Все мои умные коллеги математики и физики были рыночниками. Но когда вожделенный Рынок явился, оказалось, что торговать им нечем. Однако лично мне все же удалось примазаться к торгующим. Моя бывшая однокурсница, главный специалист-информационщик издохшего проектного института, с горя занявшаяся челночным бизнесом, пригласила меня в верблюды — таскать за ней баулы со шмотками и играть небритыми желваками для отпугивания мелкого рэкета.
И оказалось, что жизнь не кончена в сорок пять лет — у меня вполне достало сил таскать мешки, брать штурмом поезда, спать вповалку на грудах сумок и греться спиртом, закусывая снегом. Так что мне себя было совсем не жалко, я ученым себя уже давно не ощущал, но судьба свела меня в одну команду с настоящими учеными, работавшими в электронной промышленности.
Выпускники физтеха и московского физфака, все с красными дипломами, все остепененные, а один между венгерскими свитерами и греческими шубами даже успел скататься в Англию с докладом о своем монокристалле, — вот их мне было действительно жалко: такие люди составляют цвет любого народа, чтобы создать этот человеческий тип, требуются два-три поколения и еще целый уклад, образ жизни, требуется целое сообщество, способное его воспроизводить. А если пытаться сохранять лишь выдающихся ученых, а не организм, который их порождает, то не сохранишь ничего: невозможно сохранить воспроизводство яиц, если зарезать курицу.
Но когда я рассказал о горестях моих ученых коллег по челночному бизнесу Илларионову, Андрей произнес очень сосредоточенно: электронная промышленность не балет. То есть, ежели она неконкурентоспособна, то и пусть загибается.
Именно Илларионов, пожалуй, одним из первых заставил меня осознать, что если и не вся электронная промышленность, то фундаментальная наука это именно балет, она существует прежде всего для красоты, для восхищения, для пробуждения гордости за человека.
Поэтому в первом же разговоре с Гайдаром я задал ему вопрос, какой он видит судьбу ученых не от мира сего в рыночной экономике. Тихих заводей прежней науки, где могли без забот выживать ученые-юродивые, жаль, ответил он, но ничего не поделаешь; к счастью, подлинные ученые комфорт ценят в последнюю очередь, и их-то государство вполне могло бы содержать достойно, проблема — как отделить именно их?
Но я уже давно понял, как – никак. Не отделять. Если человек закончил факультет, требующий огромного труда и особых дарований, нужно платить ему зарплату, чем бы он ни занимался.
Если он после всех многолетних трудов и мечтаний готов выбросить свою жизнь псу под хвост, — его дело, но таких сумасшедших не может быть много, и обойдутся они в сущие копейки.
А вообще, каждому обществу необходима своя Касталия – высокообразованная группа, свободная от власти и экономики, свободная от меча, серпа, молота и безмена.
Живущая и работающая для красоты.
Такие группы и создают точки роста, остальные – «практики», «прагматики» – их только утилизируют в своих целях.
Александр Мелихов
