Мне Москва город не чужой. Я два раза ездил туда работать. Первый раз – поднять деньжат. Поднял. Второй раз – сделать карьеру. Не сделал.
При этом Москва мне почти понравилась. Другое дело, что особой взаимности не обнаружилось.
Особенно со стороны людей. Говорят, москвичи – жлобы. Не знаю. Это что понимать под словом «москвич».
Помню, снял я квартиру. Хорошую квартиру. И место хорошее. Снял, так сказать, у лиц кавказской национальности. Живу, разумеется, без регистрации. Кто ж в Москве живет с регистрацией.
Через три дня заявляются менты. С ходу:
– Ваши документы.
Показываю госдумовскую ксиву.
– Все, – говорят, – хорошо.
Явно – вчера из деревни. Никаких прав эта ксива не дает.
– А с чего, – спрашиваю, – вы вообще-то ко мне пришли?
– Соседи навели.
«Вот, – думаю, – суки. Я еще и пошуметь-то не успел. Не бухнул тут ни разу».
То есть москвичи приезжих не любят. По большей части – ненавидят.
Но даже когда снисходят до разговора, то говорят с тобой каким-то отвратительным покровительственно-снисходительным тоном. С легким оттенком иронии.
– Ну и как вы там в своем Петербурге поживаете?
И сразу понимаешь, что никакой жизни в нашей глуши нет и быть не может. И боишься походить на деревенскую бабушку, к которой приехал городской внучек. И тоже спрашивает, как они тут поживают. А бабушка пускается в пространные рассуждения, какая дивная сморода уродилась этим летом. И ты со страху говоришь:
– Да ладно, кое-как. Не Москва, сам понимаешь.
Москвичи приезжих не любят. При этом сами все – приезжие. Мне, например, встретился только один коренной москвич.
Он с тихой грустью рассматривал меня.
– Насовсем небось приехал?
– Нет, – говорю, – я Питер люблю.
Он усмехнулся. Посмотрел с недоверием. Помолчал. Снова заговорил:
– Где квартиру собираешься покупать?
Я сначала даже не понял, о чем он. Я закачивал университет. Только что купил себе джинсы за сто пятьдесят долларов и чрезвычайно этим гордился.
– Давай рядом со мной, в Тушине.
Я не очень удачно пошутил про «тушинского вора» – Лжедмитрия II.
Теперь он не понял. Злясь на себя, я стал объяснять.
– Нет, – отвечал коренной москвич, – все равно не понимаю. Это какие-то ваши, питерские расклады.
Думаю, родиться коренным москвичом – уже трагедия. Человека везут из роддома прямиком в московскую квартиру. И жизнь сразу же теряет смысл. Даже не успев обрести.
Женщины? Их все равно уведут ушлые провинциалы.
Деньги? Они отвечают взаимностью только на страстную любовь. А страстно любить деньги не получается. Ведь они нужны, собственно, чтобы купить квартиру в Москве. А если она уже есть, да еще в пределах хотя бы третьего кольца – это вершина. Пик, с которого уже некуда шагнуть, как писал Бродский о Платонове.
Сама Москва, по сути, не город и не деревня, а площадка, на которой заезжие гастролеры борются за место под солнцем. Как Польша в атласах по истории – пятно, которое в разных направлениях пересекают красные и черные стрелочки. Взрослые дяди воюют.
Приезжие снесли московские дворики. Понатыкали идиотских памятников. Забили город машинами. Устроили суету. Оттеснили аборигенов в резервации в Бирюлеве и Южном Бутове.
А еще приезжие прогнали их любимого мэра (Лужкова). Между прочим, коренного москвича.
За что им после этого нас любить.
Глеб Сташков
