Эрик Джонсон, консул по вопросам прессы и культуры Генкосульства США, впервые побывал в СССР в 1979 году – школьником, а затем провел семестр в университете в 1983 году – изучал русский язык. Перед его глазами прошли все перемены в истории страны, и, как в свое время первый американский посол, а затем 6-й президент США Джон Квинси Адамс, он может констатировать: жить в России всегда было дорого. Своим взглядом американца на Россию с небольшим гастрономическим уклоном он поделился с «Городом 812».
– Зачем вообще молодому американцу в 70-х годах учить русский язык?
– Я хотел читать в оригинале русскую литературу – Толстого и Чехова. По Чехову писал дипломную работу. Но после того как впервые побывал в Советском союзе в 1979 году, стал больше любить Булгакова.
– Это советская действительность на вас так повлияла?
– Наверное. Мои русские друзья говорили, что СССР – страна чудес. А чудеса лучше всего получаются у Булгакова. Но вообще я думаю, что Толстой и Достоевский – это две стороны русской души. У Толстого ожидание, что все будет лучше. А у Достоевского – наоборот. Недавно Сорокин написал пьесу “Достоевский-трип”: там делают наркотики в стиле каждого писателя. Хочешь почувствовать себя героем Хемингуэя, например, съел – и почувствовал. Но все хотят Достоевского, а это смертельно. Вообще человеку, родившемуся на Западе, труднее понимать Достоевского, чем Толстого.
– Разве в западной культуре нет пессимизма?
– Это стало характерно после Второй мировой войны. Обычно в США принято, что конец должен быть хорошим. Что надо на все смотреть с оптимизмом.
– А много вообще тогда было желающих учить русский язык?
– Да. Не знаю почему – может, потому, что это казалось чем-то запрещенным. Практически в каждом университете был факультет русского языка.
– И где потом можно было работать с таким экзотическим образованием?
– Можно было идти в армию, ЦРУ, преподавать в университете. Многие мои товарищи работали в Информационном агентстве США, которое организовывало выставки в Союзе. Но вообще людям просто было интересно. В Америке чаще, чем в России, получают одну специальность, а работают по другой. Я поступил в Колумбийский университет, чтобы стать советологом, но вместо учебы в нем стал работать поваром в ресторане, потому что я очень люблю готовить.
– А как вы смогли попасть в СССР как раз, когда его провозгласили империей зла?
– Была программа обмена студентами. 60 американцев ехали учиться сюда, и столько же студентов из СССР – к нам. Был большой конкурс.
– И как вам СССР на первый взгляд – понравился?
– Мы жили в общаге на Мытнинской набережной, этой общаги теперь нет. Эта общага считалась лучшей, и мы жили на лучшем этаже, но все-таки уровень комфорта был ниже, чем в студенческих общежитиях у нас. Однако здесь было интересно, интересные люди. В то время с американцами готовы были общаться либо люди из андеграунда, либо отказники – евреи, которые подали документы на эмиграцию. Все остальные боялись. Так что я ходил на “квартирники”, дружил с неформалами.
– А как вы их нашли? Неужели вас от них не оберегали?
– Наши контакты мы передавали из одного поколения в другое. Когда мы приехали, мы уже знали имена людей, которые готовы были с нами общаться. Я привез американский рок-н-ролл и поменял его здесь на советский.
– Вы видели много разных эпох в жизни этой страны. Какая из них интересней?
– Все интересно, потому что все постоянно меняется. Молодым россиянам уже трудно поверить, что когда-то за бананами была очередь. В начале 90-х жизнь здесь была сложная, но у людей были политические надежды. А сейчас мои друзья-неформалы, которым было трудно до перестройки, испытывают ностальгию по тому времени. Потому что тогда то, что они делали, было очень важно, они были главными действующими лицами, а теперь на них никто не обращает внимания.
– Чем теперь занимаются неформалы?
– Некоторые бизнесом, но есть те, кто до сих пор неформал.
– А что-нибудь в советской жизни нравилось?
– В СССР единственное, что не было в дефиците, – время. У всех было время встречаться с друзьями и болтать на кухне. А сейчас все чем-то заняты и времени на общение нет. Еще мне нравилось, что здесь более крепкая дружба. У нас, когда переезжаешь из одного города в другой, круг общения постоянно меняется. Это даже в языке видно. В Америки все просто друзья – friends, а в России есть знакомые, приятели, лишь часть из которых становятся потом друзьями. Еще, помню, я приехал на дачу к другу, и он с кем-то спорил по поводу яблок. Один другому доказывал, что яблоки с более освещенной части дерева слаще, чем с теневой. Я и не задумывался никогда, что яблоки одного дерева могут отличаться по вкусу – в США мало людей, которые что-то выращивают сами, все покупают в магазинах. Мне нравилось, что люди сами делали варенье на зиму. Думаю, теперь такого и в России тоже нет.
– Вы сами-то варенье делаете?
– Да, время от времени. Но не так, чтобы на всю зиму.
– Пребывание в России сказалось на ваших кулинарных пристрастиях?
– Из русской кухни мне нравится все, что связано с грибами. В Америке грибы тоже растут, но их никто не собирает. Я сам тоже не собираю, поскольку не приучен к этому и боюсь набрать поганок. Еще пельмени нравятся. Один наш бывший посол очень любил пельмени и очень расстраивался, уезжая отсюда, что в США купить пельмени невозможно. Когда я 25 лет назад учился в СССР, надо было ходить в столовку, но еда в столовке мне совсем не нравилась, она было однообразная. А когда я в третий раз пошел в столовку, я увидел, как там по плите ходил огромный черный кот, похожий на Бегемота. После этого я в общаге стал готовить для себя каждый день.
– И что вы готовили?
– Моя мама итальянка, и я готовил блюда итальянской кухни. Фриттату (итальянский омлет), пасту. В столовке можно было найти макароны, но в России их почему то все время переваривают. Здесь считают, что они должны быть мягкими. А в Италии макароны твердые – не совсем хрустящие, но они прилипают к зубам. Если правильно готовить макароны – это будет уже паста. 25 лет назад в своей общаге я открыл для друзей первую пиццерию в Питере. Когда не было дрожжей, я покупал тесто в кулинарии. Правда, потом исчез сыр, так что пиццерия временно закрылась. У нас рядом с общагой был магазин “Фрукты и овощи”, но фруктов там я не видел ни разу, а из овощей были картошка, свекла и капуста. Нужно было идти на рынок, но там все дорого – пришлось продать свои джинсы, чтобы покупать помидоры.
– Сейчас жизнь в России становится похожей на американскую?
– С той точки зрения, что человек, если у него есть деньги, может купить что хочет. И там, и там люди хотят иметь дорогие машины и есть суши в ресторане. Что не похоже: в Америке люди часто переезжают из одного города в другой, очень высокая мобильность населения. Говорят, рядовой американец как минимум 7 раз в жизни меняет город, в котором живет. А мои знакомые петербуржцы, у которых бабушки и дедушки пережили блокаду, хотят жить именно в этом городе. Хотя я замечаю, что сейчас в России начинается то же самое. Из Петербурга едут в Москву, из других городов – в Петербург.
– Да, но только в России эта тенденция в одну сторону – из периферии в центр.
– В США считается, что в маленьком городе жить лучше, чем в большом. Нет пробок, ниже преступность, жилье стоит дешевле, а уровень жизни не ниже. Много фирм сейчас переезжают из больших городов в маленькие. Хотя с точки зрения культуры в большом городе, конечно, интереснее.
Антон Мухин
