Online812 продолжает серию разговоров с петербургскими архитекторами о современной и будущей архитектуре Петербурга. Сегодня на эти темы размышляет руководитель архитектурного бюро «Студия 17» Святослав ГАЙКОВИЧ.
– Петербург сейчас – европейский город или российский?
– Вполне европейский, недостатки можно исправить, не наделать бы новых ошибок – это главное.
– Что надо исправлять?
– Обветшалость. Мы лечим фасады и то не везде, но это только поверхность. В мире есть хорошее понятие maintenance – постоянное поддержание имущества в порядке, это есть в любом европейском менталитете. Поэтому в Англии замки на окнах XIV века до сих пор функционируют. У нас проводятся кампании – подготовка к зиме, подготовка к лету.
Невостребованность качественного городского дизайна снижает требования и к архитектуре.
– Можно ли говорить о том, что существует некая особая современная архитектура Петербурга?
– Скажу – да, но с оттенком неуверенности. Влияние места опосредованно, оно проявляется в самых тонких подходах действующих мастеров, во взгляде через три столетия, использовании, может быть, микроскопических доз прошлого в новых произведениях. Современная петербургская архитектура на один грамм менее груба, чем глобализованная, чуть более насыщена деталями на единицу площади.
Но диссертацию на тему “Петербургский стиль” я бы не советовал защищать. Его нет, есть отличия в нюансах.
– Если у города внятная архитектурная политика в отношении объемного проектирования, например, решений фасадов?
– Заинтересованность есть, безусловно. Она определяется активностью городской публики. Другое дело, что у власти определенное понимание, что такое хорошо. Лучше всего – повторы, классицизм плюс немного барокко и модерна. Конструктивизм – слава Отечества, но оставим его в стороне. Получается, что современная эклектика – кредо градостроительной политики. У меня был такой опыт, грешен. Дом на улице Восстания, 8, выглядит совершенно незаметно.
Но даже тактичное здание на Казанской, 3, Рейнберга – Шарова вызывает у многих раздражение.
– Я бы сказал, что здание на Казанской сделано в стиле классического модернизма середины ХХ века?
– Согласен, но не нужно быть на острие ножа. Не думаю, что Петербургу показан, скажем, деконструктивизм.
– Что вам кажется удачным из созданного в последние 15 лет?
– Удачен гараж на Волынском переулке, дом на Фонтанке, 1, работы Мамошина. Весьма удачен скромный дом на 4-й линии Васильевского острова. Это постройка необыкновенного вкуса, к сожалению, чуть незаконченная строителями. Безупречен жилой дом Невский, 137, Евгения Герасимова.
Если от станции метро “Лиговский проспект” пройти сто метров по Транспортному переулку, то на правой стороне можно увидеть образец тактичной и одновременно очень современной торгово-офисной архитектуры.
Дом на Шпалерной, 60, работы Земцова украсил место, а не испортил, как принято считать. Комплекс повысил столичность района. Это стал серьезный урбанистический кусок с предельно масштабной архитектурой.
– Что значит “предельно масштабной”?
– Если строить ниже, чем разрешено, то Петербург будет проседать. Но милой комфортной Костромой ему все равно не стать. У нас капитальный столичный город, там, где можно строить 7 этажей, надо строить именно 7, а не 5 и не 12.
– А то, что дом Земцова на Шпалерной закрыл вид на Смольный собор, вас не смущает?
– Дом подхватил ось собора, и получился ансамбль. Кстати, здание на Почтамтской, 4, конечно, не шедевр, но вид с Малой Морской оно не ухудшило. Улица уходила в никуда. Другое дело, что надо было завершение дома придумать выразительнее.
– Неудачи?
– “Монблан” и “Аврора”. В первом случае я поучаствовал в попытках исправить 74-метровый “брусок”, но они были обречены. Автор “Авроры” Тимофей Садовский выиграл конкурс, с проектом, напоминавшим плывущий корабль с асимметричными надстройками. Заказчик довел проект до стеклянной московской высотки, уменьшенной в 2 раза. Градсовет смотрел работу четыре раза и не смог противостоять.
Зато удачно подхватил военно-морскую тему соседний явейновский “Линкор”.
– Что больше всего мешает вам реализовать себя – закон, заказчик или консервативная общественность?
– По части жилой архитектуры – санитарные нормы с псевдозаботой о потребителях. Зачем в нашем климате проникновение прямого луча солнца в такой-то день на время не меньше чем на столько-то часов? Застройка становится рыхлой, это совсем не то, что ограничение этажности и комфортность среды. Появляются дорогие по себестоимости трехкомнатные квартиры, которые никому не нужны.
– Вы автор трех известных объектов – отеля на Невском, 89, бизнес-центра “Толстой-сквер” и торгового центра “Атлантик-Сити” в Приморском районе. Первые два объекта не вызвали, по-моему, радости у общественности? А вы сами как это оцениваете – много было компромиссов?
– Без компромиссов не обойтись, но результат получился разный. Свою оценку опущу.
– Не кажется, что место “Атлантик-сити” в центре прибрежной части Приморского района с выходом к Финскому заливу требовало большей выразительности?
– Мы выиграли конкурс и реализовали конкурсное решение.
– Что нужно сделать, чтобы архитектурные конкурсы в Петербурге стали обязательными?
– Положение о конкурсах было принято в 2000 году, сначала оно перестало действовать по факту, а потом было отменено. Надо его восстановить. Сейчас государство проводит закрытые конкурсы с преобладанием западных архитекторов, а частные заказчики стремятся вовсе избавиться от публичности, проводя конкурсы по своим внутренним правилам. Все это плюс минимум архитекторов в жюри противоречит базовым европейским принципам.
– Допустим, конкурсы пойдут потоком, и жюри будет состоять из профессионалов. Но круг приглашаемых в жюри архитекторов узок, цеховые связи крепки, то есть конкурсы будут заканчиваться известным результатом?
– Надо раскошеливаться, приглашать в жюри архитекторов, прежде всего, из Северной Европы, стран Балтийского моря. Кроме того, надо возрождать открытые конкурсы, когда авторы проектов соревновались анонимно. Арка Дефанс – это итог соревнования двух сотен проектов.
– Но открытый конкурс – это бесплатное участие?
– Зато колоссальный стимул для начинающих архитекторов. Сейчас они сидят на вторых ролях в наших офисах.
– Нужно ли приглашать звезд, чтобы они построили по объекту-аттракциону для горожан и туристов?
– Приглашать надо на конкурсы, пусть поборются между собой и с российскими архитекторами на хорошо организованных конкурсах. Не имена будут делать будущую архитектуру, а проекты победителей.
– Какой вам видится будущая архитектура Петербурга?
– Прежде всего, применяющей самые продвинутые высокие технологии. Используя песок и дерево, можно стать притцкеровским лауреатом, но сформировать достойную новую архитектуру, сравнимую с продвинутой архитектурой развитых в технологическом отношении стран, невозможно. Это – первое.
Второе – если серьезно, то эта архитектура уже родилась. Она в поколении сорокалетних, молодых, но уже созревших специалистов зодческого дела. Они знают, чувствуют и видят, в чем погрешности и грехи нынешнего поколения творцов искусственной окружающей среды, они готовы выплеснуть свое понимание и знание будущего наружу. Готовы, если их не заклюют орлы смежных искусств.
Третье – опасность для архитектуры будущего в попытках разорвать интегрированную профессию на куски. Уже стало традицией отстранять архитектора от определения функциональных связей, расширяя поле деятельности технолога. Все реже архитектор остается главным лицом на стройке. Юные маркетологи, изучив результаты десяти-двадцати опросов клиентов о качестве жилища, воображают себя компетентными в планировке квартиры или дома – а заказчики ведутся.
И последняя мода: не мытьем, так катаньем извлечь у мастера концепцию проекта, а потом отдать ее непосредственно генподрядчику, у которого в штате третьеразрядные чертежники, готовые за кусок хлеба расчертить документацию для стройки.
