«Вскую шаташася языцы, и людие поучишася тщетным» – «Зачем мятутся народы, и люди замышляют тщетное?»
Так риторически вопрошает Царь Давид в своём Втором Псалме, полагая ответ самоочевидным: «Предсташа царие земстии, и князи собрашася вкупе на Господа и на Христа Его». То бишь – мятутся цари и князья (а вместе с ними и их народы), поскольку хотят бросить вызов Господу и Помазаннику Его.
Как мы бы сказали сегодня, «переведя» с боговдохновенного на секулярный язык: бьются народы в амбициях, жаждая возвыситься над всеми вокруг и утвердить свою тотальную первосортность – или, как минимум, «первосортную уникальность».
Вот, собственно, и всё, что нужно знать о том, откуда, куда и почему течёт мировая история со всей её грязевой толщей и мутной пеной.
И даже совет Псалмопевца: «Так вразумитесь, цари; научитесь, судьи земли! Служите Господу со страхом и радуйтесь [пред Ним] с трепетом. Почтите Сына, чтобы Он не прогневался, и чтобы вам не погибнуть в пути вашем» – увы, не спасает. Потому как сознание своей правоверности лишь подливает розжига в костёр амбиций и жажд первенства, а отнюдь не смиряет. Точнее, смиряет перед Богом, но не перед другими «языцами», у которых – другие боги, но такие же точно амбиции и жажды.
Впрочем, строго говоря, «такие же точно», то есть первосортно-ориентированные, амбиции, всё же бывают разными. У имперских сообществ они – глобально-всемирные. У локальных сообществ – компактно-суверенные. В первом случае ристалища бывают по большей части силовыми. Во втором – духовно-материальными.
Но «первым сортом» не могут не жаждать себя считать все без исключения коллективы двуногих без перьев.
Все человеческие сообщества, если приглядеться к ним повнимательнее, – не более, чем бесконечные подвиды «группировок футбольных фанатов», пусть порой очень мощных и грандиозных – или, напротив, вполне «воздушных» и куртуазно-изысканных.
Так что метаться языцы будут ровно столько, сколько просуществует род человеческий. Вопрос (притом самый важный!) лишь в том – в каких именно формах, по каким правилам и с какими последствиями?
Как древние греки до Пелопоннесской войны – то есть в виде вполне зримых и осязаемых мирных Олимпийских состязаний?
Или же – как в ходе этой самой войны и позднее – в виде самоуничтожительных схваток за призрачно-неуловимое и недосягаемое имперское господство?
У каждого сообщества – своя неповторимая формула первосортности.
И нет ничего проще, чем предсказать будущее такого сообщества, – достаточно просто разгадать «формулу» его амбиций. И тогда сразу станет ясно, в какую именно стену и с какой именно степенью неистовости бьётся лбом тот или иной коллективно-исторический субъект. Что именно он хочет доказать этим биением – всем вокруг, но, главное, самому себе…
Даниил Коцюбинский
