Принято считать, что жанровое кино любят простые души, а авторское – возвышенные. Что боевиками и триллерами наслаждаются те, кто хочет развлечься, а медитациями на тему мироустройства – те, кто жаждет смысла. Однако на деле, если речь о сколько-нибудь взрослых и опытных людях, любое искреннее пристрастие – обычно лишь следствие усталости; так записной ловелас вступает-таки в брак, утомившись тщетой случайных связей, а верный супруг однажды пускается во все тяжкие, изныв от рутины и однообразия, и накопленной неугомонностью даст сто очков вперед помянутому ловеласу. То же и в кино
Поклонение Бергману – зачастую прямое следствие пресыщения “Крепкими орешками” в юные годы, а завзятые некогда эстеты скупают сборники DVD “Крутые боевики: 10 в 1”, ибо не могут уже глядеть, как два немолодых актера, одухотворенно взирая на щепку в бочке с водой, принимаются вдруг вполголоса цитировать Джона Донна…
Фильм Джона Кэррана “Стоун”, судя по всему, преследует хитрую цель: принести продюсерам блокбастеров еще много-много денег. Потому что, из простого человеколюбия, вслед за ним – на том же сеансе – надо бы сразу пускать “Рэмбо-V”. В качестве противоядия. Более отпетого артхауса в российский прокат, пожалуй, еще не выходило. Рядом со “Стоуном” фильмы Звягинцева – чудо витальности, остроумия и мастеровитости.
Тут впору подавать на авторов фильма в суд за недобросовестную рекламу – даже если считать за последнюю всего лишь титры. Роберт де Ниро, Эдвард Нортон и Мила Йовович: о чем и как может быть снят такой фильм? Вариантов немного; интеллектуальностью они, положим, не блещут, но два часа драйва гарантируют. Тюремная драма, в которой де Ниро – госслужащий, честный и скучный, пишущий отчеты о заключенных для комиссии по досрочному освобождению, Нортон – его психованный подопечный по фамилии Стоун, а Йовович – Стоунова жена, соблазнительная и беспринципная, готовая на все ради освобождения мужа (в том числе и на совращение Роберта де Ниро): не правда ли, расклад незамысловат и надежен?
Но сценаристу Ангусу МакЛахлэну и режиссеру Джону Кэррану пользоваться незамысловатыми раскладами, по их мнению, не пристало. Они делают фильм “со смыслом”. С подтекстами, намеками и символами. И под завязку набивают его рассуждениями о свободе воли, библейскими цитатами и спорами об иррациональных методах постижения высшего разума. Венчает же всю эту удивительную конструкцию изобретенная авторами религия Зукангор. Которая, на самом деле, правильная. А все остальные – не так чтобы очень. То есть Ангуса МакЛахлэна и Джона Кэррана они устраивают не вполне. С поправками.
Значит, так: жизнь наша – тюрьма, и это мы ее такой сделали. А за пределами тюрьмы – свобода, но мы ею не пользуемся и вообще ее боимся, потому что слишком закабалены правилами и догмами. Символ свободы – героиня Милы Йовович; она делает, что хочет, спит, с кем хочет, а то, что в результате ее муж выходит из тюрьмы досрочно, – так это не потому, что она соблазнила тюремщика, а потому, что поступала свободно, то есть хорошо, добро же вознаграждается.
Символ несвободы – герой Роберта де Ниро; он сделал жизнь жены невыносимой, потому что все время смотрел гольф по телевизору, а поэтому не имеет никакого права судить о других и ставить галочки в своих дурацких отчетах. И даже когда герой Нортона познает истину учения Зукангор (а оно, если вкратце, заключается в том, что надо слушать окружающие звуки и становиться божественным камертоном), а его жена открывает бывалому служаке восторг плотской искренности, – тому все равно не хватит духу вырваться за пределы своего мирка. Он даже приставит пистолет к виску Стоуна – а выстрелить не сможет. Знаете, почему? Внутренней свободы не хватит. Слабак чертов. Пенсионеришка.
Весь этот упоительный бред (а здесь рассказана лишь самая основная, малая его часть) написан и срежиссирован столь топорно и наивно, что вести речь о собственно кинематографической составляющей не приходится вовсе.
Разумеется, три ведущих актера работают так, как им и положено по статусу: честно, сосредоточенно и даже не без разнообразия. Но так как куцая авторская концепция – слишком узкая территория для любого из них (не говоря уже о троих, вместе взятых), то – незаметно для режиссера, но совершенно явно для зрителя – они попросту взламывают выделенную им клетушку изнутри; им для этого нужно всего лишь слегка “повести плечами”, то бишь изменить выражение лица на крупном плане. Нанятые в этот фильм, по-видимому, чтобы донести чудесные идеи авторов до возможно большего числа зрителей, – они самим своим присутствием отменяют эти идеи на корню. Просто потому, что играют больше положенного, и не могут не сыграть; каждый из них – куда крупнее идей безбрежной свободы Зукангора.
МакЛахлэну и Кэррану, видимо, невдомек: в искусстве есть лишь одна клетка, одна тюрьма, за пределы которой надо вырваться, – это бездарность. Им самим это не под силу, вот они и попросили трех мастеров посидеть вместе с ними за компанию. Те даже согласились. А потом немножко повели плечами.
