Сходила в Русский музей. Нет Серебряковой! Где Шагал? От Малевича – обрывки

Я – Клара Дмитриевна Петровская, экономист. Санкт-Петербург – мой город, Государственный Русский музей – мой музей с детства, т.к. мои родители считали, что человек должен знать культуру своей родины.

Сейчас по городу идет много слухов о реконструкции ГРМ. Я пошла посмотреть на постоянную экспозицию, и мне стало страшно за нашу культуру.

Русский музей – единственный национальный музей России, и все внимание Министерства культуры и правительства должно быть направлено на его сохранение и благополучие (вспомним, что Русский музей и создавали, и курировали российские императоры).

Я пришла в воскресенье – очередь у ворот – оказывается, «вешалка не справляется». Вошла. Разделась, вижу внизу 3 магазина. Почему не один, а место отдать под вешалку? Поднялась – еще 2 магазина. Зачем? Поднялась – там еще магазин – 6-й – на входе, и еще в корпусе Бенуа – 2 внизу и 1 наверху – 3 магазина. Всего 9 магазинов!

Я не знаю, кому они принадлежат, но порядки разные: в одних есть скидки для сотрудников, в других – нет, и нигде нет скидок на каталоги, которые сотрудникам-то и необходимы больше всего.

Дальше иду по залам 1-го этажа к любимому Федотову. Нет! Но был целый зал. Где Федотов? В зале висят безликие пейзажи. Зато зал Крамского, зал Перова, целый зал Соломаткина. Хватило бы одних «Славильщиков», чтобы показать эпоху.

А где Тропинин? Не было такого художника? Венецианов наверху, между колонн, автопортрет недоступен для общения, а Сорока тоже вне восприятия (кстати, там я нашла «Сватовство майора» – скромно!). Ну, Репин – 3 зала, щедро.

Ощущение, что сегодняшнее руководство музея совсем не чувствует потребности времени. Александр Иванов совсем исчез наверху, а как логичен  был Семирадский как продолжение Академии художеств. Старая развеска была и логичной, и научной, и осмысленной, а сейчас?!

Внизу по дороге в корпус Бенуа: нет Рериха – ну нет слов! Почему? Чем он провинился перед русским искусством?

В корпусе Бенуа тоже сюрпризы: нет Серебряковой! Она же традиция! Нет Шагала – где? Почему от Малевича жалкие обрывки? Ларионов – ни «Петуха», ни «Венеры». Ох! Кандинский – он же русский художник, великий в ХХ веке – одна картина.  И такие «почему?» и «где?» на каждом шагу. «Девятый вал» – есть картины, которые никогда нельзя вывозить, потому что это лицо музея.

Кроме этой недоброжелательной для Русского музея развески еще и отсутствие 100% освещения в залах. Кипренский – темно, Левицкий – темно, Врубель – темно, и т.д.

Есть залы, где отдыхаешь душой. Прежде всего залы Древней Руси, но очень жаль, что нет великолепного шитья – это же потрясающее искусство в России. Очень хорошо представлено прикладное искусство, просто блестяще! Новое искусство совершенно не интересно, есть же и сейчас прекрасные художники – почему  ГРМ их не покупает, они же уходят навсегда!

Вызывает большое негодование и техническое состояние музея. Рамы сгнившие – впечатление запущенности и равнодушия. Лекторий отправили в Михайловский замок на последний этаж – есть же две Кордегардии, легко доступные для слушателей. Видимо, руководство либо не понимает, либо у него иные цели, но какие?

Судя по слухам о реконструкции, лифты за счет залов, уборная вместо библиотеки, и всё требует колоссальных затрат! Инвалиды могут пользоваться памперсами, а не уборной на месте библиотеки – буквально в пределах экспозиции. Лифт есть в корпусе Бенуа, но, как мне сказали, он всегда закрыт.

Почему Эрмитаж справляется со всеми проблемами? Почему Эрмитаж имеет огромные помещения для фондов, а национальный музей не имеет и хранит картины в первом этаже корпуса Бенуа, где раньше была экспозиция советского искусства? Почему в Эрмитаже освещены все картины профессионально? Почему Пиотровский выступает по телевидению с достойными сообщениями о музее, о фондах и т.д.?

В Русском музее некому говорить с народом? Весьма прискорбно!

Клара Петровская

 

 

Комментарий к «наивным» вопросам

 

«Наивные» вопросы автора письма отмечают острейшую проблему, характерную для Русского музея сегодня: это лакуны в экспозиции, общее число которых и качество регулярно достигает критических отметок. В частности, Клара Дмитриевна не обнаружила на привычном месте «Девятый вал» Айвазовского – вместо него висит какой-то малозначительный морской пейзаж того же художника. Причина проста: всемирно знаменитый «Девятый вал» улетел в Японию на выставку. Это один пример из десятков.

Фактически постоянной экспозиции в Русском музее уже давно нет, картины – причем самые знаменитые – непрерывно летают по всему миру, а в самом ГРМ вместо них вешают второстепенные замены, извлекаемые из фондов.

Получается парадокс: люди специально приезжают в музей, иногда издалека, и хотят своими глазами увидеть то, что каждый знает с детства по иллюстрациям – картины Айвазовского, Левитана, Куинджи, Верещагина, Малевича, Кандинского, Шагала, – а знаковых произведений нет: они разбросаны по выставкам по всему миру. Это итог бурной деятельности Е. Петровой, заместителя директора ГРМ по научной работе.

Вот автор письма не увидела Малевича – а ведь коллекция его произведений, хранящаяся в Русском музее, уникальна по количеству и полноте. Где она? Куда улетел этот бренд русского абстракционизма? В Малагу, где находится филиал ГРМ, в Токио, в Нью-Йорк?

Предоставление картин на выставки – это источник внебюджетных доходов музея, и желание заработать побольше денег ликвидировало в ГРМ само понятие постоянной экспозиции. Она теперь формируется случайным образом из того, что не удалось куда-то отправить и на этом заработать. Экскурсоводы давно стонут, потому что заранее могут не знать, что окажется в зале, посетители недоумевают: ищут то, к чему привыкли, или то, что по каталогам должно быть в экспозиции, но найти не могут… Иначе говоря, баланс между постоянной экспозицией и выдачами на выставки давно и необратимо нарушен в пользу последних. Причина – алчность, та же самая, которая движет безумным проектом перестройки Михайловского дворца. От этой алчности, от возможности заработать на всем этом бесценном имуществе руководство ГРМ давно одурело. Причем на «выставкобесие» накладывается еще и очевидный непрофессионализм развески, теперь лишенной логики. Доминирует волюнтаризм.

С этим же связано и обилие магазинов по продаже книг и «сувенирки». Магазинов множество, потому что много владельцев: какими-то, например, как уверяют, владеет дочка директора ГРМ Гусева, другими – еще чья-то дочка, внучка, жучка… Все свободное пространство поделено на зоны интересов, выгодно используется каждый квадратный сантиметр. Действует все та же алчность.

Куинджи из зала №35

Между прочим, изучая сейчас проектную документацию перестройки Михайловского дворца, мы натолкнулись на любопытный сюжет. Он связан с залом № 35 на первом этаже, из окна которого хотят сделать дверь Д16 – 11-й выход из дворца на пожарную лестницу, пришпандоренную к западному фасаду здания (другое окно зала № 35 также собираются превратить в дверь – Д52). Естественно, никакой пожарной нужды в такой лестнице нет, эвакуировать инвалидов-колясочников через это окно-дверь практически невозможно, хотя в теории и предполагается, поэтому мы попытались понять, с какой все же целью делается еще один вход в Михайловский дворец. И возникла версия, согласно которой примыкающие к этому новому входу небольшие помещения, зачищенные от нынешнего содержимого,  можно будет сдавать в аренду.

И напоследок одно воспоминание. 23 августа 2018 г. я осматривал Михайловский дворец, готовясь написать очередную статью для журнала. В зале № 35 я сфотографировал картину Куинджи «Лунная ночь на Днепре», потому что именно на том месте, где висит это произведение, проектом предусмотрено проломать капитальную стенку, чтобы сделать дверной проем. З сентября 2018 г. в журнале «Город 812» (№ 16) была напечатана моя статья, в которой речь шла и о проломе в стене, и о картине. В ГРМ статью прочитали и сообщили, что картины уже на месте нет – уехала. Как потом оказалось, в Третьяковскую галерею, где 6 октября 2018 г. открывалась выставка Куинджи, ныне ставшая особо знаменитой. Это к вопросу о том, что теперь в Русском музее картины не висят спокойно на своих местах, по воле Е. Петровой они теперь кочевники, а чтобы их увидеть, надо ловить счастливый момент.

Михаил Золотоносов

 

 

«Может, что-то и спорно в письме. Но да – посетители не видят и десятой части картин Малевича»

 Комментарий к письму научного сотрудника отдела картинных рам ГРМ Оксаны Лысенко:

– Может, что-то и спорно в этом письме. Но да – магазинов тьма, лифт для инвалидов в корпусе Бенуа не работает. Что касается экспозиции – отдельная тема! Наши посетители не видят и десятой части картин Малевича. А между тем, именно ГРМ были переданы ВСЕ (за исключением нескольких, которые вдова оставила себе) работы Малевича, находившиеся в его квартире после смерти художника. Иванов, действительно, «потерялся» в академическом зале, а «Фрине» Семирадского (почти упирающейся в стены, пол и потолок) очень тесно на 1-ом этаже, ее и смотреть-то сложно.

«Девятый вал» должен быть внесен в список картин, которые нельзя вывозить (увы, такого списка в ГРМ нет). Его рама совсем несчастная – древесина пересушена, очень хрупкая, с конструкцией проблемы. Каждый раз сердце кровью обливается, когда раму снимают и разбирают. А рама – золоченая, с резным орнаментом – уникальная (!), созданная специально для картины (один из интереснейших примеров синтеза искусств). Николай I купил у Айвазовского картину вместе с этой рамой.

Почему в экспозиции ГРМ давно нет Тропинина – тоже загадка. Как представлен гениальный Вребель у нас и в Третьяковской галерее – нечего и сравнивать. В Третьяковке картины Врубеля висят в исторических рамах (у нас коллеги часть старых рам заменили на современный фабричный багет, который убивает живопись, в частности, «Шестикрылого Серафима»), с индивидуальным освещением, да еще и графика постоянно экспонируется, для чего созданы специальные условия.

 

Фото на заставке Интерпресс