Сказка о том, что ад пуст

«Ад пуст, все бесы здесь» (Hell is empty and all the devils are here) – эту фразу из «Бури» Шекспира цитируют часто. А недавно и Папа Римский Франциск в интервью итальянскому телевидению сказал, что ему хочется думать, что ад пуст. В ответ на чаяния Папы у многих возник вопрос: А где же Гитлер & Co? «Сказка» Александра Сокурова предлагает версию ответа на этот вопрос.

Не получивший прокатного удостоверения фильм был эксклюзивно и однократно показан минувшим летом на петербургском фестивале «Пример интонации» в культурном пространстве Севкабель порт.

Место действия фильма, сходное с атмосферой серии гравюр Пиранези «Воображаемые тюрьмы»,  не так четко определено, как сочли некоторые зрители, увидевшие Сталина и Гитлера в дантовых кругах ада. Возможно, это чистилище. Или сфера исторической памяти, обитатели которой, умерев, не могут уйти, упокоиться с миром, потому что их помнят. А возможно, это Нигде, поскольку царства мёртвых не существует.

  • «Сказка». Режиссёр Александр Сокуров. 2022.

Персонажи «Сказки» узнаваемы, а место их пребывания – нет. Высказывались разные версии локализации действия или бездействия фильма. Ад? Но нет никакого наказания, никаких мук, даже мук совести. Чистилище? Но мы не наблюдаем ни процесса духовного очищения, ни отсутствия смертного греха на душе. Лимб? Но он есть место пребывания не попавших в рай по независящим от них причинам, а перед нами отнюдь не некрещеные, ничего еще не совершившие младенцы, а люди, обремененные содеянным за свою долгую жизнь. Да и произведение А. Сокурова отнюдь не богословское, предполагающее христианскую топонимику.

На мой взгляд, атмосфера и локация фильма «Сказка» может быть обозначена как «пантеон» – феномен  вполне государственно-политический и историко-мемориальный. Понятием пантеона, безусловно, подразумевается акт сакрализации, но не вечных божественных сущностей, а исторических персон. Пантеон в Риме изначально был посвящен не сонму богов политеизма, а Юлию Цезарю. Он был задуман как святилище династической императорской власти Августа. Пантеон в Париже – это усыпальница великих философов, ученых, писателей, борцов за свободу Франции, храм государственного культа и посмертного поклонения им от имени «благодарного Отечества». Пантеон связан с культом посмертной славы, с поклонением мёртвым, в то время как истинные боги бессмертны. Они бессмертны в том смысле, что не умирают, а не в том смысле, что они живут в благодарной памяти после своей физической кончины. Пантеон содержит не небожителей, а обитателей подполья, крипты храма, замогильной сферы.

Вопрос о Боге остается открытым. Бога или нет, или умер, или махнул на нас рукой. Посмотрел и отвернулся. Давайте сами. В щелку врат рая подглядывает, на контакт не выходит, врата не открывает даже своему сыну. Так ведь Иисус никого и не спас, людские грехи не искуплены, история человечества бесконечно продолжается как неизбывный кошмар зла и богооставленности.

  • Всевидящее око. Кадр из фильма «Сказка».

Однако свято место пусто не бывает. И если Бог есть инстанция отсутствия или молчания, то на его место приходят земные боги – объекты языческого поклонения. На экране перед нами предстают один богочеловек и группа человекобогов – кто-то обожествлен как фюрер, дуче или Отец народов, кто-то в качестве лорда, поскольку этот титул совпадает с обращением «Господин», «Владыка», «Господь». Как заметил Виктор Гюго, в романе «Человек, который смеется», англичане, обращаясь к Богу, называют его «my Lord». Люди поддаются искушению Сатаны, сказавшему: «И будете вы, как боги». Только Бог – творец, а человекобоги от политики – сами лишь творения толпы фанатов, продукты земного идеологического культа, лишний раз доказывающие своим статусом, что короля делает свита.

  • Иисус Христос в склепе. Кадр из фильма «Сказка» А. Сокурова.

Не могу отделаться от впечатления, что мы смотрим какой-то другой фильм, не тот, что рождался в уме и воображении режиссера. С одной стороны, авторский замысел, то, что мы слышим из уст режиссера, не слишком ясно прочитывается зрителем фильма. С другой стороны, на многие зрительские интерпретации уведенного на экране А. Сокуров реагирует словами «не надо ставить мои образы на котурны», т. е. усматривать те смыслы, которые режиссер, снимая фильм, не имел в виду. Последнее, кстати, не означает, что их там нет. Давно стало аксиомой, что художественный текст богаче авторского замысла и что он обладает определенной автономной жизнью. Когда, увидев в фильме унитаз, критики пишут «привет Дюшану», то это не означает, что они разгадали авторский постмодернистский оммаж. Как говорится, иногда унитаз – это просто унитаз. Однако любое произведение позволяет не только вычитывать и усматривать авторские значения, но и вчитывать и всматривать свои.

  • Кадр из фильма «Сказка» А. Сокурова.

Можно сказать, что замысел режиссера и восприятие его фильма зрителями не встретились в силу специфичности историософии А. Сокурова, воплощенной в «Сказке» и других его фильмах. Об этом, например, свидетельствует часто высказываемое недоумение по поводу присутствия Уинстона Черчилля в компании тоталитарных вождей. Вопрос этот возникает в контексте политической истории. А создатель «Сказки» уточняет в сопутствующих фильму интервью, что политикой он не интересуется. Такое заявление обескураживает применительно к выбранным для фильма персонажам. Ну, допустим, режиссер видит историю как внеморальную и внеидеологичную. Действительно, гегелевский взгляд на историю как на воплощенный в ней мировой разум не обладает безусловной убедительностью. Если мораль, дух, мировые религии, политические идеологии не являются субъектами истории, то какая ее интерпретация нам остается? Старый вопрос о соотношении роли личности и роли масс. Не личности, которая может быть великой, а характера, который при этом может быть скверным, уточняет режиссер. Итак, суть авторского замысла, согласно собственному утверждению А. Сокурова, заключается в проблеме мужского характера. У известных исторических фигур характеры, конечно, имелись, однако у персонажей фильма характеры в художественном смысле полностью отсутствуют. Визионерский жанр это не психологическая проза. В загробном мире перед нами предстают тени знаменитых имен, известных исторических лиц без личностей, характеров, мотивов действий и решений, ведущие банально пустые, по кругу повторяющиеся речи. Мертвецы! А что нового с тобой может произойти, если ты уже умер?

В фильме «Сказка» нам явлено антропологическое и натуралистическое вИдение и видЕние истории. Оно альтернативно парадигме французской школы «Анналов», утверждавшей,   что история это не только история людей, но и история структур –хозяйства, политических институтов, менталитетов разных эпох, художественных стилей. Если историю делают большие дяди, а решающую роль при этом играет характер крупных политиков, то ключом к пониманию событий оказываются психо-физиологические особенности, гендерная и возрастная принадлежность, болезни, фобии, гормональные изменения, увлечения и хобби. Это специфический стиль режиссера. Он и про отсутствующего в «Сказке» Ленина снял в такой же манере фильм «Телец». Какой Ленин? Революционер, теоретик марксизма, создатель партии большевиков, организатор революции, идеолог Коммунистического интернационала, первый Председатель Совнаркома РСФСР? Нет, домашний и больной человечек.

Чем определяется выбор действующих лиц фильма? Кажется, что Александр Сокуров заворожен тем кругом персонажей, которые вошли в историю, в историческую память под своими именами, именами собственными. Это немногие избранные. Неважно, что они злодеи, зато протиснулись в некрополь селебритиз. А слава бывает и Геростратовой.  107 млрд человек, живших на Земле за всю историю человечества, и правда можно поделить на миллиарды живших анонимно для истории, забытых после смерти и на VIP’ов. С определенной точки зрения, последние правили миром, вершили судьбы людей, им принадлежит история, а они ей. О ноунеймах история, как правило, умалчивает.

  • Колышущаяся масса людей безликих. Кадр из фильма «Сказка».

Дурная бесконечность и монотонная бессодержательность посмертности, продемонстрированные в фильме «Сказка», наводят на жуткую мысль о том, что нет ни Божественного суда, ни человеческого однозначного выбора между проклятием или прославлением присутствующих в фильме лиц, ни суда истории. Вся эта бесконечная маята на экране разворачивается по ту сторону добра и зла. Режиссёрского приговора тоже нет.

Фильм поразительный. Он поражает бессобытийностью, беспристрастностью и безоценочностью, царящими в той сфере, в которую морально-религиозное и художественное сознание обычно проецирует идею Страшного суда. Неверное предположение некоторых зрителей, что действие фильма происходит в аду, объясняется не только тем, что не каждый человек разбирается в девяти дантовых кругах ада или может отличить лимб от чистилища, а еще и тем, что зритель невольно и напрасно предполагает, что фильм выносит диктаторам приговор.

Если опять же следовать авторской формулировке проекта фильма, его цель и задача заключались в том, чтобы показать, как данные исторические персонажи ощущали себя наедине с самими собой, реконструировать их самовосприятие, воспроизвести их самооценку изнутри их сознания, а не дать оценку извне. Ответ на вопрос «Кем были эти люди?» ищется в области загадки их внутреннего, а не в сфере очевидных и явных внешних последствий их присутствия и участия в истории. Поэтому автор фильма воздерживается от роли судьи, от квалификации преступлений. Он видит свою цель в ином. Однако попытка идти внутрь и вглубь наталкивается на некую поверхность банальностей и трюизмов, изрекаемых историческими персонажами. Вероятно, большинство реплик хроникально достоверны. К тому же творческое кредо А. Сокурова заключается в том, что самыми главными и важными вопросами являются самые простые из них. Наконец, все гениальное – просто. Последняя истина не реверсивна: не все лапидарное – гениально. Весь этот ореол величия и исторической значимости персонажей развенчан низведением их на обыденный уровень заурядных мыслей и чувств, ничего великого и высокого не содержащих.

Возможны две исторические и художественные стратегии – расчеловечивание жертв и очеловечивание палачей. Вторая из них подразумевает различные оттенки смысла. С одной стороны, интерпретацию девальвирующую: такие простые, ничтожные особи получили такие огромные возможности и власть, натворили страшных бед. Нет в них величия, велика лишь спровоцированная ими трагедия, а миром правят заурядности. С другой стороны, версия заземляющая и опрощающая: даже в палачах и тиранах можно увидеть людей, с похожими на наши слабостями и чувствами. Ничто или хотя бы нечто человеческое даже нелюдям не чуждо. Художественно смоделированный в фильме «Сказка» европейский пантеон ХХ века не в силах обнаружить личный источник влияния этих людей на ход исторических событий. Он организован как симбиоз их сакрализации и десакрализации.

Обычное «Сказка ложь, да в ней урок» меняется в фильме Александра Сокурова на правдивость сказки, не содержащей ни поучительности, ни морального урока. Идея поучительности истории очень распространенная, но совершенно фантастическая. История есть процесс объективных изменений и событий в жизни человечества, а не процесс педагогический или воспитательный. Согласно известному замечанию Гегеля, история учит лишь тому, что она никогда ничему не научила народы.

Елена Краснухина

На заставке: Сандро Боттичелли. «Круги Ада». Иллюстрация к «Божественной комедии» Данте. 1480 г.  Пергамент и цветные карандаши. Ватиканская апостольская библиотека.