.
Совсем беда – с вопросом о религии. С единственным вопросом, который вызвал у населения негатив. Удивительно, но зафиксированы даже случаи пассивного сопротивления. (В 37-м!) В Белоруссии женщины демонстративно отказывались отвечать, закладывая в рот платки. По всей стране ходили упорные слухи, что верующих будут сажать или – в лучшем случае – ссылать. Бывало, что компетентные органы проводили разъяснительную работу, и верующие переписывались в атеистов. Но даже в таких условиях неверующими признали себя только 43% взрослого населения.
А уж всевозможных неприятных мелочей, вроде того, что госаппарат за 11 лет вырос в 5 раз, и не перечислишь.
Троцкистско-бухаринская банда
Факты, конечно, упрямая вещь, но не такие, которые даже опубликовать неловко. Пришлось искать выход.
Краваль попытался отстоять правильность полученных результатов, но в мае его отстранили от работы, а летом арестовали. Организаторов переписи обвинили в преднамеренном недоучете населения и в других, более мелких грехах. В августе обвинения приняли уже политический характер – “вредители”, “враги народа”, “троцкистско-бухаринские шпионы”.
Преемник Краваля Иван Верменичев строжайше запретил разглашать результаты переписи. Пытаясь найти выход из положения, он решил подкорректировать, то есть попросту сфальсифицировать, данные. В ЦУНХУ придумали, что переписчики недоучли 4% населения, и довели численность до 168,5 млн. Больше, чем сталинские 168 млн. Украине “подбросили” 1,77 млн.
Но и в подкорректированном виде перепись не устроила руководство страны. 25 сентября 1937 года Совнарком признал результаты “дефектными” и решил провести новую перепись в 1939-м. Многие десятилетия о материалах переписи 37-го никто ничего не знал. Только в конце 80-х в Центральном архиве народного хозяйства обнаружили и рассекретили несколько десятков таблиц (всего их планировалось более миллиона.)
Репрессии начались еще в марте 1937-го и продолжались весь год. Первыми были арестованы начальник Бюро переписи населения Олимпий Квиткин, его заместитель Лазарь Бранд, замначальника отдела населения и здравоохранения Михаил Курман, большинство начальников отделов ЦУНХУ. Репрессировали руководителей статистики РСФСР, Казахстана, Украины, многих начальников областных УНХУ.
Краваля и Квиткина расстреляли. Фальсификации не спасли и Верменичева: в декабре 1937-го он был арестован и расстрелян. Сталин вообще не доверял статистикам. Из шести руководителей статистического ведомства 1918 – 1938 гг. расстреляны пятеро.
Зато перепись 1939 года показала 170 млн жителей. За два года “Большого террора” население Страны Советов “увеличилось” на 8 млн. Ну, а дальше переписи пошли как по маслу.
Переписи 1897-го и 1937-го – каждая по-своему – отражали свою эпоху. Сначала – невинная борьба бюрократии и общественности. Потом – деспотизм и самодурство тоталитарного режима. Что отражает нынешняя перепись? Эпоху суетливого застоя. Когда чего-то делается потому, что должно же чего-то делаться.
